Христос воскрес! А чего добился ты?
«Великая суббота, вечер. В доме тихо, все прилегли перед заутренней. Я пробираюсь в зал - посмотреть, что на улице. Народу мало, несут пасхи и куличи в картонках. В зале обои розовые - от солнца, оно заходит. В комнатах - пунцовые лампадки, пасхальные. Постлали пасхальный ковер в гостиной, с пунцовыми букетами.
Сняли серые чехлы с бордовых кресел. На образах веночки из розочек. В зале и в коридорах - новые красные дорожки… на пуховых подушках, в столовой на диване, - чтоб не провалились - лежат громадные куличи, прикрытые розовой кисейкой, - остывают.
Пахнет от них сладким теплом душистым… Отец надевает летний пиджак и начинает оправлять лампадки…
Он ходит с ними по комнатам и напевает вполголоса: «Воскресение Твое Христе Спасе. Ангелы поют на небеси», - и я хожу с ним. На душе у меня радостное и тихое, и хочется отчего-то плакать…"
Пасхальный вечер. Агада. Бней-Брак.
В тени оливы затаился враг.
Теснятся звёзды на небесном своде.
Евреи, не печалясь о былом,
привычно суетятся за столом.
И ветер завывает в дымоходе.
Здесь дом с камином. Но не то чудно,
а то, что если выглянуть в окно,
увидишь тень живую под оливой.
Там точно кто-то прячется большой,
с холодною пугающей душой,
и мается в тоске нетерпеливой.
Евреи же читают не спеша,
затем поют, и сказка хороша,
так хороша, что хочется заплакать.
Бокал пророка стынет на столе,
душа оливы плавится в стволе
и изгнан дух злокозненного злака.
Салфетки в светло-розовых тонах,
на книжных полках Бялик и ТАНАХ,
Башевис-Зингер, Пруст и Черниховский.
В окне звезда с звездою говорит,
и прорастает сквозь живой иврит
неистребимый злак - акцент московский.
Служенье муз не терпит суеты.
Вселенная не терпит пустоты.
И свято место пусто не бывает -
оно всегда заполнено врагом…
И кровь оливы капает в огонь,
и ветер в дымоходе завывает.