КАК БЫ РАССКАЗАЛИ «КРАСНУЮ ШАПОЧКУ»
ЭДГАР ПО:
На опушке старого, мрачного, обвитого в таинственно-жесткую вуаль леса, над которым носились темные облака зловещих испарений и будто слышался фатальный звук оков, в мистическом ужасе жила Красная Шапочка.
ЭРНЕСТ ХЕМИНГУЭЙ:
Мать вошла, она поставила на стол кошелку. В кошелке было молоко, белый хлеб и яйца.
-Вот, -сказала мать.
-Что? -спросила Красная Шапочка.
-Вот это, -сказала мать, -отнесешь своей бабушке.
-Ладно, -сказала Красная Шапочка.
-И смотри в оба, -сказала мать, -Волк.
-Да.
Мать смотрела, как ее дочь, которую все называли Красной Шапочкой, потому, что она ходила в красной шапочке, вышла и, глядя на свою уходящую дочь, мать подумала, что очень опасно пускать ее одну в лес; и кроме того, она подумала, что волк снова стал там появляться; и подумав это она почувствовала, что начинает тревожиться.
ГИ ДЕ МОПАССАН:
Волк ее встретил. Он осмотрел ее тем особенным взглядом, который опытный парижский развратник бросает на провинциальную кокетку, которая все еще старается выдать себя за невинную. Но он верит в ее невинность не более ее самой и будто видит уже, как она раздевается, как ее юбки падают одна за другой и она остается только в рубахе, под которой очерчиваются сладостные формы ее тела.
ВИКТОР ГЮГО:
Красная Шапочка задрожала. Она была одна. Она была одна, как иголка в пустыне, как песчинка среди звезд, как гладиатор среди ядовитых змей, как сомнамбула в печке…
ДЖЕК ЛОНДОН:
Но она была достойной дочерью своей расы; в ее жилах текла сильная кровь белых покорителей Севера. Поэтому, и не моргнув глазом, она бросилась на волка, нанесла ему сокрушительный удар и сразу же подкрепила его одним классическим аппекортом. Волк в страхе побежал. Она смотрела ему вслед, улыбаясь своей очаровательной женской улыбкой.
ЯРОСЛАВ ГАШЕК:
-Эх и что же я наделал? -бормотал волк. -Одним словом обделался.
ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАК:
Волк достиг домика бабушки и постучал в дверь. Эта дверь была сделана в середине 17 века неизвестным мастером. Он вырезал ее из модного в то время канадского дуба, придал ей классическую форму и повесил на железные петли, которые в свое время, может быть, и были хороши, но ужасно сейчас скрипели. На двери не было никаких орнаментов и узоров. Только в правом нижнем углу виднелась одна царапина, о которой говорили, что ее сделал собственной шпорой Селестен де Шавард - фаворит Марии Антуанетты и двоюродный брат по материнской линии бабушкиного дедушки Красной Шапочки. В остальном же дверь была обыкновенной и потому не следует останавливаться на ней более подробно.
ОСКАР УАЙЛЬД:
Волк: Извините, вы не знаете моего имени, но…
Бабушка: О, не имеет значения. В современном обществе добрым именем пользуется тот, кто его не имеет. Чем могу служить?
Волк: Видите ли… Очень сожалею, но я пришел, чтобы вас съесть.
Бабушка: Как это мило. Вы очень остроумный джентльмен.
Волк: Но я говорю серьезно.
Бабушка: И это придает особый блеск вашему остроумию.
Волк: Я рад, что вы не относитесь серьезно к факту, который я вам только что сообщил.
Бабушка: Нынче относиться серьезно к серьезным вещам - это проявление дурного вкуса.
Волк: А к чему же мы должны относиться серьезно?
Бабушка: Разумеется к глупостям. Но вы невыносимы.
Волк: Когда же Волк бывает невыносим?
Бабушка: Когда надоедает вопросами.
Волк: А женщина?
Бабушка: Когда никто не может поставить ее на место.
Волк: Вы очень строги к себе.
Бабушка: Расчитываю на вашу скромность.
Волк: Можете верить. Я не скажу ни слова (съедает ее).
Бабушка (из брюха волка): Жалко, что вы поспешили. Я только что собиралась рассказать вам одну поучительную историю.
ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК:
-Иди ко мне - сказал Волк.
Красная Шапочка налила две рюмки коньяку и села к нему на кровать. Они вдыхали знакомый аромат коньяка. В этом коньяке была тоска и усталость - тоска и усталость гаснущих сумерек. Коньяк был самой жизнью.
-Конечно, -сказала она. -Нам не на что надеяться. У меня нет будущего.
Волк молчал. Он был с ней согласен…