Цитаты на тему «Невыдуманые истории»

У нас на эскадре всего 3 человека почему-то решили довериться родному правительству и получить жилищные сертификаты. И то — одному торжественно вручили, а двух других до сих пор разыскивают, а ведь подано было 152 человека. Ну почему они не верят государству?

Все документы, которые разрабатывает штаб эскадры, необходимо немедленно заносить в золотую скрижаль истории. Срочно тиражировать в 7−8 экземплярах, контрольный экземпляр тут же отправлять в Центральный архив ВМФ. А остальные прятать по разным секретным чемоданам, подальше от мерзавцев из нижестоящих штабов, которые почитают за вершину воинской доблести и чести — тут же этот документ заныкать и уничтожить, чтобы ничего не делать, а потом выкатить глаза и тупо повторять: «Вас здесь не стояло».

Что такое, если плюнешь — обязательно попадешь в мастера военного дела с довоенным стажем? А настроить питекантропический регулятор напряжения из двух конденсаторов и еще какой-то хреновины — голый Вася.

. По-моему, ни для кого не является секретом, что в штабе дивизии ракетных кораблей могут появиться на свет только дикие, мерзкие документы, разработанные пиндюрочным, кустарным образом, клинописью, разлохмаченными во рту деревянными палочками, в народе именуемыми зубочистками. О каком соблюдении требований Наставления по службе штабов может быть речь, если они готовы план универсальной обороны на карте погоды изобразить?

А на полуострове Териберка была целая история — с белыми медведями, придурковатыми вертолетчиками и героизмом новых папанинцев, напившихся до такой степени, что они двух медведей голыми руками словили.

Как искоренить домашних собак на боевых кораблях? — Элементарно. Берутся 3 заместителя начальника штаба эскадры — люди положительные, серьезные, капитаны 1-го ранга. У них дети уже взрослые. Объясняется задача и ставится контрольный срок выполнения.

Если мы еще немного подумаем про авиацию, то совсем без штанов останемся.

Трудно загнать человека, а надо — ведь у нас целая банда минеров, пусть ходят — сигнализируют.

. Нет, это — не африканский тушкан, товарищ начальник штаба, это — это значительно лучше — американский Кариес.

. У нас не единственная оперативная эскадра ВМФ, а Голливуд какой-то.

А свои пиндюрочные малогабаритные блокнотики, в которых могут поместиться два-три презерватива и три-четыре адреса легкомысленных женщин, оставьте дома, товарищи офицеры, надежно спрятав их от жен во избежании провокационных вопросов. А на службе вы все должны пользоваться учтенной, пронумерованной, прошнурованной и скрепленной мастичной печатью широкоформатной рабочей тетрадью.

Все превращено в говорильню, а надо — телеграммы ЗАС, телефонограммы, шифровки. Ехидная, монотонная система работы должна иметь место…

Эскадра уверенно лидирует на флоте по преступлениям и нарушениям воинской дисциплины — нам такой хоккей не нужен.

. Кому еще не понятно, что целомудрие — самое неестественное сексуальное извращение и что офицер-девственник не способен адекватно вникать в нюансы корабельной службы

.
Каждый уважающий себя флотский офицер — должен постоянно повышать свой культурный кругозор. Так, еще совсем недавно, я ошибочно считал, что максимально возможное сочетание одних согласных букв — 5 штук под-ряд, встречается в фамилии известного армянского киноактера Рафика Мкртчяна. Оказалось, что я долгое время заблуждался, так как в слове «надподвзбзднуть» — сразу 7 согласных букв подряд.

Вспомнились выборы в СССР в моем пионерском детстве. В любую погоду мы, пионеры, приходили на избирательный участок к 5−30 утра, т.к.выборы начинались в 6−00.В пионерской форме, с бантами, мы парами стояли у входа в кабинку для голосования, отдавая салют каждому, входившему в нее, избирателю.
На каждом участке были буфеты с дефицитными продуктами. Мы ели пироженки, бутерброды с колбасой, шоколадки, зефир, запивая все это ситром «Дюшес».А в перерывах, между стоянием у кабинки, мы «крутили» пластинки на радиоле, звук транслировался на улицу через большой алюминиевый усилитель.-«матюгальник».
Пацаны-девчата, у которых была «лямур», просились на один участок и становились в пару к одной кабинке, чтобы потом вместе в перерыве еще и потанцевать под Майю Кристалинскую и Эдуарда Хиля.
От сознания своей «великой» миссии нас распирала гордость, мы чувствовали себя причастными к важному государственному мероприятию.

Смерть всегда неожиданна. Даже неизлечимо больные надеются, что они умрут не сегодня. Может быть через неделю. Но точно не сейчас и не сегодня.

Смерть моего отца была еще более неожиданной. Он ушел в возрасте 27 лет, как и несколько известных музыкантов из «Клуба 27». Он был молод, слишком молод. Мой отец не был ни музыкантом, ни известным человеком. Рак не выбирает своих жертв. Он ушел, когда мне было 8 лет — и я был уже достаточно взрослым, чтобы скучать по нему всю жизнь. Если бы он умер раньше, у меня не осталось бы воспоминаний об отце и я не чувствовал бы никакой боли, но тогда по сути у меня не было бы папы. И все-таки я помнил его, и потому у меня был отец.

Если бы был жив, он мог бы подбадривать меня шутками. Мог бы целовать меня в лоб, прежде чем я засыпал. Заставлял бы меня болеть за ту же футбольную команду, за которую болел он сам, и объяснял бы некоторые вещи куда лучше мамы.

Он никогда не говорил мне, что он скоро умрет. Даже когда он лежал на больничной кровати с трубками по всему телу, он не сказал ни слова. Мой отец строил планы на следующий год, хотя он знал, что его не будет рядом уже в следующем месяце. В следующем году мы поедем рыбачить, путешествовать, посетим места, в которых никогда не были. Следующий год будет удивительным. Вот о чем мы мечтали.

Думаю, он верил, что такое отношение притянет ко мне удачу. Строить планы на будущее было своеобразным способом сохранить надежду. Он заставил меня улыбаться до самого конца. Он знал, что должно случиться, но ничего не говорил — он не хотел видеть моих слез.

Однажды моя мама неожиданно забрала меня из школы, и мы поехали в больницу. Врач сообщил грустную новость со всей деликатностью, на которую только был способен. Мама плакала, ведь у нее все еще оставалась крошечная надежда. Я был в шоке. Что это значит? Разве это не было очередной болезнью, которую врачи легко могут вылечить? Я чувствовал себя преданным. Я кричал от гнева, пока не понял, что отца уже нет рядом. И я тоже расплакался.

Тут кое-что произошло. С коробкой под мышкой ко мне подошла медсестра. Эта коробка была заполнена запечатанными конвертами с какими-то пометками вместо адреса. Затем медсестра вручила мне одно-единственное письмо из коробки.

«Твой отец попросил меня передать тебе эту коробку. Он провел целую неделю, пока писал их, и хотел бы, чтобы ты прочитал сейчас первое письмо. Будь сильным.»

На конверте была надпись «Когда меня не станет». Я открыл его.

«Сын, если ты это читаешь, значит я мертв. Мне жаль. Я знал, что умру.

Я не хотел тебе говорить, что произойдет, я не хотел, чтобы ты плакал. Я так решил. Думаю, что человек, который собирается умереть, имеет право действовать немного эгоистичнее.

Мне еще многому нужно тебя научить. В конце концов, ты ни черта не знаешь. Так что я написал тебе эти письма. Не открывай их до нужного момента, хорошо? Это наша сделка.

Я люблю тебя. Позаботься о маме. Теперь ты мужчина в доме.

Люблю, папа.

Р.5. Я не написал писем для мамы. Она и так получила мою машину.»

Его корявое письмо, которое я едва мог разобрать, успокоило меня, заставило улыбнуться. Вот такую интересную вещь придумал мой отец.

Эта коробка стала самой важной в мире для меня. Я сказал маме, чтобы она не открывала ее. Письма были моими, и никто другой не мог их прочитать. Я выучил наизусть все названия конвертов, которые мне еще только предстояло открыть. Но потребовалось время, чтобы эти моменты настали. И я забыл о письмах.

Семь лет спустя, после того, как мы переехали на новое место, я понятия не имел, куда подевалась коробка. У меня просто вылетело из головы, где она может быть да и я не очень-то и искал ее. Пока не произошел один случай.

Мама так и не вышла снова замуж. Я не знаю почему, но мне хотелось бы верить, что мой отец был любовью всей ее жизни. В то время у нее был парень, который ничего не стоил. Я думал, что она унижает себя, встречаясь с ним. Он не уважал ее. Она заслужила кого-то намного лучше, чем парень, с которым она познакомилась в баре.

Я до сих пор помню пощечину, которую она отвесила мне после того, как я произнес слово «бар». Я признаю, что я это заслужил. Когда моя кожа все еще горела от пощечины, я вспомнил, коробку с письмами, а точнее конкретное письмо, которое называлось «Когда у вас с мамой произойдет самая грандиозная ссора».

Я обыскал свою спальню и нашел коробку внутри чемодана, лежащего в верхней части гардероба. Я посмотрел конверты, и понял, что забыл открыть конверт с надписью «Когда у тебя будет первый поцелуй». Я ненавидел себя за это и решил открыть его потом. В конце концов я нашел то, что искал.

«Теперь извинись перед ней.

Я не знаю, почему вы поругались и я не знаю, кто прав. Но я знаю твою маму.

Просто извинись, и это будет лучше всего.

Она твоя мать, она любит тебя больше, чем что-либо в этом мире. Знаешь ли ты, что она рожала естественным путем, потому что кто-то сказал ей, что так будет лучше для тебя? Ты когда-нибудь видел, как женщина рожает? Или тебе нужно еще большее доказательство любви? Извинись. Она простит тебя.

Люблю, папа».

Мой отец не был великим писателем, он был простым банковским клерком. Но его слова имели большое влияние на меня. Это были слова, которые несли большую мудрость, чем все вместе взятое за 15 лет моей жизни на то время.

Я бросился в комнату матери и открыл дверь. Я плакал, когда она повернулась, чтобы посмотреть мне в глаза. Помню, я шел к ней, держа письмо, которое написал мой отец. Она обняла меня, и мы оба стояли в тишине.

Мы помирились и немного поговорили о нем. Каким-то образом, я чувствовал, что он сидел рядом с нами. Я, моя мать и частичка моего отца, частичка, которую он оставил для нас на листке бумаги.

Прошло немного времени, прежде чем я прочитал конверт «Когда ты потеряешь девственность».

«Поздравляю, сын.

Не волнуйся, со временем станет лучше. В первый раз всегда страшно. Мой первый раз произошел с некрасивой женщиной, которая к тому же была проституткой.

Мой самый большой страх, что ты спросишь маму, что такое девственность после того, как прочтешь это слово.

Люблю, папа»

Мой отец следовал за мной через всю мою жизнь. Он был со мной, даже несмотря на то, что давно умер. Его слова сделали то, чего больше никто не мог совершить: они придавали мне сил, чтобы преодолеть бесчисленные сложности в моей жизни. Он всегда умел заставить меня улыбнуться, когда все вокруг выглядело мрачным, помогал очистить разум в моменты злости

Письмо «Когда ты женишься» очень взволновало меня. Но не так сильно, как письмо «Когда ты станешь отцом».

«Теперь ты поймешь, что такое настоящая любовь, сынок. Ты поймешь, как сильно любишь ее, но настоящая любовь — это то, что ты почувствуешь к этому маленькому созданию рядом с тобой. Я не знаю, мальчик это или девочка.

Но… получай удовольствие. Сейчас время понесется со скоростью света, так что будь рядом. Не упускай моментов, они никогда не вернутся. Меняй пеленки, купай ребенка, будь образцом для подражания. Я думаю, у тебя есть все, чтобы стать таким же прекрасным отцом, каким был и я».

Самое болезненное письмо, которое я когда-либо читал было также и самым коротким из тех, что отец написл мне. Уверен, в момент, когда он писал эти три слова, отец страдал так же, как и я. Потребовалось время, но в конце концов я должен был открыть конверт «Когда твоя мать умрет»

«Она теперь моя».

Шутник! Это было единственное письмо, которое не вызвало улыбку на моем лице.

Я всегда сдерживал обещание и никогда не читал писем раньше времени. За исключением письма «Если ты поймешь, что ты гей». Это было одно из самых забавных писем.

«Что я могу сказать? Рад, что я мертв.

Шутки в сторону, но на пороге смерти я понял, что мы заботимся слишком много о вещах, которые не имеют большого значения. Ты думаешь, это что-нибудь изменит, сынок?

Не глупи. Будь счастлив».

Я всегда ждал следующего момента, следующего письма — еще одного урока, которому отец научит меня. Удивительно, чему 27-летний человек может научить 85-летнего старика, каким стал я.

Теперь, когда я лежу на больничной койке, с трубками в носу и в горле благодаря этому проклятому раку, я вожу пальцами по выцветшей бумаге единственного письма, которое еще не успел открыть. Приговор «Когда придет твое время» едва читается на конверте.

Я не хочу открывать его. Я боюсь. Я не хочу верить, что мое время уже близко. Никто не верит, что однажды умрет.

Я делаю глубокий вдох, открывая конверт.

«Привет, сынок. Я надеюсь, что ты уже старик.

Ты знаешь, это письмо я написал первым и оно далось мне легче всех. Это письмо, которое освободило меня от боли потерять тебя. Я думаю, что ум проясняется, когда ты так близок к концу. Легче говорить об этом.

Последние дни здесь я думал о своей жизни. Она была короткой, но очень счастливой. Я был твоим отцом и мужем твоей мамы. Чего еще я мог просить? Это дало мне душевное спокойствие. Теперь и ты сделай то же самое.

Мой совет для тебя: не бойся.

Р.S. Я скучаю по тебе».

Жил-был курсант военного училища, будущий лётчик, юноша из очень уважаемой и обеспеченной семьи. Как обычно, перед распределением на место службы, молодые лейтенанты женятся, причём зачастую, чуть ли не на первой встречной девушке, с которой по пьяни переспал. Наш товарищ традициям тоже не изменил и к месту службы ехал с женой, с которой был знаком 2 недели.
Он служил, летал высоко и далеко, Она шлялась с новыми подружками по ресторанам. Через год родился мальчик, а еще через полгода Она уехала с его товарищем, не оставив адреса, но оставив ему ребенка, который надрывался от крика в кроватке в запертой квартире.
Благородные дедушка с бабушкой забрали мальца к себе и поспособствовали переводу сына в лётную часть, дислоцировавшуюся неподалёку от Краснодара, где они жили. Поэтому отец часто навещал мальчика, который рос в любви и достатке.
Так продолжалось 16 лет… Конечно, в Его жизни периодически появлялись женщины, но не на долго и не всерьез,-не получалось полюбить.
Однажды зимой, возвращаясь из города в часть на электричке, Он увидел на вокзале бедно, не по сезону одетую,
молодую женщину с маленькой девочкой, лет 2,5,и что-то поразило сердце военного мужика,-наверное, беспомощность и безысходность, которыми веяло от них за версту. Подсев к женщине и угостив девочку конфетой, стал расспрашивать.
История оказалась простой и обыденной. Она сирота, родных никого. Муж пил, гулял, бил. Успела лишь одеть дочку и на себя накинуть первую попавшуюся курточку, и убежать, чтобы не убил. Идти ей не к кому, денег нет, адрес подруги детдомовской она не помнит.
Не говоря ни слова, Он берет девочку на руки, покупает им в кассе билет и везет к себе в часть, представив на КПП как своих гостей.
В квартире поселил в большой комнате, извинившись за холостяцкий бардак, оставил денег и ушел на службу.
Возвращаясь через два дня с полетов, зайдя в подъезд, учуял запах жареных котлет из своей квартиры и увидел мокрую тряпку на коврике у двери. Позвонив, услышал топот детских ножек и возглас: Папка плисол!"…
Дверь открыла молоденькая, симпатичная женщина с застенчивой улыбкой и негромко сказала: Здравствуйте…А мы вас ждали."
И понял Он, что вот оно,-СЧАСТЬЕ, которого так ему не хватало!

История про картофельное поле и справедливость навеяла. 80-е годы прошлого века. Отец торжественно ушел из семьи, отсудив на память гараж с машиной. И великодушно не став претендовать на двухкомнатную «хрущевку», в которой оставалась мама и трое детей. Не стал претендовать, правда, после того, как в эту историю вмешался Комитет советских женщин, и лично Валентина Терешкова, которой мама в отчаянии написала письмо из нашего городка. Но это другая история. Ушел отец осенью, в гараже остались все «закрутки», домашние консервы и картошка в подполе. Все это он увез своей родне в деревню. В те годы просить материальную помощь у государства было стыдно. А мама очень гордый человек. Никто из родни не догадывался, что живем мы… не очень сытно. Папа от алиментов «бегал» несколько лет. Жили на зарплату библиотекаря, плюс потом мама нашла подработку. Это все преамбула. Теперь сама история. Зиму мы пережили. По весне в библиотеке маме выделили участок «под картошку» за городом. Каких трудов стоило засеять! Семенную картошку рубили лопатой на несколько частей, чтобы был «глазок» на кусочке — тогда хватило на засев. Сажали мама и мы — три дочки. Старшей 10, а мне, младшей, целых 5 лет. За неделю управились. Потом все лето — то собирали колорадского жука, то окучивали…. И вот приехали копать картошку. А ее уже кто-то выкопал…. Никогда не забуду, с как горько плакала мама на этом поле. А я нашла на обочине в жухлой траве драные халаты, в которых орудовали воришки. Из кармана одного из халатов выпали два золотых кольца: обручальное и перстень с красным камешком (рубин), в кармане второго халата были новые «командирские» часы… Видимо, воры сняли украшения, положили в карман своей рабочей одежды, чтобы не испачкать и в спешке забыли. С тех пор я искренне верю, что справедливость существует.

На автобусной остановке сидит женщина и увлеченно рассказывает окружающим ее людям о наболевшем: — Мы с мужем только что из супермаркета. По акции взяли крупы, сахар, картошку, мясо. Вообще, по акции покупать очень удобно: и деньги экономишь, и время. Мы так берем продукты, средства личной гигиены, косметику, бытовую химию. Видите на мне эта блузка, тоже по акции взяли и еще мужу мокасины. Собравшиеся дружно поворачивают головы в сторону молча сидящего мужа ораторствующей женщины. Одна из женщин завистливо замечает: — Хороший у вас муж: спокойный и молчаливый. Где вы такого взяли? Муж поднимает голову и грустно произносит: — По акции.

Был я знаком с одним водителем троллейбуса Виктором Ф. Он и рассказал. Закончилась его смена, настроение отличное, едет в парк на ул. Бочкова.Ну и естественно до парка берет пассажиров. Не доезжая до парка несколько остановок смотрит в зеркало заднего вида (в которое салон просматривается) и обнаруживает пустой салон. Все вышли и пассажиров больше нет, а так-как настроение на подъеме решил он немного похулиганить. Начал через микрофон на весь салон матерные частушки петь. Пел минут 10 пока его пернуть не приспичило, не долго думая отрывает от сидения ж@пу, да как даст в микрофон, что чуть динамики не повыскакивали. А теперь кульминация. Кто ездил на троллейбусах завода им. Урицкого знают, за спиной водителя находится маленькое стекло (которое обычно закрашивают или заклеивают разными плакатиками) за которым собственно находится сидение на одного пассажира. Соответственно это сидение не просматривается с водительского места. И вот с этого сидения поднимается интеллигентная женщина и стучится ему в стекло: — Молодой человек остановите пожалуйста я выйду. Частушки я еще терпела, но так пернуть надо суметь, у меня даже уши заложило. Естественно он ее выпустил, но после этого случая перед тем как заниматься фигней он по два раза в салон выходил!!! А вдруг кто притаился? Ваша оценка:

В 1996 году я решил уволиться с телевидения.

Это был мой последний рабочий день.

Снимаем мы мужичка, главного повара гостиницы «Дан Панорама», а в соседней комнате, кто-то мычит.

Тут повар прерывается и кричит в стену, — Папа, они тебя все равно снимать не будут!

Мычание прекращается.

Я спрашиваю:
— А зачем ему сниматься, вашему папе?
— Он хочет рассказать о своей жизни, — говорит повар, — Может, сделаете вид? — Так, для блезира поснимайте, чтобы у него давление не поднялось…

— Рабочий день закончился, — отрезает мой оператор Ави и начинает собирать оборудование. (У них, на телевидении, это было железно, 7 часов работы, два обязательных перерыва, и на все «положить». Собственно, поэтому, я и увольнялся, ничего нового там уже нельзя было сделать.)

Стало мне больно, достал я свою камеру-мартышку, и сказал сыну-повару, — Мне торопится некуда. Показывайте папу.

Заходим в полутемную комнату.
На кресле качалке сидит старик и смотрит на меня круглыми глазами.
Повар говорит, — Папа, познакомься, это самый известный режиссер.

— Это было сразу после войны, — начинает старик, еще прежде чем я успеваю сесть… — А это увидят люди? — подозрительно кивает на камеру.

— Обязательно, — говорю, — Это она выглядит, как мартышка. Но это профессиональная камера, дедушка. Говорите!

— Так вот, — говорит старик, — мы ездили по Польше искали сирот. Сам я родился в Польше, в религиозной семье. Так вот, приезжаю я в один монастырь, под Краковом. Проводят меня к настоятелю. Говорю ему, так и так, я из Израиля, ищу детей — сирот, хотим их вернуть на нашу историческую родину.

Он мне говорит, — садитесь, попейте нашего чая травяного.

Сижу, пью чай, а он рассказывает.

— Да, — говорит, — есть у нас еврейские дети… скрывать не буду… Наш монастырь брал детей. Настоятеля соседнего монастыря повесили, когда узнали… я боялся… но когда до дела доходило, не мог отказать. Ну, сами посудите, приходят евреи в монастырь. Тихо, ночью, чтобы никто не видел. Стучат в окно. Открываю. Они заходят, с ними их сынок маленький, еле на ножках стоит. Завернутый в пуховый платок, только глаза видны. Возьмите, говорят, завтра нас увозят. И вижу, как мама ему личико открывает, волосики разглаживает, и целует его, целует, чувствую, как прощается. И знаю я… они не вернутся… Ну, как тут не взять… Беру.

— Спасибо вам огромное, — говорю настоятелю, — вы настоящий праведник!..

А он мне говорит, — и так, бывало по 5−6 за ночь… Идут и идут. Я боюсь. Но беру. И братья в монастыре они все про это знали. И молчали. Ни один не проговорился.

— Спасибо вам, спасибо, — повторяю, — вам и всем братьям монастыря… Спасибо, что сохранили наших детей.
— А теперь вы приехали их забрать, — он продолжает
— Повезу их на родину, — говорю.

А он мне говорит, — а как вы их отличите, детей ваших?
— Что значит, как отличу? — спрашиваю — У вас же списки остались?!
— Нет, — говорит, — Нет никаких списков. Мы никаких списков не составляли. А если бы их нашли, не дай Бог?!
— Послушайте, — говорю, — спасибо за спасение детей, конечно, но я без них не уеду. Покажите мне их. Я их заберу. И все.
— Вы что ж, насильно их заберете?
— Почему насильно, я им все объясню…
— Они ничего не помнят, что вы им объясните?
— Что у них были другие родители, — говорю, — что они наши дети…
— Мы их давно уже считаем нашими! детьми, — говорит.
— Но они наши дети!
— Докажите! — говорит.
— Есть у наших детей, — говорю, — одно отличие…
— Это наши дети! — говорит он жестко. — Никакой проверки я делать не позволю.
И встает.
И я встаю.
И чувствую, что за мной встает весь наш многострадальный народ. И говорю веско, — а ну — ка, ведите меня к детям.

— Хорошо, пойдемте, — говорит он спокойно. — Но на меня не надейтесь. Сами определите, где ваши дети. На глаз.

И приводит он меня в большой зал. В такую огромную спальню.

И вижу я там много — много детей. Белобрысых, чернявых, рыжих, разных… Время вечернее. Ложатся спать. Все дети причесаны, сыты, чистые личики, румянец на щечках… сразу видно, с любовью к ним относятся.

Стоим мы посреди зала, и настоятель говорит мне, — Ну, как вы определите, где ваши дети, а где нет?..

Молчу. Не знаю, что ему ответить.

А он мне говорит, — Если ребенок захочет, мы насильно держать не будем. Обещаю вам. — И продолжает… просит, — Родителей своих они не помнят. Вместо их родителей, — мы. Не мучайте их. Оставьте здесь.

Тут проходит мимо чернявенький, я ему на идише говорю, — как поживаешь, малыш? А он мне по — польски отвечает, — здравствуйте, меня зовут Иржи, я вас не понимаю.

— У всех польские имена, — слышу я голос монаха. — Все говорят только по-польски.
Их дом здесь.

И тут я окончательно понимаю, что ничего сделать не смогу.
Что это насилием будет, если я буду искать их, объяснять, уговаривать… ну даже если я определю кто наши дети… они же не согласятся ехать!..
Надо оставить все, как есть, — думаю. — И уходить.

Вот уже потушили свет. Вот уже все легли.

Поворачиваюсь, чтобы идти…

Смотрю на настоятеля. Он разводит руками.
Думаю, — «Ну не в тюрьме же я их оставляю, им здесь хорошо…»…

И тут… откуда только все берется… впрочем, знаю, откуда!.. Из детства…

Я вдруг спрашиваю настоятеля, — А можно, я им только один вопрос задам?..
— Можно, говорит, задавайте.

И тогда я набираю воздуха в легкие.
И громко, чтобы все слышали, говорю, — «Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад.» — Слушай, Израиль, Бог наш, Бог един"…

До сих пор, мурашки по телу идут, когда это вспоминаю.

Вспоминаю, как все стихло…
Такая тишины наступила!..
Гробовая тишина!..

И вдруг у окна приподнялись две головки… а потом у двери еще две… и у прохода одна…

Приподнялись и смотрят на меня… Смотрят и смотрят…

И вижу я их глаза, — такие большущие, удивленные…

И тут спускают они ноги на пол.
И вдруг начинают ко мне бежать!..

Как по команде.
Со всех сторон.

Стучат голыми ножками по полу, и бегут.
И так, слету, втыкаются в меня.

А я плачу, не могу сдержать слезы. Обнимаю их, заливаюсь слезами!.. И повторяю все время, — Дети, мои дорогие, вот я приехал, ваш папа! Приехал я забрать вас домой!..

Смолкает старик.
Вижу, как дрожит у него подбородок.

— Не было дома, чтобы не знали мы этой молитвы… — говорит, — Утром и вечером повторяли, — «Слушай Израиль, Бог наш, Бог один…»… жила она в сердце… каждого.

Снова молчит.
Я не прекращаю съемку.
Вижу, это еще не конец.

И действительно… он продолжает.

— Оглядываюсь я, — говорит он, — стоит этот мой настоятель. И так у него голова качается, как у китайского болванчика… и он тоже еле сдерживается, чтобы не завыть.

И дети вдруг, вижу, разворачиваются к нему.
На него смотрят, на меня оглядываются… снова на него… на меня…

И вдруг начинают к нему пятиться…
А я молчу. Сказал себе, что буду молчать. И все!.. Пусть сами решают.

И тут вдруг настоятель говорит, — Дорогие мои дети…
Как я счастлив… — говорит, — что вы возвращаетесь домой.

Они останавливаются.

Вижу, он еле выговаривает слова…

— Все исчезнет, дети мои, — говорит, — вот увидите! Не будет религий, наций, не будет границ… Ничего… Ничего не будет разъединять нас. — Любовь только останется, — говорит.

И вдруг делает к ним шаг, обнимает их… и улыбается! Улыбается!..

— Любовь, — она и есть религия, — говорит. — Вот возлюбим мы ближнего, как самого себя… не меньше — не больше, — возлюбим!.. Как самого себя!.. вот тогда и раскроется нам, что есть только Любовь. Что Он — Любовь, дети мои! Любовь!.. А мы все…- семья… Весь мир, дети мои — … большая семья!..

И замолкает…
Дети стоят, молчат. Я молчу. Все мы молчим…

— А я к вам обязательно приеду… — говорит он. — Обязательно приеду, а как же!.. Вы только не забывайте нас, там, дома.

Потом поворачивается и уходит. Спотыкается у выхода, чуть не падает…

…Так я их и привез сюда, — говорит старик.
Двенадцать мальчиков.
Всех мы воспитали в нашем кибуце.
Я ими очень гордился.

… Трое погибли в 73-м, в войну «Судного Дня». Тяжелая была война. Йоси сгорел в танке на Синае. Арье и Хаим прямым попаданием…

Еще один Яаков поженился на Хане … такая была свадьба веселая… а через три года… в автобусе… в Иерусалиме… это был известный теракт… подорвались.

Настоятель приехать не успел…

После этих слов старик замолчал.
Я понял, что съемка закончена.

…Я уехал из этого дома уже поздним вечером.
Сын-повар приготовил мне такой ужин, какого я в жизни не ел.

Я обещал, что смонтирую очерк и привезу им.

Назавтра была срочная работа, я завершал свое пребывание на телевидении.
Они выжимали из меня последние соки.

Через неделю я решил просмотреть материал.
Вытащил кассету…
Пусто…

Испугался. Стал вертеть туда — сюда, проверил где только можно, даже поехал к своим ребятам операторам… подумал, может у меня что-то с головой.

Одни мне сказали, что забыл включить на запись.
Другие, что может быть кассету заклинило.
Третьи… что эту камеру «JVC» надо выкинуть…

Вообщем, не снялось ничего…

Вечером позвонил повару. Долго готовился к разговору…
Он выслушал меня. Потом сказал, — Знаете, я вам очень благодарен.
Вот тебе раз! — думаю. А он говорит, — за то, что остались, выслушали его…
А потом вдруг говорит, — отец мой сейчас в больнице, похоже, что осталось ему несколько дней жизни. Но он лежит тихий, как ребенок, не стонет, не кричит, улыбается…

***

Прошло много лет с тех пор. Честно говоря, потом я слышал много подобных историй о том, как дети вспоминали молитву. Истории были похожи до мельчайших деталей. Я даже подумал грешным делом, что старик все это придумал…

Но не давал мне покоя настоятель.

— Идеалист, утопист, фантаст, — думал я о нем, — Куда там этому миру до любви!.. А тем более до одной семьи…

Но не отпускали меня его слова.

Пока я не нашел доказательства, что так все и будет.
Пока не встретил Учителя.

Около 2 лет назад мы с женой были в круизе по Западному Средиземноморью на борту лайнера Princess. За ужином мы заметили пожилую даму, сидящую в одиночестве возле перил большой лестницы в главной столовой.

Я также заметил, что все сотрудники, офицеры, корабли, официанты, посудомойки и т. д., все, казалось, были знакомым с этой дамой.

Я спросил нашего официанта, кто эта леди, ожидая, что ей скажут, что она владеет компанией, но он сказал, что знает только, что она была на борту в течение последних четырех круизов каждый раз.

Когда мы вышли из столовой однажды вечером, я поймал ее взгляд и остановился, чтобы поздороваться. Мы болтали, и я сказал:

«Я так понимаю, вы были на этом корабле в течение последних четырех круизов.»

Она ответила: «Да, это правда.»

Я сказал: «Я не понимаю».

Она без паузы ответила: «Это дешевле, чем дом престарелых.»

Так что в моем будущем дома престарелых не будет.

Когда я состарюсь и ослабею, я сяду на круизный лайнер «Принцесса». Средняя стоимость дома престарелых составляет 200 долларов в день. Я проверил бронирование в Princess, и я могу получить долгосрочную скидку в размере 135 долларов США в день. Это оставляет 65 долларов в день за:

Чаевые, которые будут только 10 в день.
Я буду иметь целых 10 блюд в день (фантастической еды, не столовской еды), я могу вразвалочку ходить в ресторан, или у меня может быть обслуживание номеров (что означает, что я могу завтракать в постели каждый день).
Лайнер имеет целых три бассейна, тренажерный зал, бесплатные стиральные и сушильные машины.
У них есть бесплатная зубная паста и бритвы, а также бесплатное мыло и шампунь.
Они даже будут относиться к вам как к клиенту, а не к пациенту. Дополнительно за 5 чаевых весь персонал будет стараться помочь вам.
Я буду знакомиться с новыми людьми каждые 7 или 14 дней!
Телевизор сломался? Лампочки нужно менять? Нужно иметь тюфяк быть замененным? Нет проблем! Они все исправят и извинятся за доставленные неудобства.
Чистые простыни и полотенца каждый день, и вы даже не придется просить их.
Если вы упадете в дом престарелых и сломаете бедро, вы находитесь хосписе; если вы упадете и сломаете бедро на корабле Princess, они обновят вас до люкса на всю оставшуюся жизнь.
На борту всегда есть врач.
Теперь держись за лучшее! Вы хотите увидеть Южную Америку, Панамский канал, Таити, Австралию, Новую Зеландию, Азию? Так что не ищи меня в доме престарелых, просто позвони на корабль.

PS: И не забывайте, когда вы умрете, они просто бросают вас за борт бесплатно.

Все мы с детства помним сказку Корнея Чуковского про доктора Айболита, который приехал в Африку лечить зверей. Но мало тех, кто знает, что доктор Айболит был не вымышленным персонажем, а вполне себе реальным. Вот и наша редакция не знала, пока одна девушка не опубликовала пост в социальной сети. Публикуем пост Оксаны Пузиковой без изменений.

Доктор Айболит лечил детей в Астрахани
Прогуливаясь улицами Вильнюса, мы увидели скульптуру — старый еврей с девочкой, держащей котенка на руках. Подошли поближе, и внутри у меня как-то все перевернулось, я определенно знаю, кто это, но не могу пока вспомнить. Старый мудрый еврей с тростью, в шляпе и пальто, смотрит с такой заботой и любовью на ребенка, так может смотреть только любящий дедушка. Он наверняка жизнь отдал во имя детей. Это нам сразу стало очевидно.

Рядом табличка на литовском языке.

— Ксюш, памятник врачу. — Рома разобрал кое-какие слова.

Не хотелось сразу уходить, мы задержались на максимально возможное время возле каменных изображений, от них веяло добром, безграничным всеобъемлющим добром и теплом.

Я такое встречаю впервые. Не успокоилась, пока не узнала, и вам сейчас расскажу!

Итак! Знакомьтесь: Цемах Йоселевич Шабад. Как?! Вам ни о чем не говорит это имя?

Хорошо, а если я скажу по-другому? Знакомьтесь — Доктор Айболит! Да, тот самый, собственной персоной: «приходи к нему лечиться и корова, и волчица». Кто знал настоящее имя прототипа Айболита и о том, что он жил в Вильнюсе, садитесь, пять! Я лично уверена была, что персонаж вымышленный, но нет.

Цемах Шабад — врач, после учебы был отправлен в Астрахань для борьбы с эпидемией холеры (не в Африку), вернулся в Вильнюс, тут он занимался медицинской практикой, общественной деятельностью, благотворительностью, так он организовал приюты для сирот и оздоровительные лагеря для детей. «Благодаря Цемаху Шабаду в городе была организована акция „Капля молока“, когда малоимущим евреям, имеющим грудных детей, бесплатно выдавались еда и одежда».

Чуковский был знаком с Шабадом и дважды останавливался у него в квартире в Вильнюсе.

Вот что пишет Корней Чуковский о нем:

«Был это самый добрый человек, какого я только знал в жизни. Он лечил детей бедняков бесплатно. Придёт, бывало, к нему худенькая девочка, он говорит ей: „Ты хочешь, чтобы я тебе выписал рецепт? Нет, тебе поможет молоко, приходи ко мне каждое утро, и ты получишь два стакана молока“. И по утрам, я замечал, выстраивалась целая очередь. Дети не только сами приходили к нему, но и приносили своих животных». Маленькие горожане души не чаяли в добром докторе, они просто так приходили со своими секретами и вопросами, и он разговаривал с ними как со взрослыми, не отказывал он и в медицинской помощи им и их питомцам, лечил кошек, собак, голубей, хотя никогда не был ветеринаром.

Благодаря настоянию его знаменитых потомков Майи Плисецкой и Михаила Ботвинника в Вильнюсе и установлен памятник великому человеку с широкой душой, «всех излечит исцелит добрый доктор Айболит»!

ГОРСКИЙ ЕВРЕЙ
Известного поэта-песенника и художественного руководителя музыкальной
группы «Лесоповал» Михаила Исаевича Танича одна женщина спросила:
— Миша, вы же из горских евреев?
— Да, — ответил Танич.
— А с каких гор?
— С Синайских, — ответил Танич.

ОТЧЕСТВО ПОДВЕЛО

Драматургу Григорию Горину однажды позвонили из сирийского посольства.
— Там у нас в Дамаске, — почтительно сказал ему какой-то деятель культуры, — состоится премьера Вашей пьесы. Я уполномочен пригласить Вас. Вы окажете нам честь.
— За чем же дело стало? — спросил драматург. — Я готов и с удовольствием.
— Я заполняю тут на Вас анкету, — пояснил невидимый собеседник. — Знаю Ваше имя и фамилию, а отчество, простите, не знаю.
— Очень простое отчество, — бодро ответил Горин, — Израильевич.
С полминуты висело в трубке тяжкое молчание, после чего уныло скисшийголос собеседника сказал:
— Ну, всё равно приезжайте.
Но Григорию Горину билета так и не прислали…

УТЁСОВ И ПОРТНОЙ

В 1940 году, после присоединения Латвии к СССР, Леонид Утёсов приехал в Ригу.
Пришёл он к знаменитому еврейскому портному и попросил сшить костюм.
— Но учтите, я в Риге всего три дня.
— Вы получите костюм завтра, — абсолютно равнодушно ответил портной.
— Как вы успеете? — удивился Леонид Осипович.
— У нас ещё нет планового хозяйства, — объяснил портной.
— Я хотел бы, чтобы новый костюм выглядел не хуже этого.
И Утесов показал на свой лучший костюм, надетый по случаю «заграничного» вояжа.
Портной обошел вокруг артиста, осматривая каждый шов, каждую складку.
— Кто вам шил это?
— Поляков, — гордо назвал артист известного московского закройщика.
— Меня не интересует фамилия, — отрезал портной, — я спрашиваю, кто он по профессии?

ЮРИЙ НИКУЛИН И МАЦА

Рядом с домом на улице Малой Бронной, в котором жил Юрий Никулин,
располагается синагога.
Когда актер проезжал мимо, в окно высовывался раввин и кричал:
—  Юрий Владимирович! Завезли свежую мацу!
— Но у вас полно народу!
— Неевреям вне очереди!

Году в тридцатом это было. Эрдман шёл в субботний день по улице Тверской
и встретил вдруг Раневскую. Оба они были молоды, приятельствовали, и
поэтому Раневская сразу же вкрадчиво сказала:
- Ой, Коля, ты так разоделся, ты наверняка идёшь куда-то в гости.
- Да, — ответил Эрдман, — только не скажу тебе, куда, поскольку
приглашён в приличный дом и взять тебя с собой не могу — ты хулиганка и
матерщинница.
- Клянусь тебе, Коленька, что я могу не проронить ни слова, — ответила
Раневская. — А куда мы идём?
- Мы идём в гости к Щепкиной-Куперник, — сдался Эрдман. — Это
царственная старуха, ты меня не подведи.
Царственной старухе было в это время под шестьдесят, не более того,
но очень были молоды герои этой истории. Щепкина-Куперник перевела
тогда, то ли Шекспира, то ли Лопе де Вегу, то ли Ростана, и жила
отменно, содержа трёх или четырёх приживалок. За столом, который на
взгляд этих молодых ломился от изобилия, разговор шёл неторопливый и
пристойный — до поры, пока не заговорили о Художественном театре и лично
об актрисе Книппер-Чеховой. И тут же все немного распалились, единодушно
осуждая даму за наплевательское отношение к Антону Павловичу Чехову и
вообще за легкомыслие натуры. Ощутив опасность ситуации, Эрдман
покосился на Раневскую, но было уже поздно.
- Блядь она была, — сказала Раневская, — просто блядь.
Все приживалки истово перекрестились, после чего каждая смиренно сказала:
- Истинно ты говоришь, матушка, — блядь она была.
- Цыц, нишкните! — прикрикнула хозяйка дома, и приживалки тут же
смолкли, после чего Щепкина-Куперник царственно сказала:
- И была она блядь, и есть.
Наверно, я испорчен безнадёжно, только мне истории такие говорят о
времени и людях больше, чем толстенные тома воспоминаний.

Вот это мой идеал старости!.."