На треснувшем блюдце застыло лимонное солнце,
Растёкся мате по бессчётности сонных пролитий.
Бумажный журавлик уже никогда не вернётся,
Уверенным взмахом - души перерезаны нити.
Паромы до лун переплавлены в трубы органа,
В семь нот заглушающим сотни мечтательных арий.
До пострига чувств погрузившись в объятья нирваны,
Любовь на катакане пишет размытый сценарий.
В песочных часах беспристрастно барханятся сутки,
Пульсирует свет в потолочных пластмассовых звёздах.
Поэзия жизни - удел временных промежутков,
А вне рассечений - всего лишь банальная проза.
Но завтра, мой мальчик, мы снова встречать будем утро,
О свитке сожжённом никто никогда не узнает.
От разума к сердцу - всего лишь глоток Абсолюта
В слепом совпадении наших с тобой икигаев.
О.С.
Стучали в двери, звякала посуда,
Слепил торшер лучом - до рези белым.
Мы пили джин, выискивая чудо
На дне бокала с гиком оголтелым.
А после, в чайном трипе полупьяном,
Беспечным кругом тел пустоголовых
Мы разбавляли ночь марихуаной,
Сшибая звёзды вниз свободой слова.
Скрипел кассетник старым добрым регги,
Болтался месяц сгорбленным изгоем,
И под наплывом растаманской неги
Мы рисовали рифмы на обоях.
Наплечный жар фрилав-татуировок
Рождал в груди неистовое пламя.
…Мы не боялись знать, что завтра снова
Всё будет так же… Будет! Но не с нами.
О.С.
Покинув нежащий альков миндальной ванны,
Как в эйфории, на пол сброшу полотенце.
Нет настроения тобою быть желанной,
Я этим вечером вне всяких квинтэссенций.
За гобелен отправлю свет миров астральных -
Нужна ли надобность в межзвёздных сателлитах?
Я не гадаю на таро принципиально,
Рентгеном сердца вижу всё, что в вас сокрыто.
Перебираю сонно чётки мыслей грешных,
Мурлычу Нормана на ломаном английском
И опускаю желтоватые черешни
В пьянящий омут неразбавленного виски.
Незримо маятник часы сбивает в стаи,
И я, ведома бледно-жёлтым лунным гидом,
Под песнопения Морфея засыпаю…
Прости-прощай. Целую нежно.
Атлантида.
О.С.
Под луной, что цвета апельсина,
Вжавшись в бездыханный парапет,
Вышибаю клин десятым клином,
Мысленно сводя тебя «на нет».
Вышибаю, делаю надрезы,
Полосую вдоль и поперёк.
В пепел, до калёного железа
Жгу всё то, что ты ещё не сжёг.
Разрываю нити на запястьях,
Пью взахлёб креплёное вино,
Четвертуя призрачное счастье
И тебя со счастьем заодно.
Доза обострения в пределах,
Нежно лечит разум алкоголь.
Знаешь, я давно уже хотела
Махом разделить тебя на ноль.
Но к утру, расплакавшись украдкой,
Лишь взойдёт рассветная звезда,
Я опять на всё пришью заплатки,
Мысленно сводя тебя «на да».
О.С.
Размелованы голые стены,
От подушки - дыхание снов.
На краю у душевного крена
Режу стекой основы основ.
В дверь скребётся - ни мало, ни много -
Та, что скосит в бездонный провал.
Заходи, и не стой у порога,
Я давно тебя, бледная, ждал.
Да садись, не стесняйся! Я выпью?
Смертник право имеет - закон!
Что таращишься дикою выпью -
Здесь сердечных баталий притон!
Здесь рождались такие сюжеты,
Что тебе и не снилось! Кури!
Подымим до седого рассвета,
До последней янтарной зари?
Да ты скинь капюшон, мне не страшно
Видеть чёрные норы глазниц -
Так не раз довелось во вчерашнем
Бездыханно обрушиться ниц.
Как из кожи я лез из неверий
В одиночестве съемных квартир,
Воскресая в своих акварелях,
Возрождая свой сломанный мир.
Подожди, соберу свои кисти,
Зачехлю подпростынно мольберт -
Пусть покоятся в зимнем безлистье,
Где меня уже, в принципе, нет.
Ну, пойдём. Не сбегу я, не струшу.
И поклон, что дожил до утра.
За художника грешную душу
Помолитесь. Пора мне. Пора.
О.С.
Ломаю крылья. Гуттаперчевый каркас
Уже не чувствует вопящего стозвона.
Не дозвонился, видно, колокол до нас -
Сердцепредателей тревожить нет резона.
Не отпоёшь вовек жестокость тишины
И не замолишь по ночам бескрайнеслёзность.
Мы заслужили этот бал у Сатаны,
Сменив улыбки на бездушную серьёзность.
Тепло из фраз сочится в огненность Геенн,
По междустрочиям - пустоты безразличий.
Наш мрачный путь меж нами выстроенных стен
Непониманием потери ограничен.
Душевный постриг в обнаженности любви,
С нечёткоритмами подкожных метрономов.
На переломе жизнь дающих визави
Мы переходим от Счастливых до Знакомых.
Всё по счетам. Смешно надеяться и ждать,
Что Получатель хоть монеткой выдаст сдачу.
Что ж, Аллилуйя! Let it be!.. И я опять
Ломаю крылья. До основ. И плачу, плачу…
О.С.
Последние красоты осени
С тобой мы ловим в объектив -
Деревья позолоту сбросили,
Нам наготу свою явив,
Цветы осенние пристанище
Находят в вазе на столе,
Их грусть осенне-настоящая
Нашла свой отклик и во мне.
Пройдем по парку? Карусели
Прощаясь с нами до весны,
Под тентами уснуть успели,
Им летние приснятся сны.
Нависло небо над землёю,
Из туч вот-вот польется дождь.
Но мир осеннею порою
Всё же по своему хорош!
Осенняя пора шикарна -
Листва, цветы, луч солнца вскользь…
Давай же будем благодарны
За всё, что лицезреть пришлось!
Осенние цветы… Безудержность фантазий,
Проникновенный взгляд в кривые зеркала.
Распахнутость Души заплечный Ангел сглазил -
На мне поставил крест… а я пережила.
Движением руки, без лишних оперений,
Бросаю искры строк в ладони дерзких Муз,
Танцуя на кострах своих стихотворений,
Испробовав их дым удушливый на вкус.
Но тысяча смертей неангельскому телу
Капризно, но даёт свой личный икигай,
И как бы за плечом Созданье ни хотело -
Отныне только ты - и Бог себе, и Рай,
И Ад, и Люцифер… Углями давней грусти
Прожжётся новый стих, но лёгкой будет боль:
Там, слева… Пять минут - и сразу же отпустит.
А дальше - новый вальс. По нотам. Си бемоль.
Как бабочки крыло - трепещет свет в ресницах,
Судьбы морфейный слог печатая в листы…
…И, может, в эту ночь бескрайнюю приснится,
Что кто-то принесёт осенние цветы.
О.С.
Если не цветёшь - значит засыхаешь.
Не занимался белый день, не опускался синий вечер,
Не шелестел плакучий дождь, и не косматилась пурга,
А где-то много сотен лет шли нескончаемо навстречу
Две бесприютные души как рек туманных берега.
Они, в лазоревой дали кружась песчинками пространства,
Почти не вглядывались в суть существования миров,
И каждый мысленно слагал свою чудную Сказку Странствий,
Вписав в сердечный нотный стан простой мотив Семи Ветров.
Судьбой бумажных балерин и оловянного солдата
Был опоясан долгий путь, мечтам неведомый досель,
А, ведь, нечаянно стезю Он начертил Её когда-то,
И неосознанно Она дорисовала параллель.
С тех пор и слышатся шаги сквозь круговерти мирозданий,
Идут на хрупкий солнца свет и в вечно-стылые снега
Две бесприютные души, в плену невстреч и непрощаний,
Запараллелены навек как рек туманных берега.
О.С.
Здравствуйте, Хамада-сэнсэй. Сколько же времени прошло с нашего последнего разговора «глаза в глаза»? Год? Или два? А, может быть, целое столетие? Память не вяжет узелков и не ставит крестики на запястье - она лишь меняет слайды прожитого в хаотичном порядке, по своему желанию изменяя яркость и резкость всплывающих картинок. И иногда нам приходится «на ощупь» находить знакомые и, наверное, нужные сердцу грани - те, которые по каким-то причинам были нами забыты. Забыты сами по себе или же усилием воли - уже неважно. Гораздо важнее, что нам, порой, всё же удаётся их рассмотреть на жизненных слайдах - и это каким-то непостижимым образом оживляет наши закостеневшие чувства.
Сегодня я видела Вас во сне, Хамада-сэнсэй. Вы поднимались по трапу самолёта, и Ваш клетчатый шарф словно пытался ухватиться за едва заметные колебания воздуха. На последней ступеньке Вы вдруг обернулись и посмотрели куда-то вдаль. О чём подумали Вы в этот момент - не знаю. Миг был слишком коротким, и я не успела найти ответ в Ваших глазах. Но сами глаза… Сами глаза я запомнила очень хорошо, потому что в этот самый момент мой взгляд был устремлён к Вашему. Всё как тогда - год или два назад, а может целое столетие… Когда мужчина в сером пальто и клетчатом шарфе поднимался по трапу самолёта, а девушка в смешной шапке с бубоном и растрёпанными волосами смотрела ему вслед из огромного, запотевшего окна аэропорта.
Однажды, Хамада-сэнсэй, Вы сказали мне одну странную фразу: «Когда рисуешь ветвь, нужно слышать дыхание ветра». И теперь я точно знаю, что сколько бы лет ни прошло, или даже столетий, мне не нужно будет помнить цвет Ваших глаз, контуры Вашей улыбки, количество первых лёгких морщинок на Ваших щеках… Я просто буду всегда знать Ваше лицо, потому что слышу дыхание Вашей души - дыхание Вашего ветра. И этот ветер - часть меня самой, дающий невероятное желание Жить. Помните же: «Ветер крепчает - значит жить старайся». Правда же, Хамада-сэнсэй? И да будет так…
Всегда
Седая звезда закатилась за горизонт,
Уже не успеть загадать хоть одно желание.
И стих не дописан, и клонит смертельно в сон
От смутности мыслей, живущих в моём сознании.
Кукушка в часах нагадала мне шесть утра,
Норд-ост обнимает прохладой в пятнадцать Цельсия.
Слипаются веки, и тянется во Вчера
Невидимой нитью раздумий моих процессия.
Небесная пасмурность льётся в цветные сны,
Меняя раскрашенность кадров на чёрно-белое.
А я, той же дурой, люблю Тебя до Луны,
Тайком обнимая межстрочьями неумелыми.
Но сердце устанет, и будут гореть мосты,
Окутав былое забвения сладким ладаном.
Но я буду помнить, что где-то остался Ты -
Тем самым желанием, вовремя не загаданным.
О.С.
Вы позвонили в полчетвёртого утра,
Лишив покоя сны теней на белых стенах,
И ледяным цунами хлынули по венам
Потоки чувств, взбивая сукровицу в пену,
Смывая в бездну все другие номера.
Вы позвонили в полчетвёртого утра.
Звонок метался в переулках головы,
Закоротив нещадно цепь её нейронов,
Безвольно вслушиваясь в гул сердечных тонов,
Не поднимая глаз к мерцанью телефона,
Я просто чувствовала - мне звонили Вы.
Звонок метался в переулках головы.
Лишь только Вы могли вот так нарушить сон,
Бесцеремонно разрушая все преграды,
По той причине, что сейчас Вам очень надо -
До нетерпимости - побыть со мною рядом
И выдыхать с моим дыханьем в унисон.
Лишь только Вы могли вот так нарушить сон.
«Звонок пропущен. Номер не определён»…
О.С.
На полуслове прерван разговор,
Объяла тишь пустынные аллеи.
Прохладой потянуло из-за гор
И солнце стало меньше и бледнее.
Ещё не наступило время слёз
О той любви, что поздно нам досталась,
Но в первых жёлтых проблесках берёз
Уж чувствуется лёгкая усталость.
Разрезан горизонт напополам,
Открыв душе портал к небесной кроне.
Последний шанс никто не выдаст нам -
Мы дети разлучальных межсезоний.
Струится ввечеру прощальный стих
Расплавленной слезой свечного воска,
И слышится осеннее «Прости»
Ненужным полумёртвым отголоском.
О.С.
Пойдём со мной, я покажу тебе Париж,
От шумных радостей слегка уставший за день,
И, растворившись в робкой мартовской прохладе,
Мы будем слушать его сказочную тишь
На обнажённых берегах воздушной глади.
Пойдём со мной, я покажу тебе Париж.
Мы посидим с тобой, обнявшись, на скамье,
Под фонарём с узорно-синим абажуром,
От глаз людских укрыты крыльями амуров -
Так, что бредущий мимо старенький месье
Не разглядит в пенсне две бледные фигуры,
Тайком сидящие, обнявшись, на скамье.
В ладони сыпаться нам будут звёзды с крыш,
И разве важно, что волшебный мир обманчив,
И что скамья - всего лишь крошечный диванчик,
А наш фонарь - кривой торшер для спальных ниш -
Ну разве это для влюблённых что-то значит?
Есть Ты и Я… И этот крошечный Париж.
О.С.