Он сидел с нею рядом на лавочке в парке. Просто молча сидел, поглаживая тыльную сторону ее ладони своей рукой. Он просто смотрел ей в глаза. В ее глубокие карие глаза в которых так хотелось утонуть… Он бы вот так, смотря на нее, вечность мог просидеть… Он любил ее. Безумно любил. Любил больше чем все сокровища мира, больше, чем жизнь, больше, чем саму свою душу… И должен был сказать ей об этом. Должен был, да все никак не мог, не решался… Он хотел ей сказать что, как только он встретил ее, его жизнь обрела какой-то новый смысл, стала подобна фильму, первую половину которого просмотрели на черно-белом экране, а вторую вдруг стали смотреть на цветном… Он хотел сказать ей что не мыслит больше жизни без нее, что готов сделать все, что угодно только бы ей всегда было хорошо, только бы на эти 2 карих омута никогда не наворачивались слезы. Он хотел ей сказать, что давно уже не хозяин он своей душе в полной мере, хотел, наконец, банально сказать, что она ВСЕГДА, В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ И В ЛЮБОМ МЕСТЕ, НЕЗАВИСИМО НИ ОТ ЧЕГО может рассчитывать на ЛЮБУЮ его помощь. Он многое бы отдал уже за то, чтобы этот волшебный вечер продолжался вечно! Он готов был сколько угодно сидеть с ней рядом, смотреть в эти бездонные глазищи и поглаживать ее руку своей…

Он уже было собрался ей все это сказать, готов был истратить лимит красноречия проникновенности и душевного пыла на год вперед но… она посмотрела в его глаза, слегка побледнела, будто чего-то испугалась, и быстро, словно куда-то спешила, c какой-то поспешной, словно бы вымученной полуусмешкой-полуулыбкой тихо попросила: «Проводи меня, пожалуйста, домой… Устала я сегодня, спать охота жутко… А завтра вставать рано…» Он улыбнулся, глаза его заволоклапривычная броня спокойствия, а слова так и остались висеть в воздухе…
Она потянулась, встала с лавочки, сладко, как кошка, зевнула. Он галантно, как кавалер на званом балу взял ее под руку и они ушли.

Над городом быстро сгущались сумерки…