Если ты действительно кому-то нужен…
не страшны дороги, зной и стужа.
расстояния, преграды и препоны…
пересуды, кривотолки, пустозвоны.
и уговаривать его совсем не надо
всегда он будет во время и рядом.
Тому, кто никому не нужен, только и остаётся, что быть свободным и независимым.))
Ценность возможности звонка прямо пропорциональна вере в его необходимость.
1. Освободитесь от потребности всегда доказывать свою правоту. Среди нас так много тех, кто даже под угрозой разрыва прекрасных отношений, причиняя боль и вызывая стресс, не может смириться и принять другую точку зрения. Оно того не стоит.
2. Перестаньте все контролировать.
Будьте готовы отказаться от необходимости постоянно контролировать все, что происходит с Вами: ситуации, события, людей
3. Перестаньте перекладывать вину.
Освободитесь от потребности обвинять других за то, чем Вы обладаете или не обладаете, за то, что Вы чувствуете или не чувствуете. Перестаньте распылять свою энергию и возьмите полную ответственность за свою жизнь.
4. Остановите негативный разговор с собой.
Как много людей наносят вред себе, только потому, что позволяют негативным мыслям и эмоциям управлять их жизнью. Не доверяйте всему, что говорит Ваш логичный рассудительный ум. Вы лучше, и способны на большее, чем считаете.
5. Прекратите жаловаться.
Освободитесь от постоянной потребности жаловаться на множество вещей: людей, ситуации, события, которые делают Вас несчастными, грустными и подавленными. Никто не может сделать Вас несчастными, никакая ситуация не может Вас огорчить. Не ситуация вызывает у Вас те или иные чувства.
6. Откажитесь от критики.
Перестаньте критиковать людей, которые отличны от Вас, и события, которые не соответствуют Вашим ожиданиям. Все люди разные.
7. Освободитесь от потребности производить впечатление на других.
Перестаньте притворяться и быть тем, кем Вы не являетесь на самом деле. Снимите маску, примите и полюбите свое истинное Я.
8. Перестаньте сопротивляться переменам.
Перемены - это нормально, они необходимы, чтобы двигаться из пункта, А в пункт Б. Перемены помогают изменять и нашу жизнь, и жизнь окружающих к лучшему.
9. Не навешивайте ярлыки.
Перестаньте навешивать ярлыки на людей и события, о которых Вы не знаете или просто не понимаете. Постепенно открывайте сознание новому.
10. Отпустите прошлое.
Знаем, это сложно. Особенно, когда прошлое нравится больше, чем настоящее, а будущее немного пугает. Но Вам необходимо принять тот факт, что настоящее - это все, что у Вас есть.
11. Освободитесь от страхов.
Страх - это всего лишь иллюзия, его не существует, Вы его создали. Все это в Вашем уме. Измените свое внутреннее отношение - и внешнее встанет на свои места.
12. Перестаньте оправдываться.
Разоблачите оправдания и отправьте их на пенсию. Чаще всего мы ограничиваем себя из-за множества оправданий.
13. Перестаньте проживать жизнь ожиданиями других людей.
Слишком много людей живут жизнью, которая им не принадлежит. Они живут своей жизнью в соответствии с тем, что другие считают лучшим для них, они делают то, что от них ожидают их родители, друзья, учителя, правительство и общество. Они игнорируют свой внутренний голос, внутреннее призвание.
Они настолько заняты реализацией ожиданий других людей, что теряют контроль над своей жизнью. Они забывают, что приносит им счастье, чего они хотят на самом деле… и в конечном итоге, они забывают о себе
Все нужны. Но кто-то, как воздух, а кто-то - как туалетная бумага.
Не бывает ненужных людей. Просто одни нужны как воздух или вода для жизни, а другие нужны для самоутверждения, для тщеславия или просто для коллекции.
***
А Пеплу ещё накануне тоскливо было, страх покусывал за сердце. После последнего сигнала облавы в лесу нигде не было свежих следов охотников. И вот непривычно скоро опять горящие окна… Повёл стаю пораньше, и на всякий случай на новое место. Видел, конечно, маленький автомобиль, ветками закрытый, но он был далеко, стоял тихо, ничем как будто не угрожая. Решил переждать в лощине, приказал стае не разбредаться, сам прилёг было подремать. Тревога в бок толкнула - дальний шум машин с разных сторон. Выглянул - люди, одинаковые, все с маленькими ружьями, очень уж ровно, одной линией идут сюда. Бежать, пока они далеко. Глянул в другую сторону - и там они. Вокруг. Значит, пропали? Ну нет, ещё посмотрим.
Пусть немного подойдут. И главное, не разбегаться, плотно, одной тесной кучкой броситься и будет перед нами два-три охотника, всех не успеют, - половина, но выскочит.
Рассчитал верно, выждал, сколько надо, взвыл яростно и, всю силу вкладывая в бег, потянул стаю из лощины прямо на ближайших солдат. Стая чуяла беду, держалась за вожаком плотно. Ещё быстрей за мной, прорвёмся.
Но военного образования у них не было. С грохотом первых автоматных очередей, с первыми жертвами, на всём скаку споткнувшимися о смерть свою, они перестали быть стаей: сбесился вожак, как же лететь прямо на пули? Назад, в разные стороны, за скирду стеблей, обратно в лощину, каждый как сумеет. И протыкало их пулями во всех направлениях, три солдата и сотня патронов на каждый собачий хвост.
Только самые верные остались с Пеплом, многие катились с лап долой, трое проскочили невредимо меж сапогами солдат.
И никто из десантников не обернулся пустить пулю вслед, честно признали выигрыш Пепла, продолжали сжимать кольцо. Зато открытый автомобильчик далеко в стороне крутанулся на месте и, по-козлинному подскакивая на неровном поле, помчался вдогонку, да как быстро. Успеть бы до опушки, в кустарнике он так не полетит. Надо успеть. Козлик быстро приближается, но приближается и лес. Козлик на всём скаку начал стрелять, - далеко, не достанешь. А в ушах свистит - нет, не так, как ветер, - коротко, по-птичьи, запомни этот голос, пригодится. Нет, не пригодится. Старик Овчар стал отставать, держись, старый, уже близко. Упал? Нет, вскочил, длинный прыжок, опять упал, на бок. Не сдаваться. Ну, выручайте, сильные лапы мои, последний рывок…
Откуда он взялся? Ещё один козлик, наперерез и совсем близко. Людей видно, одного можно узнать. Он прыгает с машины, преграждая путь, вскидывает двустволку.
И ещё потеплело на миг в сердце Пепла, когда увидал, какую львиную смерть выбрал маленький Тяв. С тонким воем бросился прямо на Хозяина, прыгнул вцепиться в руку, не достал, и был убит не пулей даже - ударом сапога. Может, эта мгновенная заминка и давала Пеплу какой-то шанс метнуться в сторону, проскочить… Нет уж, Хозяин, не увидишь ты моего трусливого хвоста, в спину не ударишь.
И в последний могучий прыжок вложил пёс всё, что имел, - долгую обиду, ненависть и гордость. Он не успел осознать, как полыхнуло и грохнуло из обоих стволов, и принял судьбу свою на лету.
Да, в воздухе, в быстром полёте.
Пока Севка бегал в сторожку за лопатой, искал хорошую яму и углубил её, пока стаскивал к опушке раскиданных по всему полю убитых собак, стало уже смеркаться. Нынче не успеть, приду пораньше, осмотрю поле получше, небось это не все… И такая падаль меня чуть не загрызла? Почти все - мелкие, тощие. Кончено дело, твой верх. Обратно получаешь всё - должность, дом, Антонину. Пляши и пой. А мой-то последний друг тут? Вроде не попадался. Где я его?
Нашёл легко, проглянуло закатное солнце и показало на взгорке пепельное пятно в рыжей траве. Это ты у них был атаманом? Силён мужик, заставил меня попрыгать. Нагнулся, хотел поднять, почувствовал неожиданно тепло шкуры и слабое движение рёбер. Неужели жив? Ну герой! А что, ты мне кровь пустил, я тебе, - вроде в расчёте, можно и помириться.
Севка снял старую брезентовую куртку - не жалко, Тоня её уже раз выкидывала - продел в рукав черенок лопаты, расстелил, положил пса и поволок потихоньку - ничего, волокуша годится, не на руках же тащить, далековато.
Как ты там, дышишь? Не вздумай только стаю свою догонять. Потерпи, бедняга… А ведь это мы, люди, первые начали, стронули их с природного места в какой-то там неандертальский период времени, приучили их к своему костру, к службе, в друзья навязались. А теперь - пожалуйста, вы бездомные, - удавку на глотку и волокём на живодёрню.
Ну хорошо, а как быть с бездомными собаками? Неужель не знаю? Очень просто: сделать их домными, разобрать сирот по хатам, небось не объедят, свой уж кусок оправдают.
***
Очнулся Пепел глубокой ночью в серой полутьме и тишине. Первой проснулась боль смертная. Весь он был из одной этой боли, такой нестерпимой, что хочешь сейчас-сейчас умереть. Потом вернулось чутьё, узнал стойкий Севкин запах. Голова стала немного соображать. Ещё чем пахнет? Как у больницы в городе, там женщина когда-то накормила, в лубках была, в бинтах. Это от меня пахнет, лечили. Он мысленно осмотрел себя, мысленно же лизнул раны, понял, что избит до смерти, но одолеет, выживет.
Помнишь, как ты хотел Хозяина, дом? Вот тебе дом, и здесь Хозяин. Одолей смерть и служи…
Откуда-то тянулась слабая струйка холодного лесного воздуха. Самое трудное - сдвинуться. Не получится. Нет, пополз с подстилки к открытой двери в кухню. Этот десяток метров занял у него час. Несколько раз терял сознание. Вот запах стряпни, кухня. Тут струя воздуха сильнее. Откуда? Вон окно чуть приоткрыто. При первой попытке взобраться на стул боль усыпила его надолго. Но очнувшись, полез снова и победил. Со стула на стол. Отдыхал полчаса, но был в памяти. На подоконник со стола легче, вниз всё-таки. Теперь не спеши, поднакопи силёнки, окно надо одним толчком открыть, на другой уже духу не будет. И рискнул. Окно открылось наружу, почти без скрипа, и Пепел не выпрыгнул, конечно, а свалился с окна. Внизу была густая трава, высохшая, но ещё плотная, ворох опавших листьев сверху и тонкий слой первого ночного снежка. Это смягчило удар, но земля всё же стукнула его так, что он «умер» ещё на час.
Уже светало, когда он снова стал видеть. Полежал, перевернулся с боку на лапы, стал лизать снег. Хорошо, что снег, легче стало, и ползти легче. На мокрой шкуре своей он почти скользил под уклон, всё дальше и дальше от дома. Он стал привыкать к боли, научился меньше тревожить в движении самые опасные места - левую лапу и правый бок, а обе задние лапы уже слушались. Густо пошёл снег, крупный, влажный, скрадывая след Пепла.
И тащила его по снегу одна лишь надежда. Нет, не надежда на счастливую встречу, на перемену судьбы, на чудо. Просто надежда, надежда ни на что, та, что живёт в нас ещё целую минуту после того, как остановится сердце.
Всякому случается столкнуться с будто бы знакомым. И не помнишь как звать, где видел, в школе или в армии, а чётко чуешь главное - был он тебе неприятен, или наоборот - симпатичен. Так вот, эта самая собака когда-то на минуту вызвала Севкино уважение.
Пёс понял, как посмотрел на него человек. Не мазнул взглядом скучного слабого любопытства, а уставился серьёзно, именно на него. О нём, Пепле, думают эти глаза, решают что-то главное. И правда, Севка думал о собаке, не словами, а досадным чувством, которое зудит в животе, когда, бывает, делаешь заведомую глупость. Ведь герой пёс, и такого молодца на живодёрню? Неужто с него взять нечего, кроме как шкуру на тапочки и мясо на мыло? Даже бесхозяйственно. Чего-то тут наше начальство недодумало. Шугануть его, штоль, отсюда? Всё равно другие поймают. Да и дело наше маленькое, велено - исполняй.
И Севка пригнулся немного, приятельски посвистел псу, протянул ему руку.
Пепел оцепенел, лапы не слушались его. Сразу весь потянулся он к человеку, но не мог сдвинуться. Наконец-то ты пришёл за мной, я ждал так долго. Сразу узнал я тебя, ты - мой Хозяин…
От человека прекрасно пахло лесом, собаками, сосновым дымком. Он постоянный, не улетит завтра. Вот у него повозка, лошадка, где-то близко дом, там нужен сторож и защитник.
Любовь мгновенная и полная, что сохранилась лишь у детей и собак, заполнила Пепла целиком, не оставив и пузырька пустоты. Вся кровь в нём праздновала.
Нелепая поза собаки, разъезжаюшиеся как на льду лапы, свёрнутая на бок ошеломлённая морда, рассмешили Севку:
- Задумался, приятель? Некогда тут, давай сюда!
Пёс подпрыгнул на месте и помчался к Хозяину, тихо повизгивая. Нет, не колбаса, - суровая ласка твоя, руки… Признай меня. И вечную власть твою надо мной. Вот оно, долгожданное прикосновение всесильной руки - печать, договор дружбы до смертной минуты…
Как же это? Ремённая петля стиснула горло. Его вздёрнули, как на виселицу, закинули в фургон, и крышка захлопнулась.
Тут было с полдюжины разномастных собак, которые все чуяли, чем пахнет дело. Визжали, царапали доски, метались из угла в угол, ища лазейку. Они не знали, в чём их вина, но каялись, вымаливали прощение, клялись, что больше не будут. Один Пепел лежал молча, как упал, вдоль фургона, хвостом к лошади. Он был недвижим, словно мороженая туша на кухонном столе столовки, даже кончики ушей и хвоста не вздрагивали, когда встряхивало на ходу повозку. Но в глубине его существа, в самой сути Пепла шло движение грозное. Сползали с места горы, одною волной утекали моря. Он пересматривал основы, нажитые всем родом собачьим за тысячу веков. Ну спасибо, дорогой Хозяин, открыл мне глаза. Всю жизнь думал - просто не везёт. Попался человек, недостойный моего служения. Другой, третий… А может, любой? Кому я должен служить? На дружбу человек отвечает предательством, на преданность - забвением, на доверие - коварством. Твоё право, садани ногой по рёбрам, подползу, сапог лизну. Так вот, хватит, квиты, был верный пёс, а больше он вам не слуга.
Остановилась повозка, примолкли собаки в хрупкой надежде. Послышалось за стенкой сюсюканье, затем визг очередной жертвы.
Уприте саблю в пол с небольшим наклоном, сгибайте её, сильнее, почти до слома, и разом отпустите. Вот так вылетел Пепел, когда на миг приоткрылась крышка для новой собаки. Налету он черкнул клыком по голове обожаемого Хозяина, оставив ему добрую отметину от глаза до шеи. Приземлился, сделал громадный прыжок в сторону, но не пустился наутёк. Убегать было не от кого. Севка, зажав лицо руками, катился по земле, поливая асфальт своей священной хозяйской кровью. Ему показалось, что он лишился глаза.
Пепел рявкнул пленникам, они кое-как выкарабкались из фургона и помчались за своим спасителем. Он вёл их задворками, парками, избегая улиц, на которых видел издали знакомые уже фургоны, сманивая по дороге всех встречных собак. Многие присоединялись сами, увидав плотно бегущую стаю, других надо было куснуть, чтоб не отставали, две-три не послушались и тут же угодили в фургон.
Куда бежать - раздумывать нечего. В одну сторону море, в другую - горы. Пересечь парками людные места, и вверх - подальше от домов, дорог, запаха человечьего. Несколько часов утомительного бега - и вся стая достигла заповедника. На этот раз смерть не сцапала их.
Первый день они были сыты пережитым страхом и избавлением, но, переночевав кое-как на сучках и колючках, почувствовали укус голода. А столовок тут не было, здесь пищу берут с бою, а эти нахлебники и бездельники не умели даже найти воду. Их постыдные попытки охотиться по голодному собачьему уставу - каждый за себя и все против всех, не могли испугать даже зайца, который на открытой поляне ушёл от них играючи, а в кустах под землю провалился.
И многие заскулили, затосковали по жилью. Но Пеплу обратной дороги не было. Да, он тоже хотел пить и есть, а главное - угорел от потока новых незнакомых запахов. Он мог запомнить их тысячи, но чтобы память приняла запах на хранение, он должен быть назван, объяснён, связан с пищей, опасностью, обликом вот этого зверя, птицы, дерева. Здесь же они обступили его тесно, кричали разом на неизвестном языке и все страшили. Тут, чтобы не сдохнуть, надо учиться жить заново, как слепому щенку. А кто тебя научит волчьей хватке? Пепел был когда-то волком, но так давно, что лишь на самом дне инстинкта, в темноте мелькали искорки забытых навыков. Охотиться стаей, это он помнил, в одиночку пропадёшь. Но попробуй сбить порядочную стаю из этой никчемной шпаны.
Вот полюбуйся, они все уже ощерились и грызутся между собой из-за каждого пустяка или вовсе без причины. Им больше подходит не зверя свалить, а вырвать кусок друг у друга. Так мелкоте ни крошки не достанется, слабые пропадут, а маленьким собакам тоже жить надо. Да и от маленького Тява больше пользы, чем от наглого злобного Ворона, чёрного масластого кобеля. Кто стаю напоил? Малыш Тяв учуял-таки воду, нашёл родник и бочажок в орешнике на дне оврага, явился с необлизанной, в крупных каплях, мордой, потыкался ею в Пепла и повёл, показал.
Только на третий день, уже озлобленные до отчаяния, они ухитрились нажраться. И то первой их жертвой была заблудившаяся коза кого-то из сотрудников - существо меланхоличное и глубоко штатское. Позорно долго они кидались на неё со всех сторон без всякого толка, всю ободрали мелкими укусами, а многие ещё отведали её рогов. А уж лаю было, визгу! Небось, в городе слышно.
Пепел пока смотрел только и думал.
Кончилось истязание лишь тогда, когда самой козе надоела эта возня, а может, и вся её долгая безрадостная жизнь, и сама она легла, подставив горло Ворону. А этому победителю и кусок урвать некогда было, он только отгонял свирепо собратьев своих от козы. Добычи хватало на всех с избытком, но Ворон не соображал, вздыбился, как чёрная щётка уличного чистильщика, и кусал не шутя. Вон кто-то уже отлетел с визгом и зализывается.
Тут нужен был вожак, и Пеплу пришлось вступить в должность. Он подошёл неторопливо, намереваясь якобы заняться козой. Ворон бросился на него с разинутой пастью и, конечно, промазал, щёлкнул попусту зубами в воздухе, потому что Пепел ждал и увернулся. Он даже успел чувствительно куснуть чёрную ляжку. Ворон зашёлся от ярости, кинулся в бой решительно - не испугать, а убить. Но Пепел уклонился от честной драки, отпрыгнул. Может, он был не сильнее Ворона, но умней, спокойней. В таком деле, сосед, одной злобы мало и силы мало, надо ещё быть правым. Злоба и жадность тянули кобеля в разные стороны. Надо Пепла убить и надо всё мясо сохранить для себя. А Пепел занимался только Вороном и отводил его от козы. Ну прыгай на меня, бей! И уклонялся. А когда Ворон оборачивался к козе, в тот же миг нападал сам. Через минуту они танцевали на краю поляны, а стая, хоть и огрызаясь, но вместе рвала козу. Ворон понял, какую шутку с ним сыграли, поостыл, но, ещё похрипывая, стал с опаской отходить. Его не преследовали, собратья сами потеснились, давая ему место за трапезой, и он стал поспешно набивать брюхо мясом.
Пепел насыщался последним, с младшими, но мяса было много. Какая-то важнейшая, спасительная догадка крутилась возле его головы, не давалась пока, но была близко. Запомни, как было сейчас, запомни. Ты оттянул Ворона, а другие смогли поесть и тебе оставили…
Если уцелела бы в заповеднике хоть одна пара волков, они не потерпели бы собак в своих владениях. Но от волков и запаха тут не осталось. И собаки стали хозяевать по-своему. Конечно, они много уступали волкам в силе, выносливости, охотничьей сноровке. Оленя им было не загнать, куда там! Разве могли они голодать неделями, не теряя силы, без сна и отдыха сутками преследовать жертву? Разве знали они так повадки множества зверей, кто где прячется, кого как взять, на кого сзади прыгнуть, на кого сбоку?
Но было у них и преимущество немалое - они знали повадки человека. Капканы, приманки их не обманывали: довольно было Пеплу один раз увидеть открыто положенное мясо и дохлую ворону рядом. Они не боялись автомобиля, горящих фар, понимали значение тёмных и освещенных окон: дома враг или где-то в городе. А сгубившая волков людская хитрость - верёвочный загон с кумачёвыми лоскутками - на собак никакого впечатления не производила, помочиться бы им на ваши красные флажки.
В промежутках между наездами гостей, когда в заповеднике действовал практически один Севка, слабенький, бесполезный в охоте Тяв вечно ошивался возле его дома и видел, вышел ли Севка с ружьём, в какую сторону двинулся. И в ту сторону он стаю не пускал, тявкая на Пепла.
А самое главное - они умели учиться. Со временем Пепел, где клыком, где подачкой, сумел-таки сколотить стаю. И пустил в дело своё великое открытие, сверкнувшее ему при первой драке с Вороном.
Открытие это состояло в том, что надо было поделить работу, чего волки никогда не умели.
Неуклюжий кабан-секач, например, бегством от волчьей стаи не спасался, удирал до первой ямы под вывернутым корнем или до буреломного завала, чтоб зад спрятать, и встречал натиск мордой. Она становилась огромной, на диво поворотливой, с надёжными саблями клыков, подвернись - всё брюхо распорет. Волки атаковали упорно и отважно, но не всегда успешно. Холку им было не прокусить - три вершка сала, уязвимые места закрыты, а морда разила неутомимо. Случалось, бандиты и снимали осаду, потеряв парочку своих и унося рваные раны.
Однажды на рассвете, рыская в поисках еды, собаки заметили под кустами семью кабанов. С громким лаем - Пепел тогда ещё не успел отучить их от этого - стая кинулась за мясом. Кабаны пустились наутёк, пока собаки не приблизились. Тогда замыкающий цепочку бегущих секач остановился в подходящем месте и приготовился встретить.
Собаки приняли его за большую, сильную, но всего только свинью, и ошибались. Он посчитал собак - мелкими, шумными, пёстрыми, но волками. И тоже ошибался. Им было не справиться, откажись он от оборонной тактики. Но он соблюдал свой закон. А враги его были изгои, отщепенцы, вне закона и правил. Волки в таких случаях от близкой поживы уйти не могли, наседали часами, пока на своих боках не убеждались, что дело пустое. Семья тем временем уходила далеко, кабаниха уводила малышей в безопасное место. А Пепел быстро понял, как быть. Стая, взяв в полукольцо секача, громким лаем разжигала свой боевой азарт перед дружным броском. Но пока держалась на безопасное линии. Вот так и оставайтесь. Знакомиться с этими огромными клыками не стоит. Кабан ни с места - и вы ни с места. А вот ты, ты, и ты, Ворон, за мной! Без вожака они в драку не бросятся, пусть там погавкают часок, а мы - за мясом.
И скоро догнали кабаниху с её полудюжиной маленьких, ещё полосатых кабанят. Пытаются под кустами уйти. Разделить их! Опять знакомый способ: кабаниха погнала поросят, сама встретила, заняла оборону. Теперь, известное дело, вы с Вороном побрешите на неё для страху, а мы - за мясом. Пепел с другим псом, старым Овчаром, в минуту передушили всю шестёрку поросят. Ворон, ко мне! Добычу в зубы и бежать. Пришлось задать Ворону трёпку, короткую и жестокую: чуть всё дело не испортил, вздумал разделывать кабанчика. Нет, брат, запомни, обедать только в своём логове, только всей стаей. Всё, что добудем, - туда.
Промчались мимо секача, сняли осаду, увели остальных собак.
У волков ещё была кое-какая, хоть и волчья, но нравственность. Совсем мелкоту молочную они не загрызали. Силён инстинкт родительский, чем и объясняются удивительные Маугли, находимые в лесах, да и природа обязывала хозяйски относиться к своему лесу, кормильцу. Расти, мелкота, через год-другой будет нам мясо. А для Пепла и этот лес не был своим: для отверженных - всё чужое. Жалко маленьких? А фургон помнишь? Хозяин и крохотных щенков тоже туда кидал. Косулька тонюсенькая, оленёнок? Рви, что можешь, и живи ещё один день.
И разбойничья стая, без чести, без совести, крепла, плодилась и наглела. Банда Пепла резала заповедник под корень. Так-то, обожаемый Хозяин, не хотел верного друга - получай врага, тоже очень верного. Что может сделать жалкий бездомный пёс могучему человеку, умному, вооружённому? Ничего особенного: может его по миру пустить, выгнать из дому с женой и ребёнком, лишить достатка, покоя, благополучия…
***
Этот пёс, если назвать по ровной светло-серой окраске - Пепел, был молод, силён, хорош собою, свободен… и до воя несчастлив.
Райская жизнь, никаких забот, всегда тепло, пропитание достаётся запросто, подойди к любой закусочной или кухне санатория, а из столовой сердобольные дамы ещё вынесут в бумажной салфетке лакомый кусок, чтобы посюсюкать над красивым, чистым псом. Собаки чистоплотны, когда есть возможность. А тут море - хоть не вылезай. Компания добродушная, даже порядочной драки не припомнишь… Чего тебе ещё? Но неужто живёшь на свете только для того, чтобы кормиться? Тогда надо бы родиться таким, как Тяв, например, слабеньким трогательным увальнем с крольичьим ростом и мужеством. Зудит в каждой жилочке Пепла, жить мешает разящая сила его мышц и клыков, которая никого не разит. До боли переполнила отважная преданность его сердце, которое никому не предано. Даже не разумом, кровью понимает пёс, что рождён для тяжёлой опасной службы, для смертного боя за Великого и Единственного. Он был у Пепла, обязательно был, но когда-то они потеряли друг друга. Пёс мучительно старался вспомнить голос, запах… Главное дело его было найти потерю, которую он никогда не имел и не терял. Пепел искал хозяина.
Ещё щенком он бежал за каждым, кто ему языком поцокает, а его забывали у порога, а то и прогоняли. Он дрожал от обиды: как можно было так ошибиться? Но бежал за следующим с великой верой. Особенно тяжко бывало, когда хозяин держал его день-два, тут он уже привыкал, влюблялся… и снова оказывался ничьим. Зачем бросаешь, мне ведь ничего от тебя не надо, хоть не корми, сам добуду, хоть бей - стерплю, дай только возможность служить тебе, отдать Единственному всю силу, всю верность, даже жизнь.
Ну, берёшь мою жизнь?
Нет, никому не нужен.
А недавно был хозяин настоящий, любил Пепла и дорожил. Вот был лучший - нет, единственный месяц жизни. Правда, хозяин - всего только мальчик, слабый и хроменький, сам имел хозяев, родителей. И поначалу, вот срам-то, Пепел в этом мальчике своего хозяина не учуял. Псу всегда виделся хозяин крупным, грубым, пахнущим табаком и потом. А тут… ну поиграл с ним мальчик, вынес косточку, такое и раньше бывало.
Мальчик за обедом мяса есть не стал, подобрал остатки и с родительских тарелок, завернул в бумагу, вышел в парк. И застал свою собаку принимающей подачку от толстой дамы. Кусок застрял в горле Пепла, когда увидел он подбегающего скачками мальчика и его взгляд… Да ведь это - хозяин! А я из чужих рук… Ну виноват, обругай, ударь, и больше никогда!.. Но мальчик не проучил, не наказал, он надулся. Бухнул свой свёрток в урну и ушёл не оглянувшись.
Пепел кинулся следом, тёрся об ноги, стонал, в лицо заглядывал. Мальчик не желал замечать. С ужина хозяин ничего не нёс, а Пепел ни у кого не брал, потащился за мальчиком к стеклянным дверям кино и сидел там до конца сеанса, чуть подвывая. Мальчик и этого словно не видел, а отец его объяснял соседям, что горестный вой пса - рецензия на кинокомедию, причём обоснованная. Только утром, выйдя искупаться перед завтраком и застав кающегося зверя у порога, мальчик простил его и помирился.
В ходе этой болезненной притирки характеров оба мучились, и пёс и мальчик. Каждый жадно тянулся к близости с кем-то и многажды бывал на этом бит и обманут. Пепел нахватался пинков и унижений. Мальчик уже не подходил к сверстникам. Случалось, старшие приказывали им поиграть с беднягой, но он гробил свою команду в футболе и хоккее, на войне сразу попадал в плен, и пацаны спешили избавиться от такого балласта, а иногда всей компанией принимались хромать вокруг него, состязаясь в точности подражания. Мальчик и собака были подготовлены к тому, что и тут ничего не выйдет, даже ждали первой приметы новой неудачи, чтобы с горьким облегчением понять - опять пустое дело - и отвернуться. Первый же легчайший признак небрежения другой стороны попадал на содранную кожу и заставлял немедленно кинуть и плюнуть.
Наблюдая амплитуду этих отношений, отец тихонько потешался. Он узнавал график хорошо известной ему игры с каждой новой его лаборанточкой, чередование обожания и равнодушия: «Очень ты мне нужен! А я тебя и не замечаю! Жить без тебя не могу!..» Сыном отец, собственно, не занимался. Сперва было рано для мужского воспитания, потом сразу поздно, такой похожий на него мальчик уже стал, в смысле характера, маленькой, но прочной моделью матери - плаксивый, вечно обиженный, обременительный и хитрый. Отец без борьбы принял это поражение, как и многие прежние. Сам по себе он был человек природно не злой и не глупый, настолько не глупый, что умел пятнадцать лет скрывать свой ум от жены. Но жил он сплошными подменами. Трусливые постельные интрижки вместо любви, рыбалко-покерные контакты вместо дружбы, показушная игра в науку вместо труда. Какое же дивное сочетание планет понадобилось для рождения такой натуры?! Он жил… как бы сказать? Вот примчишься, бывает, а аэропорт, на бегу спотыкаясь коленями о свои чемоданы, и слышишь: откладывается до восьми… до десяти… будет объявлено особо… Слоняешься по залам, с кем-то перемолвишься словом без интереса, в буфете примешь стопку, подашь готовой шуткой заявку на длинноногую стюардессу… Да, отец так и жил. Он просто не знал, чем бы заткнуть эту нелепую паузу между рождением и смертью.
Мальчика было жаль, конечно: рука матери не воспитывала, а калечила его. Но отец весьма проницательно окрестил его про себя не хромым, а горбатым, возлагая надежду на ис. правление по известной пословице. И вдруг, смотри-ка, мальчика стал быстро выправлять хвостатый Макаренко на четырёх лапах. Метод воспитания могучий: будь, малыш, покровителем, корми, учи, заботься и получай беззаветную преданность.
Пока мальчик на весь месяц полностью перешёл на попечение собаки, не надоедал взрослым, Пепла терпели, мать даже льстила ему: побережешь мальчика, правда? И Пепел берёг крепко. Только служба, к сожалению, была пустяшная. Носи за мальчиком на пляж и с пляжа невесомую сумку - с полотенцем и фруктами, купайся с ним, чтобы не заплывал, сбегай за палочкой, которую мальчик и отбросить-то далеко не мог. Ты не устал, хозяин? Садись верхом, домчу до санатория. Но мальчик обращался с псом так деликатно и бережно, что и за ухо не дёрнет.
А когда, заигравшись как-то, Пепел прыгнул лапами на плечи мальчика и свалил, так что тот приложился больной ножкой о камень, хозяин даже заплакать не разрешил себе и ещё Пепла успокаивал:
- Чего воешь? Ты же не нарочно!
Первые дни родители хозяина не одобряли совместных купаний мальчика и пса, но увидев, как сынок, чуть приустав, обнимает пса за шею, а тот свободно его буксирует и всегда к берегу, успокоились.
Однажды, выйдя из моря, мальчик обнаружил свой топчан занятым какой-то длинноволосой парочкой: чеши, пацан, в другое место. Пепел подбежал и рыкнул. Безотказный жест динноволосого - нагнуться за камнем, обычно обращавший собак в бегство, привёл только к тому, что Пепел присел для прыжка и в легкой улыбке показал клыки. Этого было довольно, чтобы топчан освободили.
Ну, а если, случалось, чужие собаки принимались лаять и наступать на мальчика, Пепел не деликатничал, а молча и мгновенно кидался и рвал всерьёз, так что собаки и адрес санатория забывали.
Мальчик не уставал возиться с Пеплом с утра до ночи. И не ради развлечения. Он учил пса не глупым фокусам, а делу: прыжок в длину и в высоту, поиск спрятанной вещи по запаху, доставка, что всего трудней, предмета по названию - дай тапочки, тащи сюда маску, пить хочу, где у нас пепси? Пёс был типичный пятёрочник, терпеливый до одури, настырный и тщеславный. Только бы понять единственный разочек, чего хочет хозяин, и тогда уж пёс выполнит приказ безошибочно, хоть завтра, хоть через неделю. Мальчик говорил чуть притворным голосом - неплохо, Пепел, ты исправил двойку, а пёс наливался весь, от носа до хвоста, тёплой сладостью гордости.
Воспитывать самому было так интересно и приятно, что не хотелось и на обед уходить. Но чему учить дальше? Мальчик откопал в санаторной библиотеке брошюру по служебному собаководству и всегда носил с собой. Ещё не обсохнув после первого купания, мальчик и пёс в обнимку склонялись над книгой. Отец уверял, что они читают вместе. Норма была большая - страничка в день. Строки и картинки поясняли, как выслеживать и преследовать врага, подползать скрытно, как одолеть бандита, вооружённого пистолетом или ножом. На пляже и в парке разыгрывались целые истории со стрельбой, погоней, дракой с фашистами и бандитами. Пепел играл собаку, мальчик - всех остальных. Пёс так быстро и цепко схватывал урок, будто не новое учит, а только вспоминает забытое.
Для соседей по пляжу и родителей мальчик никогда цирка я не устраивал, только однажды, когда зашла речь о способностях породистых собак и глупости дворняжек, хозяин заступился: неправда, Пепел не беспородный, у него даже не одна, а несколько пород.
- Пошарь-ка там в сумке, нет ли чего попить, - сказал хозяин, не повышая голоса, даже не глядя на пса, - дай боржом, если есть.
Пепел отбежал к верхнему краю пляжа, где сумка лежала в тени сосны, открыл, вытянул бутылку боржома, принёс, лёг возле хозяина, зажав бутылку между лапами и осторожно снял зубами железную крышечку. Окружающие дружно охнули, они не знали о многодневной натаске, предшествовавшей этому подвигу. Первой опомнилась мамаша, вырвала у мальчика бутылку - он пил из горлышка, - затараторила сердито, повторив несколько раз одно слово. Пёс и после слыхал от неё это слово, похожее на визгливое рычание - ЗАРАЗА.
Это когда мальчик слегка поранился. Он плюхнулся в мелкую воду на гальку, а там осколки бутылки, дурак какой-то разбил. Мальчик пискнул, порезав ладонь, перекатился на бок - порезал ещё и плечо, посильнее. Хозяин не заплакал. Ладонь он зажал другой рукой, а плечом занялся пёс. Быстро и тщательно выбрал языком мельчайшие осколки стекла, потом хорошенько зализал ранку. Тут и родители выплыли из моря. Мамаша пинком отогнала пса, залаяла испуганно: открытая ранка, заразу может занести. Отец рыкал успокоительно: морская вода всю заразу убивает, а сын и сам всю дорогу с Пеплом лижется.
Пёс-то знал, какое лекарство его слюна. Ранка на плече, хоть и большая, к утру закрылась совершенно, а ладонь болела ещё три дня. Но мамаша не умела учиться; поступив неправильно, повторяла ошибку. Только раз она пылко приласкала пса, что он принял вежливо, но безответно.
Это после истории с сумкой. Отец плавал за буем. Мамаша хохотала с дамами-соседками, они по очереди примеряли диковинный парик. Мальчик строил башню из гальки. Какой-то подросток, видно местный, шёл по тропе над пляжем вдоль изгороди заповедной рощи и увидал неохраняемую жёлтую сумку. Схватил её, мигом перелез через ограду и скрылся в роще.
Мамаша только взвизгнуть успела, а пёс едва заметил мелькнувшее за деревьями жёлтое пятно.
- Пепел! - крикнул мальчик, и пёс бросился.
Вмятина в песке у дерева - запах вора. Прыжок через ограду, не задел, запах есть даже в безветреном воздухе, только секунда-другая прошла, к следу принюхиваться не надо. Быстрей! Только бы не потерять эту струйку запаха. Прыжок через куст, где вор пробирался, стрелой через полянку… Где запах? Эх, проскочил. Назад, так, тут он свернул. Ну, больше не оплошаю. Быстрей, длинными скачками, не глядя на сучки и ветки. Ага, вдали самшит шевельнулся. Туда, теперь видно пятно убегающей сумки… А вот и он сам. Неплохо бегает для двуногого.
Пепел, настигая, рявкнул разок предупредительно. И зря. Местный не боялся здешних собак, пустобрёхов и попрошаек. Бесполезно удирать не стал, вспрыгнул на толстенный ствол упавшей сосны, прикрылся сумкой и выдернул из живота длинный, ясно сверкнувший нож. Но Пепел не дал врагу уравновеситься на бревне, метнул своё тело вперёд, ударил.
И вор полетел наземь, сумка в сторону, нож - в другую. Лапы пса на предплечьях, пасть над вздрагивающим горлом. Даже крикнуть не смог, только всхлипнул коротко на судорожном вдохе. Пепел убивать не стал, только подышал в серое потное лицо. Спасло дурака то, что он всё-таки тоже был мальчик и тоже тощий. Пёс спрыгнул. Тот перекатился на живот, побежал на коленях, поднялся кое-как, убрался, постанывая.
Пепел подобрал сумку, повёл носом в траве… Ага, вот красный кошелёк выпал, яблоко, ручка… Всё? Нет, вот ещё часики на браслете с «несвоим» одеколонным мамашиным запахом.
Застыл на миг над ножом, чужая вещь с враждебным запахом вора… Нет, нельзя её оставлять врагу, надо нести хозяину. И бросил нож в сумку.
На обратном пути, своим же следом, он уже бежал ровной рысью, обходя кусты, через которые рискованно перемахивал, и задумался только на миг, когда уже можно было различить ограду. Не задену ли за неё сумкой при прыжке? Он даже увидал, как это будет. Раз-другой встряхнул сумку, взвешивая её, решил что обойдётся и перемахнул благополучно.
Вокруг пострадавших уже собралась половина санатория, возмущаясь, сочувствуя и осыпая советами. При виде пса вся стая дружно взвыла, мамаша с распростёртыми руками неловко побежала навстречу, но пёс небрежно увернулся от неё и подал сумку хозяину. Мальчик гордо обнял друга, а мамаша принялась потрошить сумку. Часы тут, кошелёк (в тот день заходили на почту) цел и деньги тоже, часы отца… А это откуда? И брезгливо выбросила нож.
Мальчик подхватил и понял:
- Дрались? Ты не ранен? Ты его?..
Но крови на Пепле не было, ни своей, ни чужой.
Хорошо же его отблагодарили. Чудовищно, несправделиво скоро мальчика увезли. Пеплу разрешалось подносить вещи к машине, сбегать наверх за забытым зонтом, но места в такси для него не нашлось. Мальчик схватил судорожно пса за шею тонкими ручонками, ревел в голос, первый раз за месяц. Пепел мог бы разорвать обидчиков Хозяина, но знал, что нельзя. Мамаша возмущённо вопила, не желая брать в дом бродячую дворнягу, от которой одна ЗАРАЗА…
Это слово Пепел знал. Запас известных ему слов был невелик, зато он безошибочно понимал интонацию. Отец то нерешительно соглашался с женой, то склонялся на сторону сына. Победил аргумент: всё равно в самолёт не пустят. Руки мальчика расцепили силой, занесли его в машину и хлопнули дверцей перед носом пса.
Из пассажиров машины один понимал суть события. Не мальчик, конечно, он только чувствовал боль, куда большую, чем от потери любимой игрушки. И не мамаша, которая за кругом собственных своих удобств ничего не могла различать и понимать. Понимал отец, что сейчас мальчику ломают характер, самую натуру. Ногу сломать - миг, вылечить - год. Характер в нужный момент испортить можно враз, потом чини всю жизнь и не починишь. Подумаешь! Потеряли бы день, зарегистрировали пса, докупили полбилета. Но с женой нельзя было договориться, с ней можно было только развестись. А это слишком хлопотно, осложнительно и чревато…
Пепел, не отставая, бежал за такси до самой развилки, где и упал в кювет без дыхания. Несколько дней он не ел, всё караулил у дороги или обыскивал парк санатория и пляж, где обычно бывал мальчик.
Потом ему часто снилось, что мальчик вернулся. Пепел дрожал всем телом, взвизгивал по-щенячьи, подёргивал лапами. Проснувшись, вяло и бесцельно тащился куда-то, свесив голову и хвост.
Болела рана. И нельзя было её языком зализать.
Влюбившись по-настоящему
искренно, я не в силах сдаться, ты говоришь я тебе не нужен, зато ты мне нужна больше жизни, как глоток
воздуха… И пока я дышу на этой
планете, Юличка, моё сердце бьется в ритме твоих милых зелёных
глаз… Ты сладость жизни
моей, кровинушка и лепота!!!
Тянуться буду всегда…
Вы слишком много думаете о том, как найти нужного человека, и недостаточно - о том, как стать нужным человеком.
Счастливый тот, кто нужен потому, что просто есть,
Несчастлив тот, кто нужен потому, что может что-то дать.
Счастливый тот, кто нужен потому что просто есть,
Несчастлив тот, кто нужен потому, что может что-то дать.
Ты должен - не всегда означает - ты нужен.