С лицом измученным и серым,
на белой смятой простыне,
как жертва бешеной холеры,
лежит коленками к стене.
Протяжно стонет, как при родах,
трясётся градусник в руках.
Вся скорбь еврейского народа застыла в суженных зрачках.
По волевому подбородку струится пенная слюна.
Он шепчет жалобно и робко: «Как ты с детьми теперь одна…»
В квартире стихли разговоры, ночник горит едва-едва.
Темно… опущены все шторы.
У мужа тридцать семь и два…