Дни тянулись, опутаны серой тоскою.
Февралем-шутником, его щедрой рукою,
Был подарен зачем-то мне Оле Лукойе,
С полным зонтиком снов, разрушитель покоя.

И февраль прошептал, вороша все былое:
Он - стаккато дождя над пустыней сухою,
Он - мурашек разбуженных племя хмельное,
Он - для бабочек крылья щекотного кроя.

Облаками касался март, замки мне строя,
Тихо трогал запястья - Дверь не откроешь?
Я боялась - тепло льды на шрамах мне вскроет,
Я боялась и прошлое стало стеною.

Ты апрелем стучался и звал за собою,
Ты протягивал плащ с бирюзовым подбоем.
По иголкам травы уходила босою,
Уносила пустыню с адским мертвенным зноем.

Ароматом цветов и небес синевою,
Маем душу кружил и знобящей волною
Стайки бабочек слал, мое Оле Лукойе.
Я сдавалась тебе, синеглазый мой воин.

Что бы ни было после, заболею весною,
Я тянусь к твоей сказке усталой душою,
Ты в мгновении каждом мне вестью благою,
И пустыня цветет, мое Оле Лукойе.