Павлик был бомж, причём, классический.
Квартиры у него не было, работы не было,
социального статуса никакого, здоровья тоже,
а о страховке я тихо промолчу.

Пушкин был ему гораздо ближе, чем Кафка,
хотя ранний Байрон сиднем сидел в его душе,
бесконечно расстравливая его обнажённую до корней волос душу.
Ф.М, Достоевский давно был не в фаворе благодаря крайней угрюмости
изложения и искажения нормальных человеческих чувств, чего Павел
сторонился, как мог - за что и был наказан.
Жизнь не терпит компромиссов и благодушия, а также
слабохарактерности и лирического слюноотделения.

На чердаке окраинной высотки было тихо и привольно.
Павлик неплохо и с любовью засервировал стол, где было всё:
и чекушечка, и килечка, и колбаска с огурчиками, и запивачка.

Зойка запаздывала, хотя обещалась, как штык.
Он давно в неё влюбился, прощая ей и не в тему макияж,
и не актуальный прикид, и увлечение имажинистами…

Его разбудили голуби, это величайшее порождение
наглости и крайнего неконтролируемого апломба и жлобства.
8 Марта входило праздником любви в чердачные окна,
олицетворяя равновесие жизни и шаткость небытия.

«Не жалею, не зову, не плачу» успел подумать Павлик…

Первым сообщил в полицию дворник, обнаружив тело на асфальте.
Слава Богу, что Зойка этого не увидела - социальный статус отнюдь
не исключает любви и страдания.

А вы говорите, бомж…