У него один глаз карий, другой-зелёный.
Он, по-своему, мил, но не так, чтоб очень.
Самонадеян не в меру, бесцеремонный,
Он пришёл ко мне как-то тоскливой ночью.
Стало чуть прохладней в комнате душной.
Растянув в улыбке рот сердцееда,
Предложил мне всё, что хочу за душу
И укутал речью, как тёплым пледом.
Он такой уверенный был в успехе!
Посулил мне горы богатств несметных.
Чуть зарвавшись, пообещал бессмертье,
И, слегка опешил, когда со смехом
Я ответила: «Виски и рюмки в баре.
Что мне с той души? Только боль и слезы.
Если очень нужно, бери-ка даром,
Без кровавых подписей. Выпьем. Поздно».
Взгляд его из мрачного стал лучистым.
Поперхнулся, кашлем прочистил глотку.
Даже там в цене, видно, бескорыстье.
«К чёрту виски, -вскинулся, — нет ли водки?
Редкий случай, когда от меня ничего не надо!
Хотя нет, две тысячи лет назад…
Погрустневший резко отводит взгляд…
Забегу, говорит, как-нибудь, поболтаем, ладно?»
Мне когда-нибудь это выйдет, возможно, боком.
Он совсем нестрашный, тот черт безрогий.
Мы с ним просто напрочь забыты богом.
Стали так забывчивы эти боги.