День ограничен первою звездою,
В его обычном, будничном раскрое
Не вызрело словечко для души.
И скомкан лист… исчерканные строки
Зияют рваной пустотой глубокой,
Жизнь, как всегда, утешить не спешит —
Притихло небо, синим не смеётся,
И осень длится, у порога мнется,
Нет в ней ни капли легкости былой.
И что-то давит, что-то обтекает,
Но ничего не жжет и не цепляет —
Один холодный, внутренний покой —
Как в этих днях — меж золотым и белым,
Когда зима в попытках неумелых
Всё тычется. Ей хочется войти,
Морозом жмет… От инея седая
Земля лежит без снега, замирая,
И стынет, как душа, на полпути…
Как объяснить, что объяснить нельзя,
Как нежное нам передать словами
И рассказать, что происходит с нами,
Когда в душе невидимо скользят
Природы неопознанной лучи,
Науке неизвестные частицы,
И что-то зарождается, и длится,
И тихим колокольчиком звучит.
И стоит ли искать тому слова,
Не лучше ли звучанию отдаться,
Поскольку всё равно не догадаться
До истины, до сути волшебства.
Есть вещи, непонятные уму,
Которые душа одна лишь слышит,
Но и она в строку их не запишет…
А, может быть, ей это ни к чему?
От нежности ей важно замирать,
И вспыхивать в сражении отвагой,
И незачем впечатывать в бумагу,
Что вечно будет в ней самой сиять…
Ну, как тут мимо них пройдешь,
И как их не погладишь взглядом:
У этой новенькая брошь -
Пушистый приз от снегопада.
А та вон нацепила бус,
Да нитка, раз и оборвалась,
И всё рассыпалось на куст
И хлопьями висеть осталось.
А шубки, варежки у всех
Из тонких голубых снежинок,
И длинноногих сосен мех -
Как у «породистых» блондинок.
И лес уже, совсем не лес,
А подиум колючих скромниц,
Преображенных от чудес
Зимы (ах, март!) в красивых модниц.
А ей то что, когда весна,
Не собираясь просыпаться,
Качается в красивых снах,
А лес желает наряжаться
Всегда… сейчас… Зиме найти
Легко неношеных нарядов…
И как тут мимо них пройти
Как не погладить нежным взглядом!
Снег шел всю ночь. На черном фоне
снежинки медленно снижались.
А люди спали. Их ладони
во сне в снег белый погружались.
Снег шел всю ночь… И лишь под утро
снежинок меньше, меньше стало.
Их стало меньше почему-то,
и вот-
последняя пропала…
И мама вышла, не сидится.
(Не видно мне ее лица…)
Крылом давно убитой птицы
сметает белый снег с крыльца…
Опускаю руки в струи снега…
Он идет с безумной высоты,
опускаясь свадебно, несмело,
на дома, на темные мосты.
Этот снег чудак. Он самый первый.
Самый-самый белый, как Любовь.
Ветер спрятался за белым деревом
и щенок у дерева оглох…
Он сидит, чернеет, смотрит в небо,
от снежинок не уводит нос.
Думает, наверное, (наверно!):
«Сколько белых мух! Сколько стрекоз!»
Я беру снежинку, как ромашку…
«Любит ли, не любит»…-ворожу…
Ты к окошку подбежишь в рубашке,
крикнешь:"Мама! Снег!"
Я напишу…
От снегопада все оглохло,
как будто выключили звук.
Исчезли возгласы и вопли,
и скрип шагов, и взмахи рук.
На зданиях исчезли крыши,
к закату в сторону одну
машины двигались неслышно
пунктирной линией в снегу
Горькая калина на морозе стыла.
Почему так поздно сердце полюбило?
На дворе морозец с ветерком играет,
А в груди так жарко, и огонь пылает.
Горькая калина стать хотела сладкой.
Я к любви по снегу бегала украдкой
И пила так жадно ночкой окаянной
Сладостную горечь той любви нежданной…
Но судьба-разлука только поманила.
Ах, каким коротким наше счастье было!
Снежною зимою косы серебрятся,
А любви восторги лишь ночами снятся.
Нет, не стать калине ягодою сладкой,
И уходит счастье, взятое украдкой.
Видно слишком поздно сердце полюбило?
Горькая калина на морозе стыла.
Из последних сил старается
задержаться бабье лето…
примеряет, наряжается
цвет то заката, то рассвета,
то посыплет позолотою,
то кострами полыхнет,
то повеет ароматами,
то дождями вдруг польет.
Красота! Не наглядеться!
как природа хороша!
Замирает, бьется сердце
и поет, поет душа!
Ничего не пожалеет только ветер.
А на фига?
И в один порыв разденет ветви
до нага.
Ветру лишь бы наиграться.
лишь бы пошалить.
Успевайте любоваться!
Удивляться!
Жить!
Духами «Красная Москва»
доносит от березы белой…
Краснеет как снегирь трава,
я я краснею… Значит, спею.
И все вокруг красно-красно…
Таким бывало на закате
твое крыльцо, твое окно,
и волосы твои, и платье.
И даже гребни петухов,
что на забор, как на трамплины!
Ах сколько было красных слов!
Село плывет, как кисть калины.
И словно миллион букв «К»…
Коричневые в небе ветки,
как птица красная рука,
она в кармане - в темной клетке.
Сюда нам не прийти вдвоем.
Но где-то ты - вдвоем… И значит,
стоять мне с красненьким кустом,
который на ветру маячит.
Духами «Красная Москва»
доносит от березы белой…
И я стою. И что не делай,
стихами кружит голова…
Листопад вертикальный,
листолет наискос,
на мостках музыкальных -
листопляс, листоброс…
Ты прислушайся… Слышишь,
как вверху, над тобой,
вниз по ржавчине крыши -
листозвон золотой?!
Брошь к осеннему платью,
раззолоченный нимб…
На земле, на асфальте
уж вовсю листолип!
Первое деревце над рекой
осень, шутя, запалила…
Вдруг так полыхнуло, что ты рукой
от света глаза заслонила.
Вдруг запылало, вовсю анялось
беззвучно валилось, трещало,
из чащи шарахнулся раненый лось,
глазами безумно вращая.
Мгновенно обугливались цветы,
и птиц догоняли искры…
Уткнувшись в плечо мне, заплакала ты,
ладони бессильно стиснув.
Ты плакала, все угасало вокруг.
Ты плакала. Ты не смотрела.
Сгорело…
И небо увиделось вдруг
сквозь леса скелет обгорелый.
Расцвели цветы осенние -
разноцветные зонты…
Словно барышни кисейные,
мокнут под окном кусты.
У окна в июньском платьице
ты - как будто в полусне.
И тебе, как прежде, плачется,
оттого, что скоро снег.
Оттого, что мертвой бабочкой
лист расщуплен на стекле,
оттого, что не до радуги.
Хоть дожди по всей земле,
от накренившихся зонтиков,
от расхлестаной травы,
от расклеенного золота
бывшей зелени, листвы.
Я приду… где я очень нужен.
Я предстану спасеньем и счастьем…
Свое сердце я отдал людям
и природе. На равные части…
Здравствуй, здравствуй, золотая!
Здравствуй, золото земли…
Листьев стаи, листьев стаи
ветер носит… Посмотри!
За свинцовым ровным прудом
там, где ветер стих хмельной,
листьев груда, листьев груда -
словно зАмок золотой…
Беру в свои руки осеннее золото -
большие и круглые подсолнухи…
И пусть еще лето гуляет по теплому саду.
Из звонких ручьев пьет, склонившись, святую прохладу.
Пусть лето еще…
Ты присела в траву в светлом платье,
тебя обступили подсолнухи-стройные братья…
Давай сворожу на кудрях их огненно-рыжих?
Скажу: «Я люблю»…И такое же тихо услышу.
…Они в небеса полыхают огнем желто-красным,
огня язычков десять тысяч, наверное, ясных…
Они догорят, станут черными, щедрость приемля,
и семечек пепел посыплется в добрую землю.
Пока еще лето… Подсолнухи - желтые братья…
Лежишь на траве ты как бабочка -
в солнечном платье.