Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь
лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь
зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет
купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька
закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой -
простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги
похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как
тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька -
он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить,
мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца
недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект
ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем
курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен
и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка
светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног,
нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди,
солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь
видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет
маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем
брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при
друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак
придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица
в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно
пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать…
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко
съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста,
жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
«Двадцать один», - бормочу сквозь сон. «Сорок», - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна,
двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять -
кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном
таять гимне…
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.