Цитаты на тему «Отношения между людьми»

На сайте собрались разные люди, со своими неповторимыми индивидуальностями… кто то добрый, кто-то злой. кто то мягкий, кто-то твердый…
можно много перечислять различных хороших и плохих душевных человеческих качеств… самое главное конечно талант, но наивысшим критерием, с моей точки зрения, является интерес к собеседнику и какой бы он не был, он интересен тебе и появляется желание общаться, спорить, шутить, экспромтировать… надо быть выше всевозможных ТРОЛЛИнгистов, просто не отвечать на их выпады, не обращать внимания, а если не можете, то нужно проявить молчаливое презрение, это их обезоруживает, сам с собою много не на общаешься… и как говориться в одном и добрейших мультяшек: ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО!!!

Если человек тебе симпатичен, то к его шуткам и приколам относишься доброжелательно. В других случаях такие же шутки могут восприниматься настороженно, а то и в штыки…

Какое Ваше самомнение, такое к Вам и отношение.

Чтобы у окружающих загорелись ГЛАЗА, нужно уметь зажигать, когда как, потушить ИХ - любой «Пожарник» может.)

Чтобы сохранить добрые отношения с человеком, который возник на твоем пути, нужно поменьше при нем возникать.)

Когда отношенья пусты,
Не нойте и не печальтесь.
И если решились уйти,
То больше не возвращайтесь!

Пусть вечностью станут часы,
И сердце вовек не забудет,
Но все же сожгите мосты.
Поверьте, что лучше не будет!

Copyright: Светлана Чеколаева, 2015
Свидетельство о публикации 115 062 001 974

А люди все обижаются и обижаются. На то, что я не соответствую их представлениям обо мне же. На то, что я меняюсь быстрее, чем они в состоянии уследить. Что я не люблю кормить собой чужие комплексы и страхи. Что я иногда оцениваю свое потраченное время и профессиональное умение в денежных эквивалентах, не взирая на дружбу.
Что я считаю проявлением настоящей приязни и уважения взаимное необременение тяжкими проявлениями собственных неврозов, а не наоборот. Список этот можно продолжать до бесконечности. А мы все в игры играем. Любимая дамская игра «я обиделась», мужской вариант - «оскорбленное достоинство».
Суть та же, приемы одинаковые. Настолько одинаковые для всех, что становится даже как-то не по себе. В юности, чувствуя себя очень неуверенной в человеческой реальности, я полагала, что обязана в это играть. Что если мне говорят (пишут, показывают, намекают) «я обиделась», то я непременно должна спросить «на что же ты обиделась, свет мой, что я сделала не так?».
И я ввязывалась в эти игры, не имея к ним ни склонности, ни призвания. С отвращением ввязывалась. И проигрывала, конечно. Поэтому к тридцати годам я приобрела, прямо скажем, чудовищную репутацию. Но все встало на свои места, когда я поняла, что свободна сделать выбор. Просто удивительно, что делает с людьми своевременный и качественный посыл нах. Одним словом, способность самозабвенно обижаться (вариант - затаивать обиду, которую, как шило в мешке, все равно не утаишь) для меня теперь как минимум повод задуматься о том, а не пора ли освободить человека от мучительной необходимости общаться со мной, последней гадиной?

Когда ты великодушен и полон любви, ты источаешь флюиды из флакончика «счастье», который разбивается в чьих то неумелых руках.

Самое сложное в жизни, относиться к людям так, как бы мы хотели чтобы относились к нам.

Видели ли вы когда-нибудь пустые российские деревни?
Улицы, заросшие бурьяном, пересохшие неухоженные колодцы, дома, жалобно и подслеповато смотрящие в закат пустыми переплетами окон?
Старики умирают, молодые и те, кто хотел гладкой, сытой жизни, уезжают в город. Остаются только дикие кошки и вороны.
Эта деревня еще жила - десяток семей, не желающих покидать свои гнезда. Районный центр был не так далеко, всего-то сорок километров, и местный районный начальник не раз предлагал деревенским перебираться поближе к цивилизации, обещая помочь отстройкой жилья и землей, но старики - никого моложе шестидесяти - упирались.
- На своей земле умирать надо, - твердил упрямо Афанасий, крепкий кряжистый дед. Жена давно умерла от рака, единственный сын - кадровый офицер - погиб в очередной государственной войне, не успев одарить родителей внуками.
Сметану и сливки брали всей деревней у бабки Агафьи, корова которой давала особенно жирное и сладкое молоко, хлеб раз в неделю завозили из райцентра.
Хуже было с лекарствами и врачом. Простуды и ревматизмы заговаривала та же Агафья, шепотками и молитвами. От сердечных приступов умирали.
Так и жили, медленно угасая, как пламя догорающей свечи.
Афанасий и Степан отстроились когда-то на отшибе - два одиноких старика под семьдесят. Всю жизнь были соседями и кровными врагами. Откуда пошла вражда - уже никто толком и не помнил. То ли Афанасий у Степана девку по молодости отбил, то ли Степан у Афанасия яблоню срубил без спросу, которая ветвями крышу покалечила.
Ссорились люто и крепко. По молодости зубы друг другу считали и мелкие пакости творили, к старости угомонились вроде, да нет-нет - и схлестнутся.
- Что делите-то, ироды, - причитала бабка Агаша, колдующая над спиной Степана с горячей глиняной массой - прихватило, когда огород поливал.
- Да я его, контру такую, жалко в молодости еще не пристрелил, - шипел сквозь зубы дед, морщась от нестерпимой рези в пояснице.
- На кладбище вас вместе положут ить. И там будете друг другу кости пересчитывать?
Степан возмущенно пошевелился и снова охнул от боли.
- Сукин он кот, и все тут!
Агафья укоризненно покачала головой и ушла, велев лежать под компрессом, сколько вынесет кожа. А потом заваривать настой травяной, да пить каждые четыре часа.
Прошел сентябрь. Выкопали лук-картошку. Потом сняли урожай моркови и капусты.
Пахнуло холодами - зима-бестия вступала в свои права.
Рано утром Степан выглянул в подслеповатое окошко и увидел, что вокруг белым-бело. Нежданный снег затянул землю пушистым ковром.
- Далеко еще, вроде, до Покрова-то, - проворчал старик. Накинул теплую меховую фуфайку, взял стеклянную банку под молоко и вышел на улицу.
Глянул в окна соседа - темень.
- Спит, едрить его через коромысло, - подумал Степан и похромал по заснеженной белизне к центру деревни.
Разговорился с бабками, сидевшими у дома Агафьи, вернулся домой почти к полудню.
Снег у ворот Афанасия был даже не притоптан. Но, что было особенно странно, не курился дымок печи. В такой-то холод.
Степан хмыкнул и подошел поближе, заглянуть в окно. Пошебуршал корявым пальцем по стеклу. Тишина.
Через огород зашел во двор соседа, каждую минуту ожидая окрика с матерком.
В избе было темно и холодно. Уже волнуясь, Степан заглянул в маленькую спаленку.
На кровати с закрытыми глазами лежал Афанасий.
- Ты чего это удумал, а, хрыч старый? - Степан подскочил резво, как молодой, взял в ладонь-лопату безжизненно вялую руку своего заклятого врага.
- Умираю я, Степа, - прошелестел сосед. - Нет сил встать.
- Я те покажу умирать! - Степан засуетился, растапливая печь, забегав по избе.
Накормил кур - какую-никакую животину, разогрел на плите чай, сбегал к себе домой за медом. И - снова бежать, уже к Агафье.
- Да что вы меня, как молодку, гоняете, - заворчала старуха. Но шаль накинула и покорно отправилась за Степаном.
В избе Афанасия стало тепло и уютно, но сам он по-прежнему лежал на кровати навзничь, неподвижный и темный, как дубовая колода.
Бабка взяла его за руку, перевернула ладонь, поднесла в глазам. Вздохнула.
- Ты это… Давай ему настой какой свой. От хвори-то, - заволновался Степан.
Агафья колобком покатилась в маленькую кухоньку, поманив его за собой пальцем.
- Уходит твой заклятый враг. На полдороге, не остановишь уже. Посиди-ка с ним, чтобы цеплялся он душой за тебя до последнего. А я за иконой схожу, да свечками. Рассказывай ему…
- Что рассказывать? - жалко и потерянно спросил Степан.
- Ну что тебе, из молодости вспомнить нечего? Эх, мужики, мужики… Право слово, дети малые. Прощайся с ним, Степа.
И бабка выкатилась из избы, хлопнув дверью.
- От ведь свoлочь ты какая, Афоня. Разболеться вздумал, - Степан сел возле кровати соседа, старинной, с металлической рамой и шишечками на ней. Сел и задумался, вытирая краем рукава безнадежные злые слезы.
- А помнишь, Степан, Евдокию? - услышал вдруг тихий, как вздох, вопрос Афанасия.
Старик молча кивнул, хотя лежащий с закрытыми глазами сосед не мог его увидеть.
- Любила ведь она тебя. До последнего любила. А со мной так… Дразнила меня, как дите малое. Злился я крепко на тебя, Степан. Мол, почему не я? - Афанасий вытолкнул последнее слово с трудом и снова замолчал.
- А помнишь, у тебя как-то в огороде капусту известью засыпали? Так это я был, дурак старый, - Степан смущенно закряхтел. - А ты мне потом в трубу валенок с селитрой, серой и углем забил, и мне всю трубу с потолком разворотило. А Евдокия… Да что Евдокия… - и он махнул рукой.
Афанасий прошелестел тихим смешком и снова затих. Его грудь поднялась и опустилась в последний раз.
- Ну, как же так… Афоня… - Степан приложил ухо к костлявой ключице соседа. И не услышал ничего.
Засуетился, зачем-то поправляя одеяло на кровати. Потом сложил безжизненные руки Афанасия крестом, вытер холодную соленую влагу с лица. Вышел во двор, как был, неодетым, и подставил лицо под кружащиеся снежинки.
Вернувшаяся Агафья зашикала на него, загоняя обратно в дом:
- Пневмонию никак хочешь заработать, пень старый?
Хоронили Афанасия всей деревней. С трудом выдолбили старики могилу в еще не полностью промерзшей земле. Отпели, отплакали. Каждый из них мог стать следующим…
- Примешь, Афоня? - через девять дней Степан зашел в холодный мертвый дом своего заклятого врага с бутылкой водки.
Кур разобрали по соседям, собаки у Афанасия не было, кот Василий дичился, не принимая еду у чужих, гонял мышей в подвале и на чердаке.
Степан зажег тусклую лампу, сел за стол, разлил водку по двум стаканам. Один выпил махом, второй накрыл ломтиком хлеба с солью.
- Как жить будем, Афанасий? - задал вопрос он углу, в котором висела сейчас икона. Вздрогнул - показалось, что лик иконный ухмыльнулся. Выпил еще, звякнул стаканом о граненый бок стакана с хлебом.
Колыхнулись занавески вдруг на запертых ставнями окнах, замигал свет лампы. И потух.
- Ну, выпьем что ли, сосед. Впервые за одним столом в последние полсотни лет, - услышал вдруг Степан знакомый до боли голос и почувствовал, как по позвоночнику пробежали, топоча лапками, мурашки.
О его пустой ударился со звоном полный стакан, старик услышал бульканье жидкости и смешок.
- Свят-свят, - перекрестился размашисто, дрожащей рукой.
- Ничего, встретимся скоро, - успокоил его Афанасий. - Все мы тут будем, одной землей повязаны. Ну, наливай, что ли. И не пугайся, сам ведь знаешь - до сорока дней мы еще жизнь отряхиваем с подошв.
- Скучаю я по тебе, Афоня, - с тоской сказал Степан. - Дураки-то мы какие с тобой были, а? Не жилось нам спокойно.
Афанасий молчал. Замигало электричество, нить накаливания медленно наливалась сиянием.
Старик покрутил головой - никого. Глянул на стол - ломтиком хлеба был накрыт уже пустой стакан…
Степан умер через месяц, под свой день рожденья. В лютый сорокаградусный мороз.
Деревня спохватилась быстро - он не пришел за обычной порцией молока.
Зашедшие в дом деревенские увидели его сразу: он сидел за столом, откинувшись на бревенчатую стену, с улыбкой на лице, одетый в свой лучший костюм - синий двубортный пиджак и брюки на помочах.
На столе перед ним стояла бутылка водки, отпитая едва на треть. И два пустых стакана, один из которых был накрыт ломтиком хлеба.

Расставаясь с ненужными вещами главное - не начать их рассматривать. Расставаясь с людьми, главное -… /продолжите в комментариях/

Займись своей жизнью, я не стою твоего внимания

В океане любви затеряешься,
А истома окутает жаркое тело…
Ты со страстью сегодня встречаешься,
До завистников нет тебе дела!
К.И.Брюхатская Залкина

Штопать душу всегда без наркоза приходится,
Это больно так сильно, что сердце заходится!
К. И. Брюхатская Залкина

Я не верю ни капли в «тот свет»,
А вот в ПАМЯТЬ людскую я верю.
Ведь оставив в веках яркий след,
В ней остались открытые предками двери!
К. И. Брюхатская Залкина