Обращали внимание, как он ест курицу? Оставляя на костях мясо, отодвигая на край тарелки хрящики и тонкую часть крылышка. Жена забирает у него, насытившегося, тарелку, привычно принимается глодать недогрызенное. Глядя на мужа с любовным укором или в тарелку -- с неприкрытым раздражением.

«Каждая картинка рассказывает историю» (Rod Stuart (с)). За куриной картинкой - целый калейдоскоп. Все разновидности скособоченных сожительств.

Вариант, приближенный к счастливому. Она ездит на машине с водителем на работу, в течение дня переводит дух, лишь заскакивая в туалет. Руководит, вкалывает, не забывая позвонить домой, узнать, поел ли мелкий. Вечером успевает в супермаркет… «капуста, лимоны… кончилось постное масло… господи, не забыть кока-колу для его виски. Почему домработницу в супермаркет не послать? Потому что та может что-то перепутать, он опять будет ворчать.

Войдя в дом, она разбирает сумки, любуясь на него, играющего с мелким в шашки. Спрашивает, как у него на работе, он отвечает, что «в этом доме» его работа никого не интересует, но, тем не менее, рассказывает. Она сопереживает, кидая мясо в сковороду, он раздражен, что кока-кола теплая, что ребенок опять ест поздно, что она обещала вернуться к девяти, а уже одиннадцатый…

Она жалуется, что премию дали меньше, чем обещали, он шутит: «значит, купишь на одну сумку Prada меньше», ему смешно, ей нет. Он заводит разговор об отпуске, она предлагает рвануть на острова. Он совершенно не против, премия и сумка забыты.

Она устала от его обиды уличенного во второсортности, которого никто, кроме него самого не уличал. Она устала от его ревности. К ее работе, к ее успеху. Даже к ее неприятностям, потому что они более значительны, чем его. У нее синдикация на пол-ярда может сорваться, у него - в двух таблицах цифры не сошлись. Что значительного он может рассказать об этом? Она смаргивает мысль о разводе, как 25-й кадр в кино. По ночам она иногда мечтает влюбиться.

Более распространенный, прозаично-горький вариант, история, рассказаннаяИрина Неделяй. После работы Любочка тащила по морозу рюкзак с картошкой на спине, а на санках младшую дочь. Когда на них напала полоумная собака, она спасла и дочь и чужого мальчика, обившись от собаки санками. Донесла на руках до квартиры икающую от страха дочку, а дома муж в трениках и майке, который, выслушав рассказ, заорал благим матом, - видимо от отсутствия покоя в доме, -- швырнул табурет и убежал, хлопнув дверью. Не вынес стресса, побежал искать покоя.

Автор же от имени Любочки размышляет о русских женщинах. «Они, эти стоические женщины, были воспитателями, учителями, бухгалтерами и главами семей. В отличие от мужчин, они принимали важные решения, несли ответственность, жили, сохраняя чувство собственного достоинства, не скулили и не завидовали.»

Историй о том, что мир держится на женщинах, не перечесть. Хрестоматийных, горьких, глянцевых, ироничных, любых. Мужчины с достоинством отстранились от горящих хат, куда идти положено суженым, и не боятся погибнуть под копытами коня, которого те остановят на скаку. Все понятно, все повторено многажды.

Не понятно одно - зачем?

Зачем стоическим и достойным, красивым телом и душой, любящим и преданным, рукастым и кошелькастым нужны эти, которые??? Вечно недовольны. Не желают быть обычными и бесплодно тужатся сделать что-то великое. Или не тужатся, а просто пьют и гуляют налево. Или страдают от того, что они «лузеры», вымещая эти страдания на женах. Зачем женщинам придатки, которые надо тащить по жизни, обливаясь потом, отирая слезы и старея до времени?

Теодор Рузвельт всю жизнь сыпал афоризмами, порой тривиальными до тошноты: «Если человек честно живет и трудится, и те, кто от него зависят и кто привязан к нему, живут лучше благодаря нему, то такой человек преуспел в жизни». Может, это так стебался, уже зная «зачем женщинам пупсики-придатки»?

И последняя история. Музыкант, пропивший талант и растративший на баб душу или что там у него вместо нее было, изводил жену сознанием собственной никчемности. По утрам та шла на работу, шатаясь от усталости после ночей скандалов и его панических атак. Ишачила днем и рыдала ночью. Год за годом. Ее жалели, отдавая должное ее жертвенности, зная, что без нее он пропадет. Но вдруг никчемный поднялся с дивана и ушел из жизни своей несчастной жены. Не к другой, а просто в никуда. Перестал пить, стал снова выпускать альбомы, разбогател. Из мнящего себя великим, но обделенным, превратился просто в нормального и ничем не обделенного. Ни успехом, ни даже счастьем.

Как потускнеет жизнь стоических и преданных без зависимых и привязанных. Без тех самых придатков, которые и живут-то только благодаря этим героиням, только из их рук получая положенные пиво или отдых на островах. Едва ли героини считали своих возлюбленных придатками, когда те надевали им кольцо на четвертый палец. Едва ли признают, что год за годом добивали их своими достоинствами, превращали в домашних животных и отучали воевать за жизнь. В семье может быть лишь один воин, и этот крест они любимому не отдадут. Лучше кормить его с руки и ощущать, что сами они «преуспели в жизни».

Аллё, мужики! Любящие Цирцеи превращают вас в свиней, а вы позвляете вас убаюкать их пением. Вы забыли, что надо бояться данайцев, дары приносящих.

Не пробовали отрубить эту руку, дающую и стегающую одновременно? Нечем? Тогда откусите, что ли, или тоже уже нечем?

Добывайте сами свою дичь, и ешьте свою курицу, как вам нравится.

Или это уже перебор? Практически восстание?