Усталый раскаленный день дремал, В объятиях безжалостного зноя...

Усталый раскаленный день дремал,
В объятиях безжалостного зноя
От жажды беспощадной изнывал.

В тени кустов сирени под стеною
Спал ветер. Неподвижен, нем и глух,
Укрытый липкой душной тишиною,

Унылый воздух был тяжел и сух.
Завис в дрожащем мареве нерезком,
Лететь не в силах, тополиный пух.

Внезапно небо раскололось с треском
Изломанной дугой напополам,
И покатилось эхо перелеском.

Испуганно метнулась по углам
Разорванная тишь. Проснулся ветер,
Вцепился в гривы старым тополям,

Рванул сердито раз, другой и третий,
Завыл и, в пыль втоптав листву, затих.
И жаркой тишиной на белом свете

Запахло снова на короткий миг.
Но сине-огненных зигзагов пара,
Деля седое небо на двоих,

Сошлась над самым домом. От удара
Все всколыхнулось. Сумраком ночным
Накрылся полдень. От дневного жара

В мгновенье не оставив и следа,
В песок горячий струями вонзаясь,
Шальным потоком хлынула вода.

Скользя по пыльным крышам, растекаясь
Бурливыми ручьями по земле,
Лавиной ливня, от грозы спасаясь,

От молний, разгулявшихся во мгле,
Растрепанное небо вниз стекало.
А в вышине, как в адовом котле,

Смешалось все - сверкало, грохотало,
В безудержном безумстве распалясь,
Остатки туч на клочья разрывало,

Швыряя наземь в дождевую грязь
В неистовом и бешеном азарте.
Но скоро, видно, вдоволь нарезвясь,

Утихло, присмирело. Словно в марте,
С июньских крыш закапало, звеня,
И на безоблачной небесной карте

Улыбкой разноцветною маня,
Повисла радуга, влетев с разгона
В сиянье чисто вымытого дня.

В густом прозрачном облаке озона
Листву зеленый тополь полоскал,
А лето наблюдало удивленно,

Как луч из лужи синеву лакал.