Улететь бы душе в небеса,
И парить над землёй, не спеша,
Небеса эти так высоки,
Небеса эти так далеки.
И услышать бы там в небесах
Умудрённых столпов голоса,
И увидеть бы там чудеса,
И смотреть, замерев, чуть дыша.
Пусть немного - всего полчаса
Я как птица взовьюсь в небеса,
Два крыла распрямив - две руки
Полечу далеко от земли.
Сброшу тягость и бремя забот,
От беды улечу, от невзгод,
От земной улечу суеты
И рутинных хлопот маяты.
Но прошли, словно миг полчаса,
И не смог улететь в небеса,
И не слышал столпов голоса,
И не видел прикрас чудеса.
Ведь нет крыльев, а есть две руки,
И нельзя улететь от земли,
И всё также мечтам вопреки,
Небеса далеки, далеки …
А ведь когда-то было двадцать пять,
И с шашкой наголо по жизни я метался,
И на скаку кружилась голова,
И так о многом впереди мечталось.
И многое казалось по плечу,
И все преодоленья были впору,
И на любую высоту без всякой помощи взлечу,
И все решенья принимались скоро.
Казалось, только было двадцать пять,
Промчалось время - стало в половину больше,
Теперь вот скоро будет пятьдесят,
Короче стали дни, а ночи дольше.
И почему настала вдруг унылая пора,
И отчего на сердце стало грустно,
И где найти успокоения слова,
И чем наполнить это окружающее пусто.
И словно снегом обелилась голова,
И нет уже того желания к преодоленьям,
И под ноги слетается опавшая листва,
И позади остались прежние стремленья.
Когда-нибудь и вам, поверьте, будет пятьдесят,
И уж не будет так особо в жизни многого хотеться,
И словно по стеклу вдруг застучит холодный град,
И мало будет, где душе от навалившихся невзгод согреться.
Как хочется, порой, чтобы опять пришла весна,
Как хочется, чтоб наступило радостное утро,
Как хочется, чтобы скорей ушла хандра,
И отступило это окружающее пусто.
Ветра, снега,
Нагроможденье льда,
И мёртвая луна сияет свысока,
И бесконечные бескрайние суровые просторы.
Здесь птица застывает на лету,
И дикий зверь сюда таёжный не доходит,
И не проложит он сюда тропу,
Где даже дерево неприхотливое произрасти не может.
Здесь человек всего лишь робкий гость,
Случайное и странное явленье,
И ветер ледяной сгибает словно ость,
Его к земле склоняет сильным дуновеньем.
Но манит этот край полярной красоты,
Тревожат душу его девственные дикие просторы,
И смельчаки невзгодам вопреки,
Идут за горизонт, пока хватает взора.
Туда на край большой земли,
Наперекор снегам и ураганам,
Туда, куда ведь можно не дойти,
Сквозь трудные неимоверные преграды.
Сияет в небе одинокая полярная звезда,
Сковало Ледовитый океан торосами и льдами,
И не дойдёт сюда звериная тропа,
И птицы здесь как камень на лету в полёте застывают.
Ветра, снега, нагроможденье льда,
И мёртвые просторы белизной сияют,
Но человек, природе вопреки,
Здесь новый путь полярный открывает.
Я был рождён на день Ильи-пророка,
В год Тигра, под созвездьем Льва,
И наречён был именем Владимир,
В день громовержца Перуна.
Смешалось всё, и день уже кровоточил закатом,
Дождь проливной вдруг превращался в град,
Сверкала молния, и гром гремел раскатом,
Как тысячи артиллерийских канонад.
Я тигр, я лев, я самый страшный хищник,
Поверьте, что и сам тому не рад,
Гремучей смесью наградил меня Создатель,
Гремучей смесью, не разгаданных наград.
И вот живу под властью гороскопа,
В круговороте жизненных преград,
И препарирую себя под микроскопом,
И изысканий тех неясен результат.
Берега, берега, берега,
Берега - между ними река,
И несёт свои воды река,
А вокруг берега, берега.
Куда воды несёшь ты река,
И зачем развела берега,
И зачем у широкой реки,
Есть два берега, как две руки.
Берега, берега, берега,
Не достать до глубокого дна,
До глубокого дна у реки,
У реки, у реки, у реки.
И подкралась внезапно беда,
Разделив две руки навсегда,
Навсегда разделив две руки,
Две руки, две руки, две руки.
Берега, берега, берега,
Забрала свою жертву река,
И осталась одна лишь рука,
Лишь одна, лишь одна, лишь одна.
Эх ты реченька, эх ты река,
Жизнь, зачем молодца унесла,
За какие такие грехи,
За грехи, за грехи, за грехи.
Берега, берега, берега,
Плачет дева на бреге одна,
И разбилось навек две судьбы,
Две судьбы, две судьбы, две судьбы.
Берега, берега, берега,
И плывут над рекой облака,
Облака эти так высоки,
Облака эти так далеки.
И прольют над рекой облака,
Капли траурных слёз свысока,
И покроется рябью река,
И волною накроет тоска.
Берега, берега, берега,
Не достать до глубокого дна,
До глубокого дна у реки,
У реки, у реки, у реки.
Мглистый вечер, белёсый туман,
Воет ветер, чуть блещет луна,
Гонит воды седой океан,
Сонный берег тревожит волна.
Загрустил опустевший причал,
И не видно огней корабля,
И так жалобно чайки кричат,
Над водой в полумраке кружа.
Рвётся парус, трещит такелаж,
Соль и пот застилают глаза,
И сознанье туманит мираж,
И разверзлись грозой небеса.
Но всё ближе родная земля,
Потерпи пожилой капитан,
Крепче руки пусть держат штурвал,
Чтоб корабль не разбил ураган.
И уж близок желанный причал,
И уж видится свет маяка,
И воспряла душа моряка,
Возвращаясь к родным берегам.
Где грохочет волной океан,
Где туманами скрыта земля,
Там уставший, седой капитан,
Правит курс своего корабля.
Не торопись, а то спугнёшь удачу,
Будь мудрым, и не торопись.
Не торопись, а то пойдёт иначе,
И не получишь, что задумал получить.
Как трудно ждать, особенно удачу,
Как хочется её поторопить.
Ещё труднее ожиданье неудачи,
Которая случиться, может быть.
И вот удача с неудачей, словно две подруги,
Качают жизнь, как на качелях, вверх и вниз.
И не понять, зачем такие муки,
И не понять, зачем такой антагонизм.
Да, жизнь сложна, она и бьёт, она и учит,
И требует терпеньем запастись.
И кто умеет ждать - сполна получит,
Но что получит - не определить.
Не торопись, а то спугнёшь удачу,
Будь мудрым, и не торопись.
Ведь поторопишься, и всё пойдёт иначе,
Такая непростая штука жизнь.
И снова бой, и снова взрывы,
И трензелями в кровь разбиты губы лошадей,
И ноющая боль, как от нарывов,
Покрывших души одурманенных людей.
А может отойти, и пусть всё будет так, как было,
Зачем всё это, ведь молчит в безмолвии толпа,
И прежние заслуги уж давно она забыла,
И, получается, напрасно поседела голова.
Но сердце не молчит, и снова рвутся жилы,
И под ногами зашаталась вновь земля,
И кровь как будто у висков застыла,
И в клочья рвётся парус корабля.
Не надо, отойди, и пусть всё будет так, как было,
Забудет снова подвиги безмолвная толпа,
Ведь у тебя всё есть, зачем напрасно тратить силы,
И грызть, превозмогая боль, стальные удила.
Но снова бой, но снова взрывы,
И снова трензелями в кровь разбиты губы лошадей,
И ноющая боль незаживающих нарывов,
Проснитесь души одурманенных людей.
Не маните больше поезда
За собой, от отчего порога,
Суету, мытарства, грусть, печаль,
Унесите навсегда, не на немного.
Дайте мне побыть самим собой,
Праздность напускную заберите,
Помогите обрести покой,
И пришедшее прозренье не спугните.
Как же поздно понял я о том,
Что свершались лишние событья,
А что нужно оставлялось на потом,
Думая, что всё успею в жизни.
И остались, недосказаны слова,
И остались не свершённые поступки,
И исправить многое нельзя,
У судьбы не испросить уступки.
И пускай умчатся поезда,
И затихнет суетность вокзалов,
И начнётся новая стезя,
Жизни непрочитанные главы.
И что-то вдруг не задалось,
И небо затянули тучи,
И канул день, как будто в никуда.
И мучает вопрос, ну почему такой я невезучий,
И всё переменится ли когда.
И ожидаешь лучших дней,
И строишь много разных планов,
И ждёшь событий новых как всегда.
Но жизнь идёт, и не даёт ответ о главном,
Всё, что задумано, свершится ли когда.
И не напрасны ль эти ожиданья,
Открыт вопрос, и не услышаны слова,
Ведь всё в судьбе определяет случай,
Рулетки жизненной игра.
И сколько не проси,
И сколько гороскоп не мучай,
И как бы карта не легла.
Решение определяет случай,
Как в формуле случайного числа.
Стучится дождь в окно,
Всё небо затянули тучи,
Промозглая осенняя пора.
Срывает листья ветер жгучий,
И словно листья унеслись года.
И незачем гаданьем душу мучить,
Какой финал придумает судьба,
Всё в этой жизни только случай,
Случайная событий череда.
Четыре слова на стене Рейхстага,
Из прошлого четыре слова, словно крик души,
Сквозь копоть, гарь, кровавый дым войны пожарищ,
Напоминание о тех годах суровых в наши годы донесли.
Четыре слова на стене Рейхстага:
«А мы из Пензы», мы Российские сыны,
И в тех словах и удаль, и отвага,
И неразгаданное мужество несломленной души.
И связь времён, и память поколений,
И время не сотрёт тот росчерк на стене,
И пусть не будет у истории грядущего сомнений,
И отпадёт желание поработить и уничтожить Русь в войне.
Ведь сколько раз, и сколько разных гадов,
С мечами приходили к нам извне,
И сколько горечи пришлось испить им из бокалов,
Бокалов поражения бесславного в войне.
Всего четыре слова на стене Рейхстага,
Обычные негромкие слова,
Написанные юношей безусым, лейтенантом,
Как будто золотом сияют сквозь года.
Поистине легендарной стала одна из фраз, написанная на стене Рейхстага: «А мы из Пензы». И по сей день, она остаётся символом мужества, доблести и славы. Символом Победы в Великой Отечественной Войне и символом памяти, которую мы обязаны донести до наших грядущих потомков.
Название родного города на стенах Рейхстага написали несколько уроженцев Пензы и Пензенской области:
• Василий Григорьевич МОРОЗОВ (1921 - 1953) - старший лейтенант, уроженец города Кузнецка (Пензенской области) написал на стене Рейхстага: «А мы из Пензы. Гвардии лейтенант Морозов».
• Сергей Павлович СЕМЁНОВ написал на стене Рейхстага: «Я из Пензы. Семёнов».
• Лидия КОТЕЛЬНИКОВА - одна из авторов коллективной надписи на стене Рейхстага: «Мы из Пензы».
Серый сумрак с утра,
Всё погрязло в тумане,
Покидают депо
Друг за другом трамваи.
Стук железных колёс
Спящий город разбудит,
И наполнят шаги
Тишину сонных улиц.
Опустело депо,
Разошлись все трамваи,
Ветер рвётся в окно
До костей пробирая.
Объявляет маршрут
Полусонный кондуктор,
Словно в старом кино
Так звучал репродуктор.
Убаюкал трамвай,
Сон сморил в одночасье,
И приснилось мне вдруг
Детства давнего счастье.
И мелькнут за окном
Хаотично картинки,
Как в старинном кино
Чёрно - белые снимки.
Тихо капает дождь
На асфальт тротуара,
Лист осенний кружит
По аллеям бульвара.
За вспотевшим окном
Стёрты краски с палитры,
А в старинном кино
Чёрно - белые титры.
А дождь стучит в окно,
А дождь стучит по крышам.
Как будто ход часов,
Вдали идущих, слышен.
И мокрые следы,
На полотне асфальта.
И душу рвёт струна,
Тоскующего альта.
Окончится спектакль,
И опустеют ложи.
Уставший музыкант
Помятый фрак отложит.
И время не вернуть,
Не сделать рокировки.
И мчит ночной трамвай
К конечной остановке.
Разведены мосты,
Кончаются маршруты.
Считают уж часы
Последние минуты.
В ночной проём окна
Врывается ненастье.
И не найти следов
Потерянного счастья.
Ненастье за окном,
Стекает дождь по крышам.
И только ход часов
Чуть уловимый слышен.
Проходят годы, жизнь проходит,
И догорает как свеча в вечернем полумраке,
И хочется понять, что с нами происходит,
И что за тайны скрыты в нашем зодиаке.
А мы на лучшее надеемся и верим,
Но тьма грядущего лишь неизвестность предвещает,
И все сокрыты будущего двери,
И бытие дальнейшее нам ничего не обещает.
И почему-то прошлое становится мгновеньем,
Сплетённым в неоконченную повесть,
И пролетело очень быстро к сожаленью,
Как промелькнувший мимо скорый поезд.
Горит свеча, отбрасывая тени,
Мелькают в памяти событий отраженья,
И всё что было, стало лишь мгновеньем,
И повести текущей неизвестно продолженье.
Уходит прочь зима,
Минули в прошлое метели,
И канули в былое холода.
Ветра студёные и вьюги отшумели,
Подтаяли сугробы и снега.
Свисают с крыш сосульки,
Плачут звонкие капели,
Освободились реки ото льда.
Синицы бойкие высвистывают трели,
Становится длинней день ото дня.
И оживают спящие просторы,
И на душе становится светлей,
И изменившийся пейзаж ласкает взоры,
И озорной в прогалинах журчит ручей.
Хлопочут воробьи - проныры, затевают споры,
А возвратившиеся стаи суетных грачей,
Галдят истошно и устраивают ссоры,
Латая гнёзда в кронах старых тополей.
В разгаре март - капризен и непредсказуем,
И вероятнее всего вернутся холода,
И по ночам ещё ударят запоздалые морозы,
И вьюги принесут студёные ветра.
Но время ход необратим,
Переворачивает лист календаря природа,
И наступает следующее время года,
С лица земли, стирая потускневший зимний грим.