В нарядной полутьме изысканного зала
Вино «Этьен Анри» томит резной бокал…
Легко скользят слова - свидетели начала -
Под музыку свечей в безвременье зеркал…
Вокруг бушует ночь блистательных магнолий,
Роняя лепестки в распахнутом окне.
И чудится: вот-вот любовь так своевольно,
Не ведая табу, разнежится во мне.
И в этом только Вы сегодня виноваты.
Пускай споёт на бис тоскующий хрусталь -
Ещё один бокал… за точку невозврата…
За тайну Ваших глаз… за светлую печаль…
Дома надели снежные боа,
Свет фонарей стал золотисто-млечным.
Зима вновь поднимает свой бокал,
Он полон чародейством бесконечным.
И кажется, что душу замело
Посеребрённой прелестью, морозцем,
А телу подавай крыло, крыло!
Хотя б одно, чтобы лететь за солнцем.
На улице - под тридцать, но тепло,
И кажется, что сердце в плюш зарылось,
Глаза горят, глаза глядят в окно…
Ну что за притяженье, что за милость?!
Свет фонарей проник под полог сна,
Дома прикрыли веки и вздохнули.
Кто знает, что за чары колдуна
Вмиг холод превратили в поцелуи?
«Для тебя есть наравне со мной этот чуждый, сокрытый для меня мир творчества, искусства; я не могу идти туда за тобой, я не могу даже хоть иногда заменить тебе всех этих, опять-таки, чуждых мне, но понимающих тебя людей; они тебе нужны так же, как я», - писала Любовь Менделеева Александру Блоку незадолго до свадьбы. Здесь она лукавила: мир творчества не был далек от девушки. Любовь Дмитриевна играла в театре, изучала балетное искусство и написала несколько работ по истории танца. Кстати, Александр Блок «разглядел» свою будущую супругу на репетиции любительского спектакля «Гамлет».
12 ноября 1902. Петербург
Мой дорогой, отчего ты не написал мне сегодня? Ведь это же ужасно - не видеть тебя, знать, что ты болен, не получать от тебя ничего! Нет, милый, пиши мне каждый день, а то я измучаюсь, я места не могу найти сегодня от тоски, так трудно отгонять всякие ужасы, которые приходят в голову… Но ведь ничего ужасного нет? Тебе не хуже? Что с тобой? Долго мы еще не увидимся? Боже мой, как это тяжело, грустно! Я не в состоянии что-нибудь делать, все думаю, думаю без конца, о тебе, все перечитываю твое письмо, твои стихи, я вся окружена ими, они мне поют про твою любовь, про тебя - и мне так хорошо, я так счастлива, так верю в тебя… только бы не эта неизвестность. Ради Бога, пиши мне про себя, про свою любовь, не давай мне и возможности сомнения, опасения!
Выздоравливай скорей, мой дорогой! Когда-то мы увидимся?
Люблю тебя!
20 ноября 1902. Петербург
Твои письма кружат мне голову, все мои чувства спутались, выросли; рвут душу на части, я не могу писать, я только жду, жду, жду нашей встречи, мой дорогой, мое счастье, мой бесконечно любимый!
Но надо, надо быть благоразумным, надо довести благоразумие до нелепости, надо ждать пока ты не будешь совсем здоров, хотя бы недели! Я не могу себе этого и представить, но я умоляю тебя «быть благоразумным»!
Пиши мне каждый раз о своем здоровье, чтобы я знала - приближается ли день нашей встречи.
В эти два праздника пиши мне домой, когда я дома - письма дают прямо мне. До свиданья, милый, дорогой!
13 января 1903. Петербург
…Dieu l fait natre pour la gloire,
Moi - pour l’aimer, pour eu mourir.
(«Othello», op. de Verdi)
Прости за глупую фантазию начать письмо эпиграфом, и за то, что он такой не литературный! Но что же я поделаю, если именно эти слова из оперной арии (их ведь нет у Шекспира), так верно отражают мое основное настроение за последние дни; и мне хотелось, чтобы ты во всем письме чувствовал их, за всеми другими мыслями, чувствами. Сегодня мне стало грустно от сознания, что «ты - для славы, а я - для тебя»; вчера было просто, ясно и весело, а раньше, помнишь, я испугалась этого. Но надо привыкнуть к этой мысли, понять, что иначе и не может быть, тогда и будет легко помириться с ней, да и мириться то даже не придется - будет видно, что так надо, так хорошо. Ты понимаешь, - не то страшно и непонятно, что «я - для тебя» - в этом ведь счастье, все счастье для меня; жутко и непонятно, что «ты - для славы», что для тебя есть наравне со мной (если теперь может быть иногда и не наравне, то будет потом) этот чуждый, сокрытый для меня мир творчества, искусства; я не могу идти туда за тобой, я не могу даже хоть иногда заменить тебе всех этих, опять-таки, чуждых мне, но понимающих тебя, необходимых тебе, близких по искусству, людей; они тебе нужны так же, как я. Ты, может быть, не захочешь согласиться с этим, но ведь и я то, и твоя любовь, как и вся твоя жизнь, для искусства, чтобы творить, сказать свое «да»; я для тебя - средство, средство для достижения высшего смысла твоей жизни. Для меня же цель, смысл жизни, все - ты. Вот разница. И она то пугает, то нагоняет грусть, потому что я еще не освоилась с ней, не почувствовала ее необходимость; потому что во мне слишком много женского эгоизма; хотелось бы заменить тебе не только всех других женщин, но все, весь мир, всех, все…
Я думаю, ты видишь, что я не жалуюсь, не ропщу; я понимаю умом, что иначе не только не может, но и не должно быть; и знаю, что будет время, когда я и почувствую все, и тогда начнется бесконечное счастье, которое уже не будут в состоянии смутить никакие сомнения. А пока ты должен мне прощать все эти «настроения», верно, нужно пройти через них. В общем, я, кажется, опять пересказываю твои же слова; но это ничего, я пишу то, что чувствую.
Сейчас мне ни страшно, ни грустно, я слишком все старалась разобрать, вышло что-то вроде «теории», а ее бояться нельзя же; мне только беспокойно, что ты? Совсем ли я тебя расстроила сегодня своими глупыми выходками? А ведь у меня правда сначала «нервы расстроились», а потом уж и совсем поглупела; удивляюсь, если ты на меня не сердишься.
Хочется мне завтра «пойти к Шуре», если будет можно я телеграфирую, авось телеграмма дойдет.
Твоя
Юные музы немолодых классиков русской литературы
«Любви все возрасты покорны» - эта пушкинская фраза давно стала афоризмом, а во времена поэта она была как нельзя более актуальна. Большая разница в возрасте между супругами в XIX в. не считалась противоестественной - молодых девушек выдавали замуж за пожилых мужчин, следуя патриархальным традициям. Но иногда такие браки заключали не из соображений материальной выгоды, а по велению сердца. Для некоторых немолодых мужчин страсть к юной девушке становилась роковой и разрушительной, а для других была источником вдохновения, благодаря чему появились шедевры классической литературы.
Василий и Елизавета Жуковские
Со своей будущей женой Василий Жуковский познакомился, когда ей было всего 13 лет. Он был знаком с ее родителями, они боготворили знаменитого поэта, но, тем не менее, когда он впервые посватался к их дочери, ему ответили отказом, хотя Елизавете было на тот момент уже 17. Через год 58-летний Жуковский снова посватался, и на этот раз девушке дали право самостоятельно решить свою судьбу. Она была в него влюблена и ответила согласием, и в 1841 г. они обвенчались. Это был первый брак поэта - до этого он долгие годы был безнадежно влюблен в дочь своей сводной сестры.
Этот брак не был счастливым - жена окружила супруга заботой и вниманием, но после рождения детей она заболела психическим расстройством, у нее пропал аппетит, она страдала от припадков и частых головных болей. Болезнь жены требовала лечения на водах, семья все время проводила за границей. Жуковский очень любил детей и переживал, что не сможет воспитать их, что они забудут русский язык, и писал для них стихи и сказки. Поэтические строки он посвящал и своей жене: «О, молю тебя, создатель, / Дай вблизи ее небесной, / Пред ее небесным взором / И гореть и умереть мне». Эти слова оказались пророческими - через 11 лет брака поэт скончался на руках у жены, которая пережила его всего на 4 года.
Федор Тютчев и Елена Денисьева
Поэт Федор Тютчев был старше своей избранницы на 23 года. Елена Денисьева стала его последней любовью и музой, невенчанной женой и матерью троих детей. До нее поэт был женат дважды, и второй брак так и не был расторгнут. Елена была дружна со старшими дочерьми Тютчева, и ради своей любви она пожертвовала и дружбой, и положением в обществе, и возможностью стать фрейлиной, и даже родителями - говорят, отец ее проклял за эту противозаконную связь. Она называла Тютчева «мой Боженька», а он продолжал жить на две семьи. Их отношения продолжались 14 лет, пока Денисьева не скончалась от туберкулеза. Так называемый «денисьевский» цикл стихотворений стал самым пронзительным и лиричным в творчестве Тютчева.
Николай и Зинаида Некрасовы
У Николая Некрасова была бурная личная жизнь, но женился он только один раз, за 8 месяцев до смерти. Его избранницей стала 19-летняя содержанка петербургского купца Лыткина, дочь солдата и сирота Фекла Викторова. Некрасов поселил ее в своем доме и назвал Зинаидой Николаевной, дав ей отчество от своего имени. Она стала для него настоящей Галатеей. Поскольку девушка была безграмотной, он пригласил к ней преподавателей и занялся ее образованием. Знакомые говорили, что «Зина была его радостью, бодростью, второй его молодостью». По словам кучера, «уж так согласно жили, что и сказать нельзя… Зинаида Николаевна смотрела на Николая Алексеевича не просто как на мужа, а как на существо неземное. Этими стихами он ее в полон взял… Как познакомились да он ее своей лаской пригрел - у нее только и света было, что Николай Алексеевич». В течение 5 лет их счастья ничто не омрачало, пока у поэта не диагностировали рак. С каждым днем ему становилось все хуже. Предчувствуя скорую смерть, он решил обвенчаться с Зиной. Жена стала для него сиделкой, терпеливо ухаживающей за умирающим. Родственники поэта его вдову так и не признали, и не приняли. Некрасов оставил ей наследство, но она его раздарила баптистам и остаток дней провела в бедности и одиночестве.
Федор Достоевский и Аполлинария Суслова
21-летняя поклонница Федора Достоевского Аполлинария Суслова была моложе его на 18 лет. Но девушку нисколько не смущала ни разница в возрасте, ни то, что у писателя была семья. Она настойчиво атаковала его письмами и пыталась везде попадаться ему на глаза. И добилась своего - у них начался роман. Суслова пользовалась тем, что писатель совсем потерял голову, требовала, чтобы он развелся с женой, устраивала ему скандалы. Ее называли эмансипэ, из девиц, «известных под именем стриженых» и «принадлежащих к числу нигилистов». Эгоистичная, жестокая, деспотичная и самовлюбленная, она довела Достоевского до состояния, близкого к помешательству. Разводиться он так и не решился, и в конце концов Суслова ушла от него. Она стала прототипом Настасьи Филипповны из «Идиота» и Полины из «Игрока».
«Не бросайте клинок - вам усмешка такая к лицу.
Вы не первая кто серебром мне грозил „уходи“.
Я огню не могу приказать „загорись и танцуй!“,
только пекло, миледи, у вас уместилось груди.
Я учусь, сотни лет проходя по своим же следам,
различая из запахов только костры ноября.
Хороша ли на вкус вашей жизни святая вода?
Если да, то зачем же вы медлите, стоя в дверях?
Так впустите же в дом. Я от долгих сомнений озяб.
Нынче склеп мой похож на монашеский благостный скит.
Объясните мне, леди, за что мне погреться нельзя
в раскалённое сердце, до дрожи вонзая клыки?
Я один, вы одна, для кого нам такое беречь?
Вы за этим стеклом догорите свечою к утру…»
И она открывает. И падает слово как меч
на холодные плиты…
А дальше все хроники - врут.
Кто-нибудь поймёт меня однажды
А пока, увы, не суждено…
Шёпот сплетен слышит каждый
Крик души почти никто
Тот кто понял он теперь далече
Он у Бога получает свой удел
Плохо было, обнимал за плечи
Говорил, что Бог так захотел
Почему все верят лишь в плохое?
Наговорам, сплетням шире дверь
Ведь без подтверждения ваше слово
«Мясо» поедает словно зверь
Расчленили, разложив по полкам
Жизнь мою, разделав на куски
Будто стая диких и злых волков
Сорвались, и рвут, потом в кусты
Он ушёл, защитник и опора
Говорил, чтоб не грустила никогда
Цель твоя достичь довольства Бога
Ну, а сплетни? Сплетни ерунда!
Будь верна пути что ты избрала
По нему иди, стопой упрись
Будут обижать опять словами
Промолчи, с гордыней лишь дерись
Я запомнила его слова, его улыбку
Ту, которую дарил он мне всегда
Мой мужчина, муж, моя отрада
И моя ты путеводная звезда…
Не будет слов, а будет тишина.
И мы простимся, словно так и надо.
Прощай, но знай: ты будешь мне нужна,
А я - тебе. Таков закон разлада.
Ты будешь долго помнить обо мне:
Как я любил играючи, но с болью.
Сама ж придёшь ко мне в печальном сне,
Кровавую посыпав рану солью.
Пусть снятся мне кошмары и враги,
Пусть закричу, и губы спрячет пена.
Пусть сразу все потребуют долги,
Но только пусть не снится мне измена.
Не я страдал - чужая в жилах кровь.
Не я играл на нервах, как на струнах.
Всё было так похоже на любовь,
Пусть в путанных, но в нежных моих думах.
В ночное небо взгляд я не бросал.
Я не считал разбросанные звёзды.
Я о своей звезде мечтал, писал…
И с ней любую долю снёс бы.
Гляжу на небо - что-то там не так:
Нет больше звёзд прекрасного запала.
Но было время, помню, как чудак
Рыдал, увидев, что звезда упала.
Твоё имя небо каплями роняет,
Навевает образ музыку дождя,
Только небо с грустью понимает
Как скучает моё сердце без тебя…
Ветер воет, душу рвёт на части,
Из под ног уходит вся земля,
Я молю, лишь СОЛНЦЕМ не погасни,
Разгоню все тучи от тебя…
Разрублю разлуки всей канаты
И сотру все расстоянья в порошок,
С кем и где бы не была ты,
Трону нежной строчкою висок…
Растреплю рукою пепельные пряди,
Уловлю прощальный взгляд из бирюзы,
Просто так, а не награды ради
Из стихов построю этажи…
Заберусь на верхнюю ступеньку,
Где сидишь ты гордая такая,
Раскрутив магическую стрелку,
Всей тоски моей не замечая…
Я строкой остановлю мгновенье
И сквозь пальцы время как песок,
Голос твой как ветра дуновенье
Отзовётся в сердце как звонок…
у меня к нему что-то между «оставь, пустое всё»
и «ничего не знала серьёзней, чем».
все наши столкновения и истории
или твоя рука на моём плече -
всё органично, правильно, так естественно,
и в то же время - проигрыш, крах, абсурд.
всё это между «тысячу зим быть вместе нам»
и «к сожалению, я тебя не спасу,
я же, скорей, палач, чем приятель преданный.
остановись - останешься у руин».
время течёт лениво, чертовски медленно,
будто отныне - вечные январи.
«мне надоело. господи, отпусти меня».
«я - это нежность. вечная, абсолютная».
я говорила «родной», звала по имени -
но все мои «между»
сводятся к «я люблю тебя».
Если человек хочет чего-то добиться, то он этого добьётся. Если мужчина утверждает, что он идеальный и женщина обязана его принимать таким, какой он есть, то тут действительно не о чем говорить даже. То же самое и для женщины. Взаимоотношения это именно взаимодействие двух людей, их способность меняться друг для друга.
Прошло три года, двадцать дней,
Не то, чтобы я все считаю,
Как ты закрыла свою дверь,
Я очень часто вспоминаю.
Без повода тогда ушла,
На тот момент, как мне казалось.
Все вещи быстро собрала,
Но у меня что-то осталось…
Привычка покупать цветы,
Без повода, чтоб улыбнулась!
Когда я прихожу домой,
Хочу чтоб ты быстрей вернулась.
Я до сих пор кладу ключи
На полку возле телефона,
Чтоб не искала больше их -
Теряла вечно как ворона.
Из-за тебя я по сей день
Люблю загадывать желания!
А повод для него найти,
Могла ты и без основания.
Прошло три года двадцать дней…
И это правда, я считаю!
А почему закрыла дверь…
Прекрасно это понимаю…
Покуда будет дух мятежный
Превозмогать немую боль,
Я буду жить одной надеждой -
Остаться в вечности с тобой.
Я буду жить одной надеждой,
Всего себя перекроя
И мне откроют двери Рая
За здесь прожитые года.
И снова будет дух мятежный
Меж облак чёрных два крыла
На солнце греть, играя с ветром
Себя печалью не томя.
И снова я тебя увижу
Замкнётся нашей жизни круг
Я позабуду всё что было.
И мой излечится недуг
И примет небо с теплотою
Скитальцев проклятой земли
Любовь бессмертна и с тобою
Навеки мы обручены.
Что я ещё такого не сделала, чтобы ты понял, почему меня потерял?
«Прости, но я не сука, чтобы так…
Жена и трое деток. Ты нормальный?
Да и себе я, в общем-то, не враг,
Чтоб нам с тобой делить чужие спальни!
Ты хоть немного думаешь о ней?
А обо мне? Зачем мне эта пошлость?
Мне безопасность личная важней.
И да, найти свободного несложно.
В любовницах была уже. Не раз.
Зачем же снова задницей в болото?
И что ты можешь дать мне? Ночь? Оргазм?
Что можешь ты, чего не может кто-то?
Приятель, не по адресу, прости!
Я думала, ты друг, а тут такое!
И секс без обязательств не в чести,
И встречи-рестораны не устроят!
Любовницей? Тебе? Прости-прощай!
И не дури! Иди к жене на ужин!
Цени, что ты в тепле, в рубашках, щах,
В заботе многолетней. Ты ей нужен!
А мне - отнюдь. Я это все прошла.
Теперь хочу, чтоб мой, один, навеки.
А то, что ты мне впариваешь шлак…
Представим, что никто и не заметил!"
Он слушал так, как будто бы ему
Она взяла и в душу наплевала:
«Вот как? Непостижимо и уму!
Не просто не дала - подрассказала,
Какое я дерьмо. Святая, блин!
А мне б ее на заднем - сбить оскому!.."
…
Но ей хватило в жизни кобелин!
Пришлось сойти на полпути до дома!
Весенний дождь… Он с запахом надежды…
Он с привкусом любви… и с нежностью Тебя…
Хоть моросит он вроде бы как прежде,
Но слышится в нём музыка твоя…
Весенний дождь щеки касается несмело.,
В ладонь я капельки хрустальные ловлю…
И радуюсь., зима что пролетела…
Я оживать весною так люблю!
Весенний дождь… Мне хочется смеяться…
И без зонта под бусинками, взявшись за руки, бродить.
Ещё… с тобой до умопомрачения целоваться,
А после чай, укрывшись пледом у камина пить…
И до утра., под монотонное звучание
Такого долгожданного весеннего дождя,
Тобой и музыкой твоею наслаждаться…
И нежностью своей любить тебя!