Все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
цирковые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.
если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли и- бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.
Не важно, как долго вы знакомы, главное, кем вы стали друг для друга.
Если в вашей жизни кто-то значим -
об этом надо вслух всем обозначить.
10 декабря 1987 года Иосифу Бродскому была вручена Нобелевская премия по литературе. Известно, что Бродский обладал нерешительностью характера и взял в Стокгольм два варианта Нобелевской лекции: на русском и на английском. Никто не знал, на каком языке им будет прочтён текст. Поэт остановился на русском.
Очень знаменательны строки из этой лекции: «Пишущий стихотворение пишет его, прежде всего, потому, что стихотворение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом.»
Очень интересные мысли и я чувствую их мощь на себе. Чувствую, как этот катализатор всех моих душевных сил и порывов, мыслей, проник в меня, стал мною, ведь не зря, думаю, иногда берёт меня что-то вроде паники, мол, будто мне уже не суждено добраться до какой-то мною уже взятой, опять таки в моём понимании, поэтической высоты. Ан-нет добираюсь и иду дальше, и мне давно уже неважно: кто я? Поэт, графоман, стихотворец либо…