Январская стужа ножом обрезает остывшие чувства.
А то, что осталось, мы кутаем теплым пушистым шарфом.
Мороз подгоняет, преследуя звуками снежного хруста
и лижет озябшие щеки холодным своим языком.

А возле большого сугроба, того, что у дома напротив,
свернувшись калачиком рыжим и носом прижавшись к хвосту,
лежит одиноко собака, кусочек оторванной плоти,
заброшенный чьей-то рукою в обыденную суету…

Всю ночь шаловливая вьюга шерстинки ей пудрила снегом.
А утром проспавшийся дворник лопатой едва не задел.
Окликнув приветливо, кинул кусок завалящего хлеба.
Собаке бездомной отрада: хоть кто-то ее пожалел…

А люди спешат на работу. Косятся, обходят несмело.
Замерзшие черствые души на теплые чувства скупы.
У них ведь людские заботы, и нет никому из них дела
до этой несчастной дворняги, до горькой собачьей судьбы…

Дремала собака в сугробе, подобие совести нашей,
что дремлет, от холода пряча неловкое тело свое.
И снилась ей теплая будка, и миска наваристой каши…
И ласковый бывший хозяин, еще не предавший ее…