А как, интересно, в нашем прекрасном и красивом городе живется лицам с кавказской и азиатской внешностью? Часто вас оскорбляют и обижают, расскажите? А я про себя расскажу.
С годами лицо мое стало приобретать черты тщательно скрываемых моей родней грехопадений. Как-то незаметно Араратом завозвышался нос, Курой раскинулись брови, а «Басма» подворонила волос до нужной кондиции так, что и в Грузии и в Армении никто ко мне по русски не обращался. Жизнь - боль, да.
Раньше я вовсю пользовалась интернациональными маршрутками, где спокойно соседствуют таджик и белорус, студент и служащий и друг степей Калмык.
После неожиданной реформации в системе наземного транспорта вся эта демократичная куча из человеков переселилась в последний оплот и бастион истинного московско-русачьего бомонда-троллейбус, которым до великого изгнания маршруток из Москвы и области пользовались в основном пенсионеры и школьники, вооруженные «социальной картой москвича».
Вы знаете, что такое московский пенсионер? О! Это человек с большой буквы П с волшебной карточкой, свидетельствующей о его принадлежности к высшей касте. Московский пенсионер бодр, вооружен телегой в специально прорубленных заусеницах для вырывания клочков мяса из икр и нитей из колгот зазевавшихся гражданочек и жиночек. Но главное отличие московского пенсионера в том, что он непримиримый шовинист. Ему все равно, кто тут сидит с носом-Арарат или глазами Чингиз-Хана. Профессор ли университета, работник метрополитена, врач. Этот чернявый гражданин - чурка понаехавшая, совершенно не заслуживающая ни уважительного отношения ни внимания, ни тем более катания на русской тройке (жирно зачеркнуто) - муниципальном транспорте.
Грязные сцены, где бабушки в шляпках идут в рукопашную с азиатами и кавказцами я наблюдала не раз и не два. Было дело - разнимала.
Сегодня мой нос, видимо, вздымался каким-то особенно кавказским макаром, брови кустились яростнее обычного, что стало причиной раздражения одной из московских старушек. Троллейбус не самый мягко скользящий на земле вид транспорта - поколыхивается. А вместе с ним колыхаемся и мы, пассажиры. На каком-то препятствии нас всех мотануло так, что еле устояли. Я же, не предугадав маневр, бедром потеснила бабушку, сидящую рядом со мной.
И понеслось… Чурка толстозадая - самый ромашковый эпитето, из всех прозвучавших. Дальше - больше. Бабуся ехала не одна, а с боевыми подругами, которые тут же подключились к хайваю. Стою, молча слушаю. Бабка, приняв мое молчание за свою победу взялась бить меня по коленям телегой и орать уже вообще сущие непотребства.
Общественность молчит и делает вид, что ничего не происходит и в молчании этом полностью соглашается со старушкой, что-да, понаехали, да-всю Москву засрали, да-эти бабушки лично научили всех мыться и пользоваться туалетной бумагой, и, да - катись в свой чуркестан и катайся на ишаках.
Мне. Русской женщине с фамилией Меньшикова с одной стороны и Соловиченко с другой;)
Беру телефон, делаю вид, что набираю номер и голосом курортного конферансье декламирую в трубку: «Петров, майор Меньшикова беспокоит. Срочно прислать наряд на станцию метро Киевская (как раз подъезжали), будем обезвреживать националистов. Человек тридцать, наберется, давай два наряда. Выполнять!».
И из сумки выхватываю свой университетский пропуск, облаченный в клееночку цвета бордо с тисненым золотым орлом и тычу им в злую бабку. Параллельно кричу водителю:"Все арестованы, двери не открывать, ждем наряд! Это приказ!".
Можно было, конечно, сломать бабусе остеопарозную ногу и украсть вставную челюсть, но мама с папой зачем-то научили меня уважать и не обижать старость и чтить УК. Не посмела.
Клеенка моя, цвета бордо, и чистый, без акцента, русский язык, моментально привели в чувство гневливых старух. Все остальные продолжали молчать теперь уже более заинтересованно. В тишине я потрясла своим пропуском перед бабкиным носом еще разок, для надежности, сказала, что на первый раз прощаю, но в следующий раз точно свезу в лубянский каземат за розжиг.
А потом я пошла в театр. И мне там стало хорошо.
А вам хорошо в Москве, тем кто чернявее и носастее титульной нации?
Люди не делятся на национальности, партии, фракции и религии. Люди делятся на умных и дебилов, а вот дебилы делятся на национальности, партии, фракции и религии.
Вышла сегодня на улицу, умом понимаю, что в Москве, а глаза говорят: В ТАДЖИКИСТАНЕ!
ХОЛОКОСТ
Ночь к рассвету ползёт бессердечной улиткой.
Выпить залпом до дна её горечь непросто:
Б - г пришил мою душу суровою ниткой
К неистлевшим под солнцем следам Холокоста,
Чтоб я помнил до смертного часа детишек,
Превратившихся в пепел в огне Бухенвальда,
Моей матери Фриды сестёр и братишек,
Не сумевших избегнуть нацисткого ада;
Не вкусивших любви черноглазых подружек
Моей бабушки Берты, актрисы еврейской,
И как ветер ласкает останки игрушек
И зеркал, не боясь автоматного треска.
Чтобы чтил Вас, сыны непокорной Варшавы:
Кузнецы, меламеды, врачи и раввины,
Что плюя на запреты, расстрелы, облавы,
Шли вперёд, за собой оставляя руины.
Вас, бойцов партизанских отрядов, подполья,
Знавших толк в том, как в воздух летят эшелоны,
И солдат, ставших почвой промёрзшего поля,
И матросов, сошедших в бездонные волны.
В прошлой жизни и я вырос в сумрачном гетто.
Сердце билось в груди растревоженной птицей.
Слышал грозное пенье стрелы арбалета,
Видел меч крестоносца, костры инквизиций.
Что ж. Оковы галута разбиты успешно
На дорогах, лежащих от Ада до Рая…
А на мусорных баках глумливо, небрежно
Вновь подонки малюют: «Евреи!В Израиль!»
Глафира Карповна покрасила забор. Так сказать, весеннее обновление. Но утром, О, Боже!, на заборе некрасивая надпись: «х@й»
Ладно, хотела было подумать Глафира Карповна, х@й так х@й, но восклицательный знак как окончание оного явно олицетворял собою вызов, желание воздать хвалу либо подчеркнуть превосходство. Как итог, через цепочку несложных рассуждений Глафира Карповна оказалась во мнении, что это не просто так, а наглая демонстрация мужского шовинизма. Закрашивать эту хулиганскую надпись Глафире Карповне не очень, и хотелось, поскольку она не до конца оттёрлась от краски первоначальной покраски, да и запах ацетона пока еще сопровождал её на кухне, но и оставлять всё, так как есть, ей не хотелось тоже.
Слава Богу!, когда Глафира Карповна проснулась следующим утром противное слово «х@й» было перечёркнуто двумя жирными мазками, а рядом и с достойным вызовом красовалось слово «п@зда»
Что-то отлегло от сердца у Глафиры Карповны. Она даже повеселела немного, что не укрылось от внимания её соседок-подружек.
Однако, не успела Глафира Карповна провести спокойную ночь, как «х@й» появился на заборе вновь.
Два долгих дня Глафира Карповна провела в тревожном ожидании переворота и смены заборной власти. Однако, ко третьему дню Глафиру посетила крамольная мысль, что «х@й» застрял на заборе всерьез и надолго.
Будучи глубоко интеллигентной женщиной, Глафира Карповна не могла такого допустить.
Глубокой ночью Глафира Карповна, приняв на грудь для раскрепощения зелья, набралась хулиганской наглости и революционным путём произвела смену заборной власти: перечеркнула уже по счету второй «х@й» и водрузила на забор «п@зду», уже вторую по счету.
Вопреки всем тревогам и бессонным ночам, эта вторая «п@зда» уже как неделю была хозяйкой забора.
По истечении недели Глафира Карповна решилась на последний подвиг - она ночью дорисовала к слову восклицательный знак, поскольку при предыдущей вылазке на это не хватило краски.
Глафира Карповна, удовлетворённая своими действиями, грузно брякнулась в кресло.
По случаю торжества, Глафира Карповна позвала соседок-подружек и накрыла на стол.
Они сидели: попивали кто вино, кто коньячок, беседы вели.
Когда Глафира Карповна гордо призналась о своей борьбе с мужским шовинизмом и показала результаты на заборе.
Подружки сначала посчитали Глафиру Карповну немного чокнутой, но, в конце концов, одобрили её действия, но с существенными оговорками:
- гадости писать на заборах некрасиво;
- самой Глафире Карповне нужно не то, что она на заборе в конце концов оставила, а прямо противоположное, с чем «триумфаторша» нехотя согласилась, хотя опять таки с той оговоркой, что ей как женщине нужен не «х@й» на заборе, а кто-то из племени шовинистов, но так, чтобы она знала, что он её любит.
На том девчата и поставили точку в «заборной» истории.
? Шовинизм это ветряные мельницы, но бороться с ними нужно, потому что в жерновах у этих мельниц ядовитые зёрна человеконенавистничества…© zulnorа