Так мы младенцами на руках у бабушек возлежим,
а потом орем: «Ваш постельный режим
надоел мне до озверелых коликов!»
И идем в тусу приятелей-алкоголиков
на заброшенные этажи.
Так мы руку в руке у матери держим, выводим «А»,
узнаем, что ученье - свет, неученье - тьма,
а потом на нее орем: «Ты испортила мне все детство!
От учебы этой дурацкой куда мне деться?»
Сходим с рельс
и с ума.
Так мы ходим в церковь, слушаем о Христе
и о Деве Марии, нарисованных на холсте,
а потом теряем девственность с кем-то на спор,
и ее не восстановишь, как загранпаспорт,
плюс ребеночек
на хвосте.
Так мы в курилке прогуливаем ОБЖ,
а потом, когда оказываемся в жэ,
например, в горящем чаду квартиры,
мы теряем напрочь ориентиры
и прячемся в гараже.
Так мы клянемся в вечной по гроб любви,
а когда она подхватывает ОРВИ,
мы идем целоваться в ночные клубы,
перемазав помадой губы,
веря - это у нас
в крови.
Так мы спим, обнимая нежно своих зазноб,
и целуем их в чистый высокий лоб,
а потом демонстративно пишем в статус -
мол, я сегодня ночью с другой останусь,
да, мудак я и остолоп.
Так мы в отрочестве просим купить котят,
даже если родители этого не хотят,
и котята утром нас в школу будят,
мы отрезаем им хвост - посмотреть, что будет,
домашний кинотеатр.
Так мы пробуем легкие котики в первый раз
у соседа на хате, и искры летят из глаз,
а потом в наши глаза-бойницы
смотрит мама, папа, врач из больницы,
и это десятый класс.
Так мы проходим мимо того, которого бьют,
потому что нас ждет вконтакте, диван, уют,
после видим фото лучшего друга по прессе желтой,
того, кто ни разу тебе не сказал «Пошел ты»
или «Мать твою».
Так мы уходим гордо, как Тамерлан,
потому что она залетела и более не мила,
мы идем кого посвежее трахать,
а потом наполняемся жидким страхом,
узнав, что она умерла.
Так мы маму целуем в детстве каждую ночь,
а потом вырастаем без желания ей помочь,
или бьем ногами в старости за болезни,
до крови, чей вкус становится все железней,
и уходим прочь.
Так мы про Бога гадости говорим,
а потом орем: «Пожалуйста, отвори!»
разбивая костяшки о двери Рая,
если мы в агонии умираем,
ни на грош не ведая,
что творим.