…она догадалась, что муж ищет у нее защиты от нервного напряжения и от тоскливого страха.
- Друг мой, - сказала она, - может быть, вы останетесь сегодня со мной?
Он нерешительно пожал плечами.
- Не могу, я не предупредил камергера, - ответил он.
- Но ведь вы король, Филипп, - улыбнулась Жанна, - и можете давать вашему камергеру любые распоряжения.

Филипп решился не сразу. Этот юноша, умевший силою оружия или деньгами укрощать самых могущественных вассалов, стеснялся сказать слугам, что он передумал и останется на ночь в спальне королевы.

Наконец он кликнул служанку, дремавшую в соседней комнате, и послал ее предупредить Адама Эрона, чтобы тот не ждал и не ложился сегодня ночью у дверей королевской опочивальни.

Потом, раздевшись среди золоченых попугаев и серебряных трилистников, он скользнул под одеяло. И непобедимый страх и тоска, от которых не мог уберечь его целый полк коннетаблей, ибо тосковал и страшился не король, а простой человек, утихли от близости этого женского тела, этих крепких длинных ног, этого покорного лона и горячей груди.
- Душенька, - шепнул Филипп, зарывшись лицом в волосы Жанны, - скажи, ты мне изменяла? Отвечай без боязни, ибо, даже если ты была мне неверна, знай, что я тебя прощаю навеки.
Жанна обвила обеими руками худощавый, сильный стан мужа, чувствуя под пальцами его ребра.
- Никогда, Филипп, клянусь тебе в том, - ответила она. - Я призналась тебе, что испытывала соблазн, но не поддалась.
- Спасибо тебе, душенька, - шепнул Филипп. - Теперь полнота моего царствования неоспорима.
И в самом деле, он почувствовал себя вполне королем, ибо он был подобен всем мужчинам своего королевства: ему нужна была женщина, женщина, принадлежавшая ему всецело.