Сестренка моя Роза и сейчас, когда она уже зрелая женщина, очень веселый и жизнерадостный человечек. А когда в девчонках ходила, вообще была хохотушкой и шкодницей.
Я в то время жил и работал в райцентре, всего в 25 километрах от отчего дома, и Роза, конечно, нередко у меня гостила. Вот так я утром собрался уходить на работу, а сестренка оставалась дома.
Она критически оглядела меня, остановившегося перед зеркалом (галстук затянул на шее, причесался, шипром побрызгался), и фыркнула,
- У ти, боже мой, важный какой!
Ну да, я привыкал ходить в костюме со свежей рубашкой и при галстуке - как-никак, меня назначили заведующим отделом сельского хозяйства в районной газете. Правда, в отделе этом я был пока один - сам себе заведующий и сам корреспондент в подчинении у этого начальника.
- Да ладно тебе, - отмахнулся я, стараясь ослабить хватку чересчур затянутого галстука. - Положено мне так, понятно?
- Понятно, - сказала Розка, а в глазах ее запрыгали чертенята - жаль, я их не сразу заметил. И неожиданно предложила:
- Хочешь, я тебе сливу сделаю?
- Какую еще сливу? - не понял я. У меня из фруктов в то время дома иногда появлялись лишь местные червивые ранетки из совхозного сада, ну и виноград по праздникам. Слив в маленьком «Саратове» не было точно.
- А вот такую! - выпалила Розка, моментально схватила меня за кончик носа двумя свернутыми в кренделек пальцами, из всей силы сжала их, протащила вниз и тут же отскочила в сторону. У меня от боли посыпались искры из глаз.
- Ай! - завопил я, хватаясь за освобожденный и занывший нос. - Ты что творишь, засранка?
- Ну, сливу же, - хихикая ответила эта маленькая негодяйка. - Вон, она уже у тебя наливается…
Я снова бросился к зеркалу шифоньера и в изумлении вытаращил глаза. Всегда аккуратный и правильный, нос мой тут же побагровел, распух, а кончик его вообще округлился и посинел. А, блин, вот она какая, «слива» эта - рукотворная!
Розка с хохотом скрылась в кухне и захлопнула за собой дверь. Но мне гоняться за ней было некогда - я уже и так опаздывал на работу. Так я и вышел на улицу, прикрывая по возможности разбухший нос ладонью.
В редакции же у коллег вызвал самый настоящий фурор - такой зрелой, живописной «сливы», в какую, по милости сестренки-забавницы, превратился мой нос, они, по их признанию давно не видели.
Никуда я в тот день из редакции так и не вышел, и не поехал. И на следующий день тоже - благо, у меня в блокноте хватало материалов, набранных в предыдущей командировке, да и телефон был под рукой, так что я сидел все эти дни за столом и отписывался, пока мой бедный нос не принял прежнюю форму.
Розке эту шкоду я, конечно, простил - а куда было деваться, сестренка же! Да и не фиг было самому выделываться. А то, ишь, начальником он стал, галстук нацепил, важничать начал. А тут - бац тебе «сливу» на нос, и сразу с небес слетел на землю… Жизненный урок, так сказать…