«Одноэтажная Америка» Ильф и Петров
…Книга была издана - сначала в журнале «Знамя», затем вышло отдельное издание, первые экземпляры появились буквально в день смерти Ильфа в апреле 37-го года. Официальная реакция была скорее негативной. Сначала короткий благожелательный отзыв появился, по-моему, в журнале «Книга и революция», но уже и там было замечание, что авторы чрезмерно увлекаются американским сервисом. А затем в «Известиях» появилась разгромная рецензия под названием в духе времени: «Развесистые небоскребы». …
А дальше судьба «Одноэтажной Америки» повторила в какой-то степени судьбу романов. Беда на них обрушилась уже после смерти обоих авторов, после войны, когда были переизданы «12 стульев» и «Золотой теленок». Это было в 48-м году, а в 47-м была переиздана «Одноэтажная Америка». Я, кстати, видел это издание, даже с фотографиями Ильфа в качестве иллюстраций. На эти переиздания реакция была очень жесткой. Они были объявлены ошибкой - не ошибкой в смысле неточности, а политической ошибкой. Ильф и Петров подверглись посмертной заушательской критике в духе времени.
Кто-то писал более доброжелательно - зря, мол, переиздали книги, которые уже устарели и тематика которых преодолена жизнью. Но были и куда более злобные и серьезные по тем временам обвинения. В частности, Александр Дементьев, которому впоследствии предстояло стать заместителем Твардовского в «Новом мире» и одним из ведущих критиков либерального направления и, кстати, членом редколлегии собрания сочинений Ильфа и Петрова, вышедшего в начале 60-х годов, в те времена он написал, что Ильф и Петров принадлежат к так называемой одесской школе литераторов, - достаточно понятно, что имеется в виду - которая особенно отличалась низкопоклонством перед иностранщиной…
.Владимир Абаринов: Мне хочется закончить цитатой из письма Ильфа - оно написано в Эль-Пасо 29 декабря 1935 года:
«Опять еду через пустыню… Понимаешь, милый мой друг, это очень географическая страна, если можно так выразиться. Здесь видна природа, здесь нельзя не обращать на нее внимания, это невозможно. Последний раз я видел Тихий океан, когда ехал в Сан-Диэго. Мы ехали поездом через апельсиновые рощи знаменитой долины салатов, дынь и апельсинов Импириэл валли, мимо нефтяных вышек по берегу. Заходило солнце, красное, помятое, комичное, потерявшее достоинство светила. Красиво и грустно. Стал бы я писать о заходах солнца при моей застенчивости…».
Илья Эренбург свидетельствует: «Ильф не раз говорил еще до поездки в Америку: «Репертуар исчерпан» или: «Ягода сходит». Но по этому короткому отрывку видно, что в творчестве Ильфа и Петрова начинался новый этап. Друзья были убеждены, что смерть Ильфа стала результатом тяжелой, напряженной автомобильной поездки по Америке, обострившей болезнь. Лучшая советская книга об Америке стала последней для их авторов.
В США «Одноэтажная Америка» была издана в том же 37-м году, что и в Советском Союзе. Она привела в восторг американцев. Рецензенты дружно назвали ее одной из лучших книг, написанных иностранцами об Америке. На критику американцы не обиделись, а иронию оценили. Книга переиздается по сей день: последнее издание вышло в 2010 году…
Александр Генис:.
Разбирая отношения наших прославленных авторов с Америкой, Владимир Абаринов вынужден признать, что посетившим ее писателям-соотечественникам страна не понравилась - ни Горькому, ни Есенину, ни Маяковскому, ни ни Ильфу с Петровым (к ним еще можно прибавить Пильняка, Эренбурга и многих других).
Почему? Возможно, потому, что в Новый Свет все они ехали за новыми впечатлениями. Из ветхой Европы путешественник прибывал в царство машины, где по словам Есенина «каждый окурок вырастал в фабричную трубу». Не заметить в Америке машину было так же трудно, как не найти Эйффелевую башню в Париже.
Как относиться к машине - другой вопрос. Одни стонали от зависти, другие - от ужаса, третьи только морщились, но все помнили, что Америка - страна технической цивилизации, подмявшая под себя человека, культуру, природу и индейцев. Тем не менее, русские путешественники отдавали должное индустриальному Молоху.
Поэтому Маяковский описывал Бруклинский мост как монумент грядущему сверхчеловеку:
Как глупый художник
в мадонну музея
вонзает глаз свой,
влюблен и остр,
так я, с поднебесья,
в звезды усеян,
смотрю на Нью-Йорк
сквозь Бруклинский мост.
Хрестоматийные безработные, которые кидаются с Бруклинского моста вниз головой - жертвы языческому кумиру. Упоенный, как он писал, умным «расчетом суровым гаек и стали», поэт упоминает о них бегло, вскользь. Поэтому, наверное, он и перепутал Гудзон с Ист-ривер: безработным, в сущности, все равно, где топиться.
Тот же пафос пронизывает и ту книгу, которая обсуждалась сегодня. Она названа в полемике с традицией «Одноэтажной Америкой», но спора не вышло. Подлинные герои Ильфа и Петрова - шоссе, бензоколонки, конвейер, автомобиль, плотина, электричество и, конечно мост (на этот раз в Сан-Франциско). Все это они хотели бы завернуть и увезти домой, чтобы побыстрее добраться до светлого будущего.
Что касается «одноэтажной» Америки, то авторы, как и многие другие русские путешественники, пришли к неприятному выводу: большую страну населяет маленький народ - меркантильный, мещанский, ограниченный, не достойный американской технической мощи.
И тут пора задать вопрос: почему машина, которую неизбежно обнаруживали в Америке русские писатели отсутствует у писателей американских? Без техники обходились и Хемингуэй, и Фолкнер, и Сэлинджер, и Стейнбек, и Генри Миллер, и, отступая в прошлое, Джек Лондон, Марк Твен, Мелвилл, Эмерсон, Генри Торо. Почему самих американцев не завораживала их техническая цивилизация? Почему здесь не возник производственный роман? Почему, как спрашивали те же Ильф и Петров, инженер не стал национальным героем?
Да потому что Америка - принципиально не городская страна. И этого странники Старого Света не заметили. Они искали Америку не там, где она предпочитает жить. Города в Америке - исключение из правила, и часто, как это сейчас случилось с Детройтом, - несчастный случай.
Оставив небоскребы офисам и приезжим, сами американцы всегда предпочитали жить на первом этаже собственного дома, подальше от технических гипербол. Обменяв цивилизацию на географию, культуру на природу, естественный рельеф на искусственный, Америка оказалась в выигрыше. Но оценить эту сделку можно лишь тогда, когда научишься путешествовать по-американски.
Секрет этого искусства лежит на поверхности: он в - дороге, которая сама цель пути. Жадно покрывая милю за милей, путник растворяет себя в первозданной пустоте, огромные запасы которой все еще содержит в себе Новый Свет. Под автомобильными колесами пространство обретает почти физическую осязаемость. Карта оживает, отрывается от бумаги, выходит из двухмерной абстракции в реальную жизнь.
Понять Америку можно только на ходу. При этом гостю-иноземцу надо постоянно держать в памяти:
- что в Старом Свете вы куда-то едете, а в Новом вы едете откуда-то;
- что в Старом Свете преобладает центростремительной движение, в Новом - центробежное;
- что в Старом Свете все дороги ведут в Рим, в Новом - «из Рима»;
- что только тот путник, который сумеет влиться в поток бегущих из городов американцев, только тот, кто услышит ритм этого вечного движения, только тот, кто войдет во вкус освоения Нового Света, так не похожего на Старый, может с чистой совестью сказать, что ему удалось не увидеть, а открыть Америку.