часть восьмая
На следующий день новый Глашатай был отправлен на Нейтральную Тропу. Здесь он встретился с одним из помощников Великого Питона, и тот его провел в подземный дворец царя.
Великий Питон возлежал в огромной сырой и теплой галерее подземного дворца в окружении своих верных помощников и стражников.
Личный врач ползал вдоль его огромного вытянутого туловища, следя за скоростью продвижения кроликов в желудке Великого Питона.
Подземный дворец освещался фосфоресцирующими лампами потустороннего света.
Вдоль стен были выставлены чучела наиболее интересных охотничьих трофеев, которых когда-либо приходилось глотать Великому Питону.
Знаменитый придворный Удав-Скульптор мог совершенно точно восстановить формы любого проглоченного животного по форме выпуклости живота проглотившего его удава.
Среди бесчисленных кроликов, косуль, цапель, обезьян выделялось чучело Туземца в Расцвете Лет, после нелегкого заглота которого Великий Питон был избран царем удавов.
Дело в том, что загипнотизировать и потом проглотить туземца, особенно если у него за спиной торчит колчан со стрелами - а у этого именно торчал, - адская мука.
Если уж выдавать государственную тайну, то надо сказать, что Великий Питон, в сущности, не гипнотизировал своего туземца.
Он наткнулся на него, когда туземец, мертвецки пьяный, спал в джунглях под стволом каштана, из дупла которого он выковырял дикий мед, нажрался его и тут же рухнул.
Сообразительность тогда еще обыкновенного питона проявилась в том, что он не стал тут же под каштаном, где все еще гудел разоренный рой, обрабатывать туземца, а перетащил его в глубину джунглей и там обработал.
Обрабатывать пришлось несколько суток, и удавы, собравшиеся вокруг, следили за героическим заглотом Туземца в Расцвете Лет, как позже именовали этого злосчастного обжору.
То, что заглотал он его честно, сами видели все окружающие удавы. А потом уже Великий Питон рассказал о том, как он его загипнотизировал.
С годами он сам забыл о том, что туземец был мертвецки пьян, и искренне считал, что загипнотизировал туземца.
И это неудивительно. Ведь спящего туземца Великий Питон видел один только раз, а о том, что он его загипнотизировал, слышал сотни раз, сначала от самого себя, потом и от других.
Надо сказать, что некоторые выдающиеся заглоты животных, чьи скульптурные портреты здесь были выставлены, совершили другие видные удавы.
Но когда Великий Питон был назначен царем удавов, он почему-то ссорился с каким-нибудь видным удавом, после чего видный удав исчезал, а экспонат его оставался.
И вот чтобы выдающийся заглот, имеющий воспитательное значение, не пропадал, приходилось присваивать его Великому Питону.
Точнее говоря, ему даже не приходилось присваивать эти выдающиеся заглоты. Ближайшие его помощники и советники сами присваивали ему эти подвиги.
- Но ведь я не заглатывал именно этого страуса.
Слабо сопротивлялся он в таких случаях.
- А сколько выдающихся заглотов ты сделал тогда, когда никакой скульптор не мог увековечить твой подвиг?
Резко и даже язвительно возражали ему визири и советники.
- Тоже верно.
Соглашался Великий Питон, и очередной скульптурный портрет выдающегося заглота присваивался Великому Питону.
Следует отметить еще одно чудо дворца. В самом нижнем помещении его находился склад живых кроликов на случай стихийных бедствий.
Там хранилось около тысячи живых, но законсервированных в гипнозе кроликов. Кролики лежали в ряд, погруженные в летаргический сон.
Каждое утро и каждый вечер их оползал самый страшный удав племени по прозвищу Удав-Холодильник.
Если какой-нибудь кролик выходил из состояния гипноза, а такие случаи бывали, то одного взгляда Удава-Холодильника было достаточно, чтобы он снова погрузился в сон. Удав-Холодильник следил за тем, чтобы кролики не просыпались и в то же время чтобы из летаргического сна не переходили в вечный сон смерти, что иногда случалось.
Вовремя убрать мертвецов тоже вменялось в обязанность Удава-Холодильника. В самую жаркую погоду отсюда же подавались кролики отменной прохлады, которыми обкладывали тело Великого Питона.
Третьим чудом подземного дворца считалась комната находок.
Сюда приносили всякие интересные предметы, найденные в испражнениях удавов.
Поэтому у удавов была привычка внимательно всматриваться в собственные испражнения.
Кроме того, в царстве удавов был закон, по которому удавы, обработавшие туземцев, в обязательном порядке должны были сдавать не поддающиеся обработке украшения и оружие.
Дело в том, что удавы старались поддерживать с туземцами хорошие отношения. Каждый случай заглота удавом туземца, если родственники или близкие о нем узнавали, официально обсуждался Великим Питоном.
Было замечено, что, когда такого рода выбросы обработанного туземца возвратить родственнику с выражением соболезнования, он остается очень доволен и быстро успокаивается.
Кстати сказать, рядовые удавы никогда до конца не могли понять, одобряет Великий Питон обработку туземцев или нет.
То есть они понимали, что в глубине души (которая находилась в глубине желудка) он всегда одобряет ее, но из высших интересов всего племени иногда может и осудить, причем самым жестоким образом.
Но с другой стороны, туземцы, вечно занятые междоусобными сварами, нередко тайно прибегали к помощи удавов, чтобы расправиться с каким-нибудь из своих врагов.
Обычно в таких случаях из осторожности стороны договаривались через какую-нибудь обезьяну, которая получала свою долю в виде права в первую ночь отсутствия хозяина разорять его поле, когда еще никто не знает о его гибели.
За пяток кроликов можно было нанять подходящего удава. Великий Питон и на это не обращал внимания, если опять же высшие интересы племени не заставляли его принять крутые меры.
Сам он, если приходилось разговаривать с туземцами, обычно из соображений такта приказывал занавешивать скульптуру Туземца в Расцвете Лет.
* * * * *
Однако пора возвратиться к Глашатаю, который высказал предложение своего Короля Великому Питону, время от времени поглядывая на убранство залы подземного дворца, придававшее ему величественный, то есть зловещий вид.
Глашатай рассказал об условиях пробежки Возжаждавшего по удаву.
Как всегда, в принятой у кроликов дипломатии ничего прямо не говорилось. Король передавал любезному собрату, что если какой-нибудь расторопный удав примет это предложение и даст обоюдополезный урок, то оба племени от этого выиграют как в физиологическом, так и в психологическом смысле.
Глашатай также рассказал о возмутительном поведении удава, проглотившего Задумавшегося.
Он сказал, что данный удав, нарушая междупородный договор о гуманном отглоте, вел с обрабатываемым кроликом издевательские разговоры, применял пытки в виде колебаний и капризов и в конце концов смертельно измученного кролика отказался глотать, так что несчастная жертва вынуждена была сама броситься в пасть удава.
Все это происходило, добавил Глашатай в конце, на глазах у живого кролика, который не собирался давать обет молчания.
Великий Питон выслушал его, подумал и сказал:
- Передай от моего имени Королю: мы не туземцы, чтобы устраивать зрелища. А за сообщение о недостойном поведении удава, спасибо, будет наказан.
Когда Глашатай покинул помещение, Великий Питон спросил у своего Главного Визиря:
- Что такое «обет молчания»?
- Послеобеденный сон.
Ответил тот, не задумываясь.
ОН НА ВСЕ ВОПРОСЫ МОГ ОТВЕЧАТЬ НЕ ЗАДУМЫВАЯСЬ, ЗА ЧТО И БЫЛ НАЗНАЧЕ ГЛАВНЫМ ВИЗИРЕМ ЦАРЯ.
- Собрать удавов.
Приказал Великий Питон.
- Буду говорить с народом. Присутствие вышедшего на отглот Задумавшегося обеспечить целиком!
Созвать все взрослое население удавов.
Удавих, высиживающих яйца, снять с яиц и пригнать!
В назначенный час Великий Питон возлежал перед своими извивающимися соплеменниками.
Он ждал, когда они наконец удобно разлягутся перед ним. Некоторые влезли на инжировое дерево, росшее перед дворцом, чтобы оттуда им лучше было видно царя, а царю, если он захочет, их.
Великий Питон, как всегда, речь свою начал с гимна.
Но на этот раз не бодрость и радость при виде своего племени излучал его голос, а, наоборот, горечь и гнев.
- Потомки Дракона???
Начал он, брезгливо оглядывая ряды удавов.
- Наследники славы???
Продолжил он с горечью, показывая, что наследники проматывают великое наследство.
- Питомцы Питона?!
Пронзительным голосом, одолевая природное шипение, продолжал он, показывая, что нет большего позора, чем иметь таких питомцев.
- Младые удавы…
Выдохнул он с безнадежным сарказмом…
- ПОЗОР НА МОЮ СТАРУЮ ГОЛОВУ, ПОЗОР!!!
Забился Великий Питон в хорошо отработанной истерике.
Раздался ропот, шевеление, шипение сочувствующих удавов.
- Что случилось? Мы ничего не знаем.
Спрашивали периферийные удавы, которые свое незнание вообще рассматривали как особого рода периферийное достоинство, то есть отсутствие дурных знаний.
- Что случилось?!
Повторил Великий Питон с неслыханной горечью.
- Это я уж вас должен спросить: что случилось?!
СТАРЫЕ уДАВЫ. ТОВАРИЩИ ПО КРОВОПРОЛИТИЮ!
ВО ИМЯ СЧЕГО ВЫ ГИПНОТИЗИРОВАЛИ ЛЕГИОНЫ КРОЛИКОВ?!
ВО ИМЯ ЧЕГО ВЫ ИХ ГЛОТАЛИ?!
вО ИМЯ ЧЕГО НА ВАШИХ ЖЕЛУДКАХ БЕССМЕРТНЫЕ РУБЦЫ И РАНЫ?!
- О Царь.
Зашипели старые удавы.
- Во имя нашего Великого Дракона.
- СЕСТРЫ МОИ!
Обратился царь к женской половине
- ДЕВИЦЫ И РОЖЕНИЦЫ!
С КЕМ ВЫ СПИТЕ И КОГО ВЫСИЖИВАЕТЕ?!
- О Царь.
Отвечали как роженицы, так и девицы.
- Мы спим с удавами и высиживаем яйца, из которых вылупляются младые удавы.
- НЕТ!
С величайшей горечью воскликнул царь.
- ВЫ СПИТЕ С КРОЛИКАМИ И ВЫСИЖИВАЕТЕ АНОЛОГИЧНЫЕ ЯЙЦА!
- О Великий Дракон, что же это?
Шипели испуганные удавихи.
- Предательство, я так и знал.
Сказал удав, привыкший все видеть в мрачном свете.
- Нашим удавихам подменили яйца.
- Коротышка!
Вдруг крикнул царь.
- Где Коротышка?!
- Я здесь.
Сказал Коротышка, раздвинув ветви и высовываясь из фиговых листьев.(В последнее время на царских собраниях он предпочитал присутствовать верхом на спасительном дереве.)
- У-У-У!
Завыл царь, ища Коротышку глазами на инжировом дереве и не находя слов от возмущения.
- ФИГОВЫЕ ЛИСТОЧКИ… БАНАНЫ… РАЗЛОЖЕНИЕ! А ГДЕ КОСОЙ?
- Я здесь!
Откликнулся Косой из задних рядов и, с трудом приподнявшись, посмотрел на царя действующим профилем.
- Я не смог пробраться…
- У, КОСОЙ!
Пригрозил царь.
- С ТЕБЯ НАЧАЛОСЬ РАЗЛОЖЕНИЕ… ГДЕ ТВОЙ ВТОРОЙ ПРОФИЛЬ?!
ГДЕ?! ОТВЕЧАЙ, КОГДА Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ!
- О Царь!
Жалобно прошипел Косой.
- Мне его растоптали слоны…
Таким образом, подготовив психику удавов, царь рассказал всем собравшимся о позорном поведении младого удава во время отглота Задумавшегося.
Пока он говорил, два стражника выволокли из толпы младого удава, столь неудачно проглотившего Задумавшегося.
В свое оправдание он стал рассказывать известную историю о том, что был переутомлен, что сначала крот его обманул, а потом он сам растерялся, увидев вместо обещанного кролика двух, потому что никогда не слыхал, что кролики так быстро размножаются.
Удавы были возмущены поведением своего бывшего соплеменника.
- Зачем ты с ним разговаривал.
Спрашивали они у него.
- Разве ты не знал, что кролика надо обрабатывать молча?
- Я знал.
Отвечал им бывший юный удав.
- Но это был какой-то странный кролик. Я его гипнотизирую, а он разговаривает, ерзает ушами, чихает в лицо!
- Ну и что.
Отвечали удавы.
- Он чихает, а ты его глотай.
Тут выступил один периферийный удав и от своего имени выразил возмущение всех периферийных удавов.
Он сказал, что у него лично был совершенно аналогичный случай, когда он застал двух кроликов во время любовного экстаза.
Оказывается, он лично, в отличие от своего бывшего собрата, не растерялся, а загипнотизировал обоих сразу и тут же обработал.
Удавы с уважительным удовольствием выслушали рассказ периферийного удава.
Даже царь заметно успокоился слушая его.
Ему ни разу не приходилось глотать кроликов, занятых любовью, и он решил после собрания поговорить с периферийным удавом с глазу на глаз, чтобы поподробней узнать, какие вкусовые ощущения тот испытал во время этого пикантного заглота.
- Присматривайтесь к опыту удава из глубинки.
Сказал царь.
- Он очень интересно здесь выступил…
Младой удав попытался оправдаться, говоря, что его кролики в отличие от тех периферийных не занимались любовью, а, наоборот, думали вместе, что далеко не одно и то же.
- Одно и то же.
Шипели возмущенные удавы.
Он сделал еще одну последнюю попытку оправдаться, ссылаясь на то, что, лишив кроликов самого мудрого кролика, обезглавил их и в то же время приобрел для удавов его мудрость.
- Сколько можно учить таких дураков, как ты.
Отвечал царь.
- Всякая мудрость имеет внутривидовой смысл.
Поэтому мудрость кролика для нас не мудрость, а глупость…
Скажи спасибо периферийному удаву, он улучшил нам настроение своим рассказом…
Мы решили тебя не лишать жизни, но изгнать в пустыню.
Будешь глотать саксаулы, если ты такой вегетарианец, и пусть Коротышке это послужит уроком…
По знаку Великого Питона удавы стали расползаться. Младой удав под конвоем двух стражников был выволочен в сторону пустыни.
- «…УДАВАМИ ДОЛЖЕН ПРАВИТЬ УДАВ…»,
Услышал он за собой бормотание царя.
- А Я ПО ТВОЕМУ КТО… КУСОК ВОНЮЧЕГО БРЕВНА???
* * * * *
Прошло с тех пор несколько месяцев, а то и год. Точно никто не знает.
Проклиная свою судьбу, особенно Глашатая, удав, изгнанный из своего племени, ползал в раскаленных песках в поисках пищи.
Глядя на его дряблое, сморщенное тело, трудно было сказать, что еще какой-то год тому назад это был полный сил, юный, подающий надежды удав.
Нет, сейчас про него можно было сказать, что это немолодой, много и плохо живший змей.
На самом деле нравственные терзания, вызванные хроническим недоеданием, сделали свое дело.
От саксаулов в первые же дни пришлось отказаться ввиду настойчивых требовании желудком более высокоорганизованной материи.
Несколько раз ему удалось способом Косого приманить орлов, паривших над пустыней. Но способ этот в условиях пустыни оказался чересчур дорогим. Долгое время лежать на песке под палящим солнцем, да еще не двигаться, было ужасной мукой.
Однажды, получив солнечный удар, он едва пришел в себя и уполз в тень саксаула.
Он решил больше не притворяться мертвым.
Вообще, он здесь в пустыне заметил, что притворяться мертвым как-то неприятно. Притворяться мертвым интересно, когда ты здоров и полон сил, а когда ты больной, заброшенный в пустыню удав, притворяться мертвым противно, потому что слишком похоже на правду.
В конце концов он приспособился ловить мышей и ящериц у маленького оазиса.
Зарывшись в песок, он поджидал, когда мыши или ящерицы захотят напиться. И тут удав, если они близко от него проходили, высунув голову из песка, заставлял их цепенеть от ужаса и глотал.
Если они слишком долго не являлись на водопой, он стряхивал с себя песок, напивался воды и, охладив в ней свою раскаленную шкуру, снова зарывался в ненавистный песок.
Однажды на этот водопой прискакал Находчивый.
С тех далеких времен он тоже страшно изменился.
Шерсть на нем свалялась.
Правое ухо он разрезал о кактус, и оно у него раздвоилось, как ласточкин хвост.
Тело его так опало, что можно было пересчитывать каждое ребрышко, что, кстати говоря, удав машинально и сделал.
- Привет предателю.
Сказал он, выпрастывая голову из песка и отряхивая ее.
- Не думал, что на этом свете встречусь с тобой.
Находчивый перестал лакать воду и обернулся.
- Что это еще за Удав-Пустынник?
Спросил кролик, без всякой боязни глядя на удава. К сожалению, смелость слишком часто бывает следствием чувства обесцененности жизни, тогда как трусость всегда следствие ложного преувеличения ее ценности.
Кстати, Находчивый, изгнанный из джунглей раньше младого удава, ничего не знал о его судьбе, а в лицо его вообще никогда не видел.
- Не узнаешь?
Уныло спросил Удав-Пустынник, понимая, что он должен был сильно измениться за это время и отнюдь не в лучшую сторону.
- Не имел чести быть знакомым.
Равнодушно отвечал Находчивый и уже собирался было ускакать, но остановился, заинтересованный словами Удава-Пустынника.
- Я из-за тебя потерял родину, то есть место, где я имел прекрасную пищу.
Прошипел удав,.
- Из-за твоей подлой песни я вышел на отглот Задумавшегося и кончил изгнанием в пустыню.
- Ах, это ты, рохля.
Сазал Находчивый презрительно.
- Так тебе и надо.
- Больше всех на свете я ненавижу тебя, предатель проклятый.
Процедил Удав-Пустынник, с горькой ненавистью глядя на Находчивого.
- А я, представь, тебя.
Ответил Находчивый.
- Да, я сделал грех, предав своего же брата-кролика.
Но ты, болван, не смог как следует воспользоваться моим предательством и тем самым как бы лишил его смысла.
ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ УНИЗИТЕЛЬНЕЕ ДЛЯ ПРЕДАВШЕГО, ЧЕМ СОЗНАНИЕ ТОГО, ЧТО ЕГО ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ НЕ СМОГЛИ КАК СЛЕДУЕТ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ?
- Ненавижу!
Повторил Удав-Пустынник.
- Ты, ты натолкнул меня на этот несчастный соблазн…
- Мне наплевать на твою ненависть…
Сказал Находчивый.
- Здесь, в пустыне, негде пастись и поневоле остается много времени на раздумья…
- И до чего же ты, подлец, додумался?
Спросил удав, слегка придвигаясь к нему.
- До многого.
Отвечал Находчивый, не обращая внимания на движение удава.
- Я понял тайну предательства. Ведь недаром меня считали Находчивым.
Сначала я думал, что все дело в том несчастном капустном листике, который я обещал Королеве засушить на память, а потом не удержался и по дороге съел его наполовину.
Позже я понял, что очень уж мне не хотелось покидать королевский стол. А затем уже я додумался до самого главного.
ЛОВУШКА КАЖДОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА, КОГДА ОНО ЗАДУМАНО, НО ЕЩЁ НЕ СОВЕРШЕНО. В ДВОЙСТВЕННОСТИ ТВОЕГО ПОЛОЖЕНИЯ.
- Что это еще за двойственность?
Спросил удав и поближе придвинулся к Находчивому, мысленно сладко прогибая мышцами живота его слабые ребрышки.
- А вот в чем двойственность
Продолжал Находчивый, даже как бы вдохновляясь.
- РЕШИВ ПРЕДАТЬ, ТЫ МЫСЛЕННО УЖЕ ВЛАДЕЕШЬ ВСЕМИ ТЕМИ БОГАТСТВАМИ, КОТОРЫЕ, ДАЕТ ТЕБЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО.
Я чувствовал себя владельцем:
-самой свежей капусты,
-самой зеленой фасоли,
-самого сладкого гороха,
не говоря о таких пустяках, как морковь.
И все это - еще не совершив предательства, заметь, вот же в чем подлый обман!
В мечтах я как бы перебежал линию предательства, украл все эти блага у судьбы и, не совершив самого предательства, возвратился в положение честного кролика.
И пока я не совершил самого предательства, радость по поводу того, что я обманул судьбу, то есть мысленно украл все блага предательства, ничего за это не заплатив, так велика, что она перехлестывает предст авление о будущем раскаянии.
Вот же как мы устроены!
Мы можем радоваться радостям, которые нам предстоит испытать, но мы не можем убиваться угрызениями совести по поводу задуманного предательства.
Если и можем, то в тысячу раз слабей. Это точно.
Как все это получается?
Кажется, вот ведь я мысленно совершил предательство, а ничего, жить можно.
Стало быть, и в самом предательстве ничего особенного нет.
И это ощущение, что в предательстве ничего особенного нет, я никак не связываю с тем, что оно результат того, что само предательство еще не совершилось!
Ты понимаешь, какое коварство судьбы!
Дьявол для того, чтобы нас подтолкнуть ко злу, облегчает ужас перед ним возможностью не совершать зло, возможностью поиграть с ним.
Да я тебя и не заставлю совершать зло, говорит дьявол, я просто думаю, что ты о нем неправильного мнения.
Это не зло, говорит он, это трезвый расчет, это возможность отбросить глупые предрассудки.
Во всяком случае, познакомьтесь, поговорите, прорепетируйте ваши будущие отношения, и, если тебе все это не понравится, ты можешь потом не делать.
Тут мы все и ловимся.
ПОКА МЫ ИГРАЕМ СО ЗЛОМ, ЭТО ЕЩЁ НЕ СОВЕРШЁННОЕ ЗЛО, ПОДСКАЗЫВАЕТ НАМ НАШЕ ГЛУПОЕ СОЗНАНИЕ.
НО НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТО УЖЕ СОВЕРШЕННОЕ ЗЛО ПОТОМУ, ЧТО ИГРАЯ СО ЗЛОМ, МЫ ПОТЕРЯЛИ СВЯТУЮ БРЕЗГЛИВОСТЬ, КОТОРОЙ НАС ОДАРИЛА ПРИРОДА.
ВОТ ПОЧЕМУ ПРЕДАТЕЛЯМ ВСЕГДА ПЛАТЯТ МАЛО И ВСЕГДА ПЛАТЯТ ВПЕРЕД.
Но ведь можно было бы платить еще меньше!
Ведь как мало ни плати, а предающий до совершения предательства воспринимает эту плату как чистый выигрыш: предательства еще нет, а плата уже есть, и радость тоже.
И опять же, раз есть радость, значит, и в самом будущем предательстве ничего особенного нет, иначе бы откуда взяться радости…
- Это уж слишком как-то мудрено.
Перебил его Удав-Пустынник.
- Я, например, проглотил самого мудрого кролика и то не совсем тебя понимаю…
- Но слушай дальше.
Продолжал Находчивый.
- Тут-то ты и понимаешь, что перебежать назад невозможно.
ДУША ИСПОГАНЕНА И ПРИ ЭТОМ ОКАЗЫВАЕТСЯ - НЕДОПЛАТИЛИ.
Ты чувствуешь страшную несправедливость по отношению к себе. Да, именно к себе, а не к преданному!
К нему ты испытываешь ненависть.
Позволив тебе предать себя, он сам тебя этим предал, он как бы сделался соучастником обмана.
Ведь что получается, Пустынник?!
Ведь ты до самого конца надеялся, что как-нибудь обойдется там, как-нибудь перебежишь назад.
В крайнем случае вырежешь, отдашь предательству кусочек испоганенной души, а остальное оставишь себе.
Ведь ты не договаривался всю душу отдавать предательству, да ты и не пошел бы на такой договор!
Удаву это трудно понять, но мы, кролики, от природы теплокровны и чистоплотны.
Я бы сравнил душу с чистой белой скатертью. Именно на этой чистой белой скатерти я мечтал в будущем есть чистую королевскую капусту, фасоль и горох.
А что же предательство?
Да, я знал, что оно не украсит моей белоснежной скатерти, но я думал: что ж, оторву кусок, испоганенный предательством, а остальное расстелю, чтобы насладиться благами жизни.
А тут что же получается? Хап! И вся скатерть в дерьме!
Это как же понимать?
А на чем, отвечайте мне, есть заработанную капусту, горошек, фасоль?!
Я-то как мечтал?
Буду есть с чистой скатерти и бедным кроликам от моего стола буду кое-что подбрасывать, ворча на бездельников.
О, какое это счастье - ворчать на бездельников и чистоплюев и подбрасывать им со своего щедрого стола!
А теперь что получается?
Самому есть с дерьмовой скатерти?
Оказывается, предательство измазывает своим дерьмом всю скатерть, а не часть ее, как я думал.
Так ведь я ж этого не знал!
Выходит, мне ничего не заплатили, выходит, мне ничего не остается, кроме этой дерьмовой скатерти, с которой я должен есть одерьмевшие от нее продукты?
Кто поймет сиротство кролика с испоганенной душой?
Ведь мы, кролики, все-таки существа теплокровные и потому чистоплотные.
О, там, в джунглях, я это почувствовал почти сразу, хотя и не так ясно, как теперь.
Даже эти вонючие мартышки стали меня презирать.
Злоба - вот что тогда осталось во мне.
И самая злобная злоба на чистеньких! Что ж вы меня не остановили, если вы такие хорошие, а?!
- Ну, это уж ты завираешься.
Перебил его Удав-Пустынник.
- Ддаже до того, как я проглотил самого мудрого кролика, я мог понять, что ты сказал глупость.
Кто же тебя мог остановить, когда ты никому не говорил о своем предательстве?
Какой же ты все-таки подлец! Напетлял тут всяких словес, чтобы скрыть суть.
А суть - вот она: ты, теплокровный кролик, - предал брата, значит, пролил кровь такого же теплокровного кролика.
Нет, я чувствую, что я тебя должен проглотить. Пусть уже и силы не те и жара мешает гипнозу, но ненависть, я чувствую, мне поможет…
- Не очень-то пугай
Отвечал Находчивый,
- Все-таки, по-моему, Задумавшийся был прав насчет гипноза.
- Не говори про него, гад!
Воскликнул Пустынник в сильнейшей ярости и ощущая, что эта ярость сжимает и разжимает мышцы его тела.
- Ты его предал и ты же хочешь воспользоваться его открытием?
- И не собираюсь.
Вяло отвечал Находчивый
- Дело в том, что я сейчас ни во что на свете не верю и, значит, не могу верить в твой гипноз…
Можешь сколько хочешь зыркать своими буркалами!
- У-у-у, как я тебя ненавижу!
Прошипел Пустынник, снова ощущая, что мышцы его тела сладостно сжимаются и разжимаются.
- Я чувствую, что моя ненависть рождает какую-то плодотворную мысль…
- Удав, рождающий мысль?
Усмехнулся Находчивый, глядя на Пустынника скучающими глазами,
- Это у тебя от жары…
- Нет, нет.
Повторил Пустынник, нетерпеливо извиваясь.
- Я всем телом чувствую рождение новой мысли. Мне кажется… Я не уверен…
Мне кажется, я тебя смогу обработать каким-то новым способом…
- Ты имеешь в виду зловонное дыхание?
Спросил Находчивый.
- Так знай, что ты опоздал…
КРОЛИК, КОТОРЫЙ НОСИТ В СЕБЕ ЗЛОВОНИЕ СОБСТВЕННОЙ ДУШИ - НЕ БОИТСЯ НИКАКОГО ЗЛОВОНИЯ
- Нет, нет!
Извиваясь в сильнейшем волнении, воскликнул удав.
- Моя ненависть рождает какую-то странную любовь… Суровую любовь без нежностей…
Я чувствую неостановимое желание сжать тебя в объятиях…
С этими словами Удав-Пустынник одним прыжком обвился вокруг кролика и стал его неумело и грубо душить.
- Отстань от менЯ!
Отбивался от него Находчивый, еще не очень понимая, что делает этот обезумевший удав,
- убери свои мокрые объятия…
Во-первых, я не удавиха…
Мне больно…
Я даже не крольчиха…
Что за извращения…
- Подожди.
Бормотал удав, закручиваясь вокруг Находчивого.
- Еще одно колечко…
Просунем головку… Еще один узелок…
Туже… Туже…
- Ненавижу всех!
Успел крикнуть Находчивый, теряя сознание в объятиях удава.
- Уф.
Вздохнул удав.
- Так устал, как будто не я душил, а меня душили…
Неудивительно - первая в мире обработка кролика без гипноза…
С таким гениальным открытием меня Великий Питон примет с распростертыми объятиями…
Хотя теперь это может звучать и двусмысленно…
Сейчас подкреплюсь - и к своим…
Еще видно будет, кто достойнее быть царем удавов…
С этими словами он приступил к заглатыванию кролика.
Так окончилась жизнь Находчивого, обладавшего немалыми способностями, но, к сожалению, больше, чем свои способности, любившего королевский стол, к которому и был допущен, но, увы, слишком дорогой ценой.