Сколько я знаю Джимми, он всегда был такой шебутной.
То прибежит ночью и зовёт меня: пойдём, мол, в соседнюю деревню, людей пугать, а то (и втемяшится же такое в голову!) соберется на пруд - русалок смотреть.
Я ему сто раз говорил:
- Ну что тебе не сидится, совсем уже что ли черепушка прогнила? Но нет, все неймётся старому балбесу.
Уж давно ему за сто, а все как дитя, ей богу!

Вот и нынче, только солнце село, а он уж тут как тут, стучится: идем на рыбалку, дескать.
Я, конечно, отругал его хорошенько, но он ноль эмоций - стоит, зубы скалит, словно и не слышал ничего.
Вижу, ругань его не пронимает, и говорю:
- Где ж мы удочки возьмем? Удочек-то у нас и нету!
Тут он наклоняется и поднимает с земли пару спиннингов:
- Вот…
Говорит.
- удочки. Кто-то на берегу потерял, а я подобрал!

…Как же!
Пусть Джимми это своей бабушке расскажет, она у него такие сказки слушать любительница.
А я-то хорошо знаю, где он их «подобрал»!
Опять перепугал какого-нибудь рыбака со своей дурацкой выдумкой - приглядит, кто вечером рыбачит у реки, напялит на себя простыню да как выпрыгнет из кустов, как заорет дурниной!
Ясное дело, тут любой рыбак - ноги в руки и домой, а уж за удочками раньше третьих петухов и не жди.
Ну, а Джимми рыбачит в своё удовольствие.

Поругал я его ещё минут пять, да что толку?
Сна уже ни в одном глазу.
И мы потопали к реке со спиннингами в руках.
У нас там и тропиночка протоптана, к нашему любимому месту у излучины. Однако что-то мне было не по себе.
Нутром чувствую, что-то не так сегодня, а что - не пойму.
И ведь не обмануло предчувствие!

Еще не доходя до берега, зарево увидели, а как подошли ближе - батюшки святы!
Пылает на берегу здоровущий костёр, а вокруг него всякие пугалы так и пляшут!
То есть, это сперва я подумал, что пугалы, а потом до меня дошло, что это деревенская молодёжь пикничок устроила, да не как-нибудь, а с маскарадом!
А уж разрядились, где только фантазия берётся!
И ведьмами, и пиратами, и чертями-лешими…
Даже русалка одна была - почти как настоящая!

Тут меня Джимми локтем пихает в бок:
- Давай тоже пойдем потанцуем?
И туда, к костру, рванул!
Я его, ясное дело, хватаю за шкирку и тащу назад:
- С ума, что ли, сошёл…
Говорю.
- Перепугаешь их всех!
Тут он и вовсе сбрендил.
- А что - это идея. Давай их испугаем!
А то нынче молодежь наглая пошла, никакого, понимаешь, уважения к старшим нет. А?
У меня и простыни две с собой есть…
Я только фыркнул.
- И когда ж ты Джимми, остепенишься! Ведь тебе в твои-то годы сидеть бы спокойно я не рыпаться, пока тебе все кости не переломали…

Да только впустую я это говорил - он уж на себя простыню напялил и как был, со спиннингом в руках, к костру всыпал.
Ну, думаю, пропал Джимми!
Поразмыслил я, значит, минутку, да тоже накинул простыню на голову, нашёл дырки для глаз (у Джимми все простыни - с дырками для глаз) и следом за Джимми побежал.
В последний момент его нагнал, когда он уже из-за кустов собирался выпрыгнуть и даже рот уже раскрыл, чтобы, значит, завыть что-нибудь этакое, от чего кровь стынет, своим визгливым фальцетом.
Я его по спине похлопал - давай, мол, грянем вместе, хором.

И грянули!..
Вы бы это видели!
Неподражаемый эффект: я рычу хриплым басом, Джимми подвывает, оба в развевающихся белых саванах…
Ну, сравнительно, конечно, белых - когда это у Джимми было чистое бельё?..
Все эти ведьмочки и чертенята так и сиганули по кустам.

Однако ж через какую-то минуту ребята стали приходить в себя, и хотя Джимми все еще продолжал размахивать в воздухе руками и завывать, я смотрю - никто уже нас не боится.
Ей-богу, обидно стало до глубины души!
Стараешься, стараешься, а тут к тебе никакого уважения!
Куда там!
Обступили кругом, посмеиваются, глядя на Джимми.
Я его локтем пихнул - мол, заткнись, балбес!
Но он, видно, уже и сам понял, что зря старается, и свои пассы прекратил.

Слышу, молодежь перешёптывается - кто мы такие?
Джимми тоже услышал - возьми да и ляпни:
- Я…
Говорит.
- Джимми Красавчик, а это…
На меня пальцем кажет.
- Тощий Гарри Хокер.
Зря, конечно, сморозил - особой популярностью ни он, ни я в деревне не пользовались.
Ну, все, думаю, намнут сейчас бока!
Ан нет, те только ржут - смешная, дескать, шутка!
Один, этакий жлобоватый, ряженый то ли под черта, то ли под рогоносца, говорит:
- Ладно, не хотите имена называть - как хотите, все равно, узнаем.
И к костру подался, а за ним и все остальные опять танцевать пошли.

Я на Джимми глянул - стоит понурый, словно в воду опущенный.
- Нет…
Говорит.
- …это что же творится-то, а?
Ни уважения тебе, ни страха - это что ж дальше-то будет?
То ли дело было лет десять назад…
Я его по плечу потрепал:
- Ладно тебе, чего расстраиваться-то? Какие твои годы! Доживешь ещё до лучших времен!
Давай-ка лучше найдем свои удочки и пойдем куда-нибудь посидим, порыбачим тихонько…
Но этот упрямец, видно, решил дело до конца довести.
- Чтоб я, Красавчик Джимми, бросил начатое?! Никогда! Поправил на себе простыню и поперся к костру.

Лет сорок-пятьдесят назад мне такие ночные танцы у костра ещё пришлись бы по вкусу.
Но что может делать семидесятилетний хрыч в компании подростков?
Однако оставлять Джимми одного я не решился - накуролесит чего-нибудь, кто кроме меня за него вступится?
И я тоже встал в круг танцующих.
Поплясал этак минут десять, чувствую - кости ломит, а Джимми хоть бы хны - костями гремит, но скачет, словно козёл.
Я к нему подобрался:
- Сматываться…
Говорю.
- … надо, а то я так долго не протяну, совсем развалюсь.
Он кивнул и говорит:
- Ладно, сейчас я их в последний раз пугну, и уж тогда со спокойной душой домой пойдём.

И надо ж такому случиться!
Только этот дурень набрал воздуха в легкие, чтобы взвыть пострашнее, как что-то ему под ноги попалось, и он со всего размаху шлёпнулся на землю и в своей простыне запутался. Лежит, барахтается, ругается на чем свет стоит, а вокруг молодёжь со смеху покатывайся - ну, думаю, дружище Джимми, напугал ты их!
И тоже с руганью начал его из тряпья выпутывать…

Ох, зря я это сделал, ох, зря!
Ну ведь знал же самого начала, что вся эта затея ни к чему хорошему не приведёт!
Только Джимми свою башку из-под простыни высунул, как все разом стихли - прямо вам скажу, гробовая тишина настала!
А тот рогоносный ряженый - он ближе всех к нам стоял - как вдруг заорёт:
- Это Красавчик Джимми!
И пулей в лес!
И вся толпа за ним следом, только пятки засверкали!
Хотел было и Джимми рвануть, но снова в пелёнках запутался и упал.

«Да брось ты.
Говорю ему.
- Пусть бегут, а мы пойдём-ка спать, а то уж и петухи скоро. Он вздохнул горестно, посидел, подумал, а потом глянул на меня - а рожа довольная, как у сытого кота, глаза блестят, зубы скалит.
- Видал, как они всыпали? Меня, значит, испугались! Меня! Красавчика Джимми! Во!
Я чуть не плюнул в сердцах.
- Пошли…
Говорю.
- … балбес! Было б там, чего бояться! Давно уж из тебя песок сыпется, а ты все глупостями занимаешься, ровно младенец Выпутал его из пелёнок и потащились мы домой.

Джимми всю дорогу философствовал:
- Вот, мол, порой уж расстараешься, и простыню напялишь, и свечку в руку возьмешь, чтоб, значит, страшнее было - и не боятся, а порой… Тьфу ты! Ну что у меня, такая уж рожа страшная, что ли?

Я на него оглянулся и не смог не согласиться.
И верно, ничего страшного.
Ну, разве что глаза ровно угли горят, да кожа кое-где с черепа слезла. А так - очень даже ничего старикан сохранился.

Одним словом - мертвец как мертвец.
Чего нас бояться-то?..