Зейн вернулся к своей обычной работе. Он увидел мать, охваченную горем; та укачивала на руках умирающее дитя. Зейн торопился разобраться с клиентами - их накопилось очень много за время его забастовки - и все же не мог допустить, чтобы скорбящая мать страдала больше, чем это необходимо.

Зейн явился перед ней.

- Признай меня, о женщина! - тихо молвил он.

Женщина подняла голову - и ахнула в ужасе.

- Не бойся меня, - сказал Зейн. - Твой младенец неисцелимо болен. Он страдает, и ему не избавиться от страданий, пока он жив. Лучше освободить его от бремени бытия.

Женщина протестующе зашевелила губами:

- Ты… Ты не стал бы так говорить, если бы должен был умереть кто-то из твоих родных!

- Стал бы, - искренне ответил Зейн. - Я отправил в Вечность свою мать, чтобы положить конец её страданиям. Я понимаю твоё горе, и оно вполне уместно. Но твоё дитя - невинная жертва незаконного деяния…

Он не стал говорить о том, что она и так знала: ребёнок родился в результате насильственного инцеста и страдает врождённым сифилисом.

- Для него и для тебя куда лучше, что ему не придётся терпеть всех ужасов подобной жизни.

Её запавшие глаза обратились к нему. Женщина впервые начала воспринимать Смерть как друга, а не как неотвратимое возмездие.

- Так… так и в самом деле лучше?

- Лучше всего об этом сказал Сэмюэль Тейлор Колридж, - мягко ответил Всадник-Смерть, протягивая руку, чтобы забрать душу страдающего младенца.

- «Тебя не тронула тень зла - явилась Смерть благая, и розу в Небо вознесла, цвести в чертогах рая».

С этими словами Зейн вынул крошечную душу из тела. Он заранее знал, что эта душа отправится на Небеса: теперь он лучше разбирался в таких вещах.

- А ты совсем не такой, как я думала, - сказала женщина. Когда все было кончено, она отчасти обрела душевное равновесие. - В тебе есть… - она замялась, подыскивая нужное слово, - сострадание.

Сострадание… И внезапно все встало на место. Так вот каким качеством обладал Зейн! Вот чего недоставало всем его предшественникам! Приятно было осознать, что все промедления и нарушения правил, которые он себе позволял, на самом деле - не проступки, а благие деяния. Его клиенты были ему небезразличны. Даже на этой ужасной должности Зейн пытался пробудить все лучшее, что в них было. Теперь ему не стыдно признаться в этом. Он знал, что получил назначение на должность по причинам, не имеющим никакого отношения к его личным достоинствам. Но он преодолел установленные рамки и сейчас понимал, что достоин своего места.

- «Явилась Смерть благая», - повторил Зейн, устанавливая часы на следующего клиента.

«На коне бледном»