Академик, всемирно знаменитый хирург, самый старый практикующий хирург в мире (последнюю операцию он сделал в 99-летнем возрасте - расширял аорту восьмилетней девочке) лет тридцать назад был и заметным общественным деятелем. С его книги «Из плена иллюзий» (советский бестселлер о вреде даже шампанского за новогодним столом и об истории спаивания русского народа евреями-шинкарями давно не переиздавался, а жаль - книга действительно интересная) задолго до горбачевско-лигачевских антиалкогольных инициатив началось всесоюзное движение борцов за трезвость. Углов - может быть, самый бескомпромиссный во всей русской истории противник алкоголя, поэтому первый мой вопрос: с чего началась его антиалкогольная интифада. Внимательно выслушав вопрос, Углов отвечает:
- У меня отец пил. А мама всегда его ругала, и мы, дети, ей сочувствовали. Еще в молодости, лет в сорок, зародилась мысль что-нибудь сделать против пьянства. И я делал.
Отец Углова работал слесарем в сибирском городке Киренске близ Бодайбо - много пил и много дрался, был первым драчуном в своей слободе. Драчливость передалась и Федору Углову - уже отпраздновав столетие, он лежал в больнице после очередной операции на почках, и когда ему хотелось выйти прогуляться в коридор, даже две медсестры не могли его удержать - он раскидывал их и шел гулять.
Та операция вообще-то и послужила причиной последнего микроинсульта. Пять лет назад, незадолго до столетия, лег удалять камни из почек в родную клинику (при Первом мединституте), положили в отдельную палату с телефоном - ночью зачем-то вскочил (потом говорил: «Думал, утро, надо вставать на работу»), запутался в телефонном шнуре и упал, сломал шейку бедра. Вместо операции на почках пришлось делать операцию на бедре - думали, не встанет, а он потом и палочку отбросил, стал ходить самостоятельно - а почечная операция задержалась на три года, и когда ее все-таки сделали, нелюбовь к алкоголю сыграла с Угловым злую шутку - к наркозу он оказался менее приспособлен, чем тот, кто всю жизнь выпивал. Тяжело отходил от наркоза, не узнавал родных, потом инсульт, потом серия микроинсультов.
- Я сидел у него в палате, - рассказывает сын Владимир, - на мне был больничный халат, и он, когда очнулся, не узнал меня, решил, что я врач. Говорит: «Доктор, скажите, как прошла операция?» А я вообще филолог, но я к тому времени уже неплохо разбирался в медицинской терминологии. Стал ему рассказывать про его операцию. Он на меня так смотрит и говорит: «Вы не доктор». То есть, представляете - родных не узнает, но доктора от самозванца отличить может даже в таком состоянии!
Еще Федор Углов до сих пор играет с сыновьями в шахматы. Чаще всего проигрывает, но некоторые партии сыновья даже записывают - защита Углова, как говорит Владимир, не имеет аналогов в шахматной практике. «Очень необычная картина на доске получается, движение от хаоса к порядку. Вы разбираетесь в шахматах? Нет? Ну тогда просто поверьте».
Как у всякого крупного деятеля, у Федора Углова были враги, и первый из них - министр здравоохранения СССР Борис Петровский.
- Тот, который зарезал Сергея Павловича Королева, вы, наверное, знаете, - поясняет Владимир. - Сам взялся оперировать Королева, потом что-то не так сделал, испугался, вызвал Вишневского, тот приехал и произнес свою знаменитую фразу: «Покойников я не оперирую». Так вот, Петровский очень завидовал Федору Григорьевичу, когда приезжал в Ленинград, прямо зеленый ходил по клинике - видел, что у Углова все хорошо и хотел все испортить.
Когда в клинике Углова проворовался завхоз, именно Петровский отстранил Федора Григорьевича от работы, - правда, сам Углов за это отстранение министру только благодарен - его перевели в пульмонологическую клинику того же института, в которой бюрократической работы было меньше, а простора для творчества больше. Именно в этой (ее называют нобелевской, потому что здание клиники построила фирма братьев Нобель) клинике Углов оперировал собственную сестру Татьяну, когда у той обнаружили онкологическое заболевание.
А Петровский еще, между прочим, зарубил награждение Углова звездой Героя социалистического труда - и к семидесятилетию, и к восьмидесятилетию. Звезда Героя, впрочем, у Углова теперь есть - Сажи Умалатова вручила к столетию.
На стене в комнате Федора Углова висит портрет митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева), с которым Федор Григорьевич очень дружил и который часто бывал у Угловых дома.
- Он и умер у нас на Петроградской, здесь, рядом, - говорит Владимир. - Очень глупо и нелепо ушел из жизни. Федор Григорьевич постоянно предлагал ему сделать операцию, поставить искусственный клапан, а он все отказывался - мол, Бог рассудит. Бог и рассудил, причем всех. Открывали у нас на соседней улице гостиницу, турки ее построили, была презентация, позвали митрополита. Он приехал, навстречу Нарусова выходит: «Владыка, благословите». Он ее благословил, она говорит: «Подождите, мужа позову». И ушла за Собчаком. Владыка стоит на улице, холодно уже. А Собчак там на презентации задерживался. Через сорок минут выходит, уже навеселе - и к владыке: «Благословите». А владыка упал. Увезли в больницу, но спасти не удалось. И представляете - Собчак потом тоже умер в гостинице, да еще при каких обстоятельствах. А что из его дочки выросло? Да и гостиница та турецкая так и не открылась, до сих пор пустая стоит. Вот так Бог всех и рассудил.