запрети мне, Господи, помнить линию
его плеч,
помнить разность его гримас и кривых
ухмылок.
запрети мне помнить гортанную его
речь.
и каков он бывал беспощаден, красив
и пылок.
отведи же, Господи, от его ненасытных
ласк.
от его острых скул и рук, пахнущих
чистым, свежим.
дай мне, Господи, безразличнейшею
из масок.
дай мне, Господи, время, чтоб вышла
нежность.
запрети мне, Господи, помнить, как
облака
словно клёцки, плыли низко над
головою.
как рвала я письма его в клока,
как мольба просилась собачьим воем.
не позволь ему больше меня собрав
всю в ладони видеть насквозь, нагую.
сделай так, чтобы он отпустил рукав,
когда сердце безжалостно атакует.
запрети мне, Господи, помнить
курчавый волос,
помнить смех его и какой он любил
табак.
запрети мне мысленно слышать
надменный голос
и идти на него послушною, как раба.
запрети мне, Господи, помнить его
лицо,
помнить как обдувало нас с ним
морским муссоном.
и какой медный вкус оставался,
словно бы вдруг лизнул кольцо
когда он подползал целовать меня
тёплый, сонный.
запрети мне, боже, не только
помнить, но даже знать,
что он где-то есть, что он спит в изголовье чьём-то.
что он любит по-прежнему чай без
сахара, вермут и танцевать,
и ему безразлично, что я отпустила
чёлку.
пощади же, Господи, эта дурь
так ломает, крутит, что проще слететь
с катушек,
чем выйти в дамки.
дай ответ мне, боже, сколько в небе
застывших крошек
и давно ли, Господи, у тебя столь
карающие повадки.
запрети мне, Господи, солнце его
ресниц
вспоминать.как волнами лизало
ступни.
как бежало токами меж ключиц
то, что пагубно и преступно.
но я помню окно автобуса,
ливень, пятница.
ты гуляешь с крестницей, а автобус
пятится.
на углу бистро, она плачет, они
прощаются.
а я слышу шёпот: «глупая, глупая,
если уж от таких уходят, то больше не возвращаются».