Господин Брежнев,
Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж советского государства. У советского государства благодаря усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу никакого престижа нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого.
Я Вашего указа не признаю и считаю его не более чем филькиной грамотой. Юридически он противозаконен, а фактически я как был русским писателем и гражданином, так им и останусь до самой смерти и даже после нее.
Будучи умеренным оптимистом, я не сомневаюсь, что в недолгом времени все Ваши указы, лишаюшие нашу бедную Родину её культурного достояния, будут отменены. Моего оптимизма, однако. недостаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бумажного дефицита. И моим читателям придется сдавать в макулатуру по двадцать килограммов Ваших сочинений, чтобы получить талон на одну книгу о солдате Чонкине.
17 июля 1981 года, Мюнхен
на твою бессонницу - три моих,
на твою беспутицу нет дороги,
не смотри так вкрадчиво, не смотри,
где ещё болит, там не трогай
к чаю бы пшеничного калача,
соболя от холода не спасают,
подремать бы у твоего плеча,
только мчатся мимо, как прежде, сани
тройка запряжённая, снег в лицо,
от озноба жгучего чуть жива я,
а на небе пьяненький месяцок
жалостную песенку напевает