Несколько дней тому назад глубокой ночью ехала я с кучей вещей из Петербурга на арендованном грузовичке. Ну, вернее, это был не грузовичок, а газель из фирмы «Грузовичкофф».
У них есть такая услуга, можно вызвать грузовую перевозку в любой город не заранее, а вот прямо когда понадобится.
Водитель мне сначала показался довольно старым человеком, потом-то я узнала, что ему всего сорок пять. Старым он выглядел из-за совершенно седой бороды и почти таких же волос.
Ну, едем, разговариваем. За жизнь конечно.
Выясняется, что до Грузовичкоффа он работал в милиции. Потом выясняется, что был в Чечне во время войны. Тут я смекаю, что был он там, конечно, в составе питерского ОМОНа, а хуже ОМОНа - не питерского, а любого - в Чечне ничего не было. Безо всяких исключений.
Ну, невинно спрашиваю:
- Вы в Чечне в командировке были?
- Ага, - говорит.
- В ОМОНе? - уточняю.
- Ага, - говорит он опять.
Едем дальше.
Вдруг он начинает рассказывать:
- Я потом еще в Абхазию ездил, грузин пострелять.
Так и сказал, грузин пострелять.
Повисает пауза. Потом я спрашиваю:
- И как, хорошо постреляли? Или в Чечне лучше?
- В Чечне, - отвечает, - я защищал терских казаков, которых притесняли. А в Абхазии - абхазцев.
Ладно.
Спрашиваю дальше:
- А чего же на Донбасс не поехали? - понимая, что война, и особенно ТАКАЯ, - это его нутро.
- А не поехал, - отвечает, - потому что это не мое, не вижу там себе места. Захотели свободы от хунты - вот пусть и борются за нее сами. Но я туда несколько раз от разных питерских организаций возил гуманитарку. В Луганск. Многие люди через нас передавали посылки родственникам, сначала мы брали, а потом перестали, не хрена посылки свои слать с гуманитаркой.
Потом очень обыденно стал рассказывать про воровство из больших белых фур гумконвоев РФ, про супермаркеты жены Плотницкого и что-то там еще совсем банальное и без него известное.
А я сижу рядом и все думаю, как он людей убивал, особенно почему-то про грузин думаю, и что-то там хрюкаю в ответ не очень понятное, потому что больше всего на свете мне хочется из этой машины убраться. Ну или его убрать.
А вокруг нас черная непролазная ночь. И ни одного огонька и ни одной машины - есть такие куски по дороге из СПБ в Москву.
И тут черт меня дергает сказать про российских военных в Луганске, - я-то их своими глазами видела и слышала их чистую русскую речь, а один человек мне даже показывал, где они жили в центре города.
Говорю я примерно следующее:
- Ну там военных-то наших полно, они вам как-то помогали?
Происходит невероятное: водителя начинает трясти, он вцепляется в руль, зажимает его какой-то мертвой хваткой, поворачивает ко мне побелевшее от ненависти лицо и орет:
- С*ка, бл*дь, заткнись! Нету там наших военных, нету, понятно, запомнила?
А вокруг черная ночь.
- Как же, - говорю, - нету, когда я их лично видела?
- Нет, - орет он, - с*ка, ты не видела, врешь ты все, паскуда, это просто туда гуманитарка идет военная, а люди сами себе пришивают нашивки от любви к России.
И прямо подпрыгивает на сиденье, и корежит его всего, и чувствую, вспоминает, как людей мочил в Чечне и Абхазии.
Но я все-таки бесстрашно пробую не сдаваться:
- Я же слышала как они разговаривают на чистом русском языке!
- В гости люди приехали просто, с*ка, заткнись! - орет. И продолжает - б*дь, б*дь, б*дь, б*дь, с*ка-а-а-а-…
И колотит руками по рулю.
- Еще раз назовешь с*кой и будешь орать, - внезапно для самой себя говорю я ледяным тоном, - жалобу накатаю.
Он замолкает, и мы не разговариваем до самой Москвы.
Сколько же такой отравленной войной заразы разбрелось по нашим бесконечным просторам, затерявшись в них, укрывшись, но всегда готовых снова вернуться к своему ремеслу…