Кот Матвей приходит в три часа утра, укладывается гигантским мохнатым венком вокруг моей головы, лапой прижимает мой лоб к подушке - ни повернуться, ни дёрнуться - и гудит в моё ухо о том, как он скучал и томился без меня.

Когда-то мы жили в доме, где лифт поднимался с такими утробными звуками, словно пытался переварить пассажира.

Кот Матвей урчит как тот лифт.

Ты уехала, бормочет он, оставила меня одного, как ты могла! я так страдал, и худел, и плакал без тебя целыми днями.

- Что?! - фыркаю я, пытаясь вывернуться из-под его лапищи. - Да ты только и делал, что жрал целыми сутками!
- На нервной почве! - восклицает кот Матвей. - Я должен был заесть привкус одиночества!
- Ты гонял моего пуделя!
- Хотел отвлечься на ерунду!
- Поработил мою мать!
- Затыкал дыры в душе!
- Уничтожил цветы!
- Был неадекватен! - признаёт кот. - Но осознал и искупил. К тому же это твоя вина.
- То есть ты признаёшь, что жрал, спал и глумился над слабыми, - бормочу я, пытаясь ослабить его хватку.

Кот Матвей немедленно исполняет любимый трюк: отращивает ещё шесть лап и всеми ими держится за мою голову.

- Всё от тоски и горя, охвативших меня, - клянется он. - Но теперь я буду хорошим! Лучшим котиком, которого ты когда-либо встречала!

О да, думаю я. Лучшим котиком, который уронил на себя собственный анализ мочи. Лучшим котиком, который уснул в форме из-под холодца. Первым среди лучших, которые застревали в хэллоуинской тыкве.

Кот выгибает шею подобно фламинго и заглядывает мне в лицо зелёными, как весенняя луна, глазами.

- Ладно, чёрт с тобой, - сдаюсь я. - Иди сюда, пиявка моей души, клещ моего сердца.

Сияя как новорожденный ангел, кот утрамбовывается в подушку под моей головой. Но лапой придерживает меня на всякий случай - чтобы не сбежала к своему пуделю.

Утром сквозь сон слышу, как матушка ахает, раздвигая шторы:
- Ты примяла кота!
- И ус мне вырвала в пылу страсти! - негодует Матвей, выдираясь из моих объятий. - Совсем озверела женщина в разлуке со мной.