Птица с шипом терновника в груди повинуется
непреложному закону природы;
она сама не ведает, что за сила
заставляет её кинуться на острие и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, она не думает о близкой
смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос
и не оборвётся дыхание. Но мы,
когда бросаемся грудью на тернии, - мы знаем. Мы понимаем. И всё равно - грудью
на тернии. Так будет всегда.