Столько слов я посвятила своему любимому городу и в поэзии и в прозе, но никогда не думала, что когда-нибудь употреблю название колыбели нашего рода в таком сочетании. Когда мой прадед (по ошибке, или сознательно) впервые вступил на землю Российской империи в одесском порту в 1878 году, то оказался почти в том-же Иерусалиме, в котором он родился, и из которого он прибыл.
С тех пор семья Ошеров разрослась и к 1941 году, если бы был адресный справочник жителей Одессы (наверняка и был в соответствующей организации), то потомкам и родственникам моего прадеда там пришлось бы отвести несколько листов мелким шрифтом.
Всё изменилось 22 июня 1941-го… Все мужчины в возрасте от 18 до 45 уже к сентябрю были на фронте. На фронт ушли и женщины- врачи и медсёстры. Всего род Ошеров отправил на фронт 42 человека, из которых живыми вернулись 16.
Даже мой папа, не достигший и 15 лет, в октябре, когда семья должна была эвакуироваться, исчез из города. Несмотря на бабушкины вопли и причитания, дед затолкал её с дочерью в повозку и тем самым спас от неминуемой гибели. И никто до конца войны так и не знал, что мальчишка ушёл в море с последними кораблями Черноморского флота, доплыв до рейда по осеннему морю, и спрятавшись в трюме. Все хотели верить, что любимый сын и брат жив, но за 4 военных года были выплаканы все слёзы и прочитаны все молитвы, а надежда увидеть его живым меркла на фоне похоронок и вестей о том, что случилось со всеми теми евреями, которые остались в Одессе, не успев эвакуироваться.
Когда в начале 1946 года мой дед смог впервые приехать в Одессу, то он не узнал родной город. И не только потому, что вокруг в руинах лежали здания, но и потому, что он не мог найти почти никого из тех, кого знал до войны, если это были евреи. А ещё он услышал как погибла его престарелая мать с его старшей сестрой и тремя детьми.
Их расстреляли во дворе того дома, где он рос. И стреляли не немцы, а украинские националисты. Они же и выискивали евреев по квартирам и убежищам. И на рукавах у них красовались повязки ОУН с той самой символикой, которая сегодня приветствуется в современной Украине под зигование патриотической украинской молодёжи.
Нет, мой дед и его семья не вернулись в Одессу.
Их квартира была занята соседом- украинцем, который ни дня не был на фронте по причине своего плоскостопия. И за четыре года его семья привыкла к еврейским постелям настолько, что уступать их не собиралась. Как и всё остальное, пусть и скудное имущество, но в послевоенные годы и большая кастрюля была роскошью. Теперь это была чужая кастрюля. И вместо гефилте-фиш в ней варились щи со свиными шкварками.
Даже возвращение папы с орденами и медалями не помогло решить проблему по выселению новоявленных хозяев. В отделе по расселению сидел совсем не юдофил, и первыми его словами были: «-О… звдки ж ти взявся? А говорять, що усх жидв перебили… Означае не усх?».
Не всех! Семья моего папы осталась в Киргизии. Там, где они нашли кров в страшные военные годы. Но многие евреи вернулись в Одессу. И в те 70-е и 80-е годы, когда я постоянно приезжала погостить к оставшимся редким родственникам, идиш можно было услышать на улицах и в скверах. И еврейские лица часто попадались среди прохожих.
Те евреи Одессы, что пережили эту страшную войну, родили новое поколение, с той же жаждой жизни, с тем же юмором и запасом любви, которое всегда отличало одесситов всех национальностей.
Вот мы и добрались до дня сегодняшнего.
В 90-е годы Одессу покидали евреи. Одни уезжали от экономических трудностей, другие решили попробовать свои возможности в новом мире… У всех были свои причины. Но некоторые оставались. И тоже по своим причинам. Причины были разными, но и уезжали не от страха и оставались без страха. Во всяком случае, никто не думал, что когда-нибудь придётся уезжать потому, что в Одессе снова станет опасно быть евреем.
До последнего времени только две семьи наших близких родственников оставались в родном городе- семья папиной сестры и её сына.
И вот меньше месяца назад, в разговоре с дядей я узнала, что они подали документы на выезд в США. В Израиль ехать побоялись, но дело не в этом, а в причинах, побудивших их принять такое решение.
После известного варварства сожжения и расстрела людей в Доме Профсоюзов в мае 2014 года, все мои попытки расспросить их об обстановке в городе, заканчивались отмалчиванием и переходом на темы здоровья и прочей житейской ерунды. Я видела по скайпу страх в глазах своих близких и понимала, что это симптом более глубинной проблемы: это не сиюминутный страх, это страх навсегда. Это ежеминутная неуверенность в завтрашнем дне. Но почти три года они жили с этим страхом, ничего не рассказывая и ничего не меняя.
Месяц назад дочка моего кузена, 17-летняя девочка, возвращалась домой по людной улице и на её пути оказались бравые хлопцы из тех, кто с удовольствием принимает участие в шествиях с лозунгами «юдэ, геть!». Красивая девушка привлекла их внимание именно своими иудейскими чертами.
Они начали с улюлюканья, окружили её, вырвали сумочку… Когда девушка попыталась вырваться и позвать на помощь, то ответом ей был хохот и бегство прохожих подальше от места, где издевались над человеком.
Я не буду описывать все подробности того, что пережила девочка только потому, что она родилась еврейкой, а на пути попались те, кого воспитали недобитые оуновцы- деды этих отморозков, когда-то расстрелявшие её родных на этих же улицах. Её спасло только то, что на глазах у многих, хоть и равнодушных, эти подонки побоялись совершить более чудовищные преступления. К менее чудовищным я отношу сломанную руку, избитое лицо и разорванную одежду.
Кто-то из прохожих всё-таки осмелился подойти к избитой девочке, когда стая ублюдков оставила свою жертву, и вызвал «скорую помощь».
Обращение в полицию не дало никакой надежды на то, что мерзавцы будут наказаны: «вы же даже их лица не запомнили, как мы их найдём?». А вокруг несколько отделений банков со своими видеокамерами, но никто не захотел искать тех, кто совершил это злодеяние.
И тогда мои родственники поняли, что ничего хорошего их уже не ждёт. Дальше будет только хуже.
Если такое возможно среди белого дня… если поумнели, пусть и такой страшной ценой, даже настолько инертные люди, как мои последние одесские родственники, то очевидно, что в течение считанных лет от Одессы не останется ничего, кроме названия, к которому можно будет добавить такое желанное для борцов за чистоту украинской земли: Judenfrei.
И на въезде в город можно будет смело написать: «Одесса- город свободный от евреев!»