Испугано совсем, что загнанный зверёк,
лицо зеркальное глядело исподлобья,
как пьяно бьют подмётки, не жалея ног,
горланят песни с фальшью, не желая, чтоб я поднял бокал вина за близких и родных,
за горечь их любить, страдая от разлуки,
за то, чтоб утром белоснежные коты
рассеивали мрак ночной, хранящий звуки
гремучей пляскотни, где выход только пить,
а после проклиная гулкое веселье,
смотреть как время неустанно, что термит,
съедает жадно всё до тяжкого похмелья.
По мере как трезвел, из черноты углов
тянулись руки, одевая мерзкой тканью
всё светлое вокруг, и грызла свой улов
тоска души, неумолимое страданье.