Стыдно об этом писать, но раз уж решилась, буду откровенной. То, в чем мне хочется признаться, обычно не бывает предметом разговора, - ни в газетах, ни на ТВ. Хотя проблема касается всех, и вряд ли кому-то ещё удалось избежать участия в этой смертельной драме.
Я до сих пор помню тот ужас, боль, отчаяние от своего бессилия, которые меня буквально парализовывали. Как раз в тот период моей жизни, когда я должна была быть собранной, сильной, терпимой, любящей. Столько лет прошло, а во мне до сих пор живет чувство вины. И стыд - от того, что я в этот мучительный для моей мамы отрезок её жизни, оказалась гораздо слабее и хуже, чем сама о себе думала. До сих пор как вспомню - лицо гореть начинает.
Одно могу сказать в своё оправдание: есть куча книг, где объясняют, как лечить лежачих больных, как за ними ухаживать - не проблема! Но где написано, как научиться не раздражаться от капризов старого человека, которого терзает боль. Как терпеть его изменившийся характер, как побороть в себе страх перед теми разрушениями, которые происходят и с его телом, и с мозгами. Как не терять самообладания, видя его страдания. Как справиться с отупляющей усталостью - ведь есть ещё работа, ребёнок, муж… Как?
Помню, подруга мне тогда советовала: «Думай о себе. Иначе разрушишься. Рано или поздно этот дурдом закончится!» Сейчас она сама нуждается в совете: у её дочки беда - муж попал в аварию. И на 23-летнюю девочку обрушилось такое - врагу не пожелаешь: и долгие месяцы лечения с неясными перспективами (врачи говорят, возможно, пожизненная инвалидность), и финансовые проблемы (бизнес Алика на глазах растаскивают, а лечение требует денег!), и жуткие скандалы с детьми Алика от предыдущего брака, почти Леркиных сверстников… Я-то знаю, Лера действительно любит Алика, но тот Алик, который в свои неполные 50 так лихо катался на самых сложных трассах высокогорного Давоса (мы все познакомились с ним на этом швейцарском горнолыжном курорте, Лерка там тоже зажигала), и тот Алик, которому сейчас сиделка приносит судно, - разные люди. Лерка рыдает, кричит, что ни за что его не бросит, что ещё родит ему сына.
Я ей верю, она преданная, порядочная девочка, но как мне её жаль! Она даже не догадывается про коварство той трассы, которую собирается пройти. И где найти проводника, который помог бы этим двоим?
Сейчас ночь. Я сижу, пишу это письмо, и пытаюсь понять, почему так часто уход наших близких бывает таким…- не знаю даже, как бы поточнее выразиться, - таким суетливо недостойным, что ли. Думаю о том, а будет ли мой сын Димка возиться со мной, старой, дряхлой… Сижу, пишу, а перед глазами стоит исхудавшее, по-детски растерянное лицо моей мамы, её приоткрытый беззубый рот, которым она силится что-то произнести, но не может, её беспомощный взгляд, испуганно ищущий опору где-то во мне, и я бы сейчас отдала всё, чтобы сказать ей, нет крикнуть - туда, через годы, за роковую темноту: «Мама, мамочка! Прости меня за всё!..»