Цитаты на тему «Блок и ахматова»

Многие блоковские стихи использовались в качестве стимулирующего средства, испытанной инъекции тестостерона в художественной жизни российской интеллигенции.

Ответ на «мадригал» Блока

__________ Александру Блоку
Я пришла к поэту в гости.
Ровно в полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз

И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом…
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!

У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен;
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.

Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.
Январь 1914

Поминальное, написано в августе 1921 г. непосредственно после похорон Блока на Смоленском кладбище 10 августа (28 июля ст. ст.)
А Смоленская нынче именинница,
Синий ладан над травою стелется.
И струится пенье панихидное,
Не печальное нынче, а светлое.
И приводят румяные вдовушки
На кладбище мальчиков и девочек
Поглядеть на могилы отцовские,
А кладбище - роща соловьиная,
От сиянья солнечного замерло.
Принесли мы Смоленской заступнице,
Принесли Пресвятой Богородице
На руках во гробе серебряном
Наше солнце, в муке погасшее, -
Александра, лебедя чистого.
1921

Разговор с Александром Блоком продолжился.
Три последних стихотворения, были написаны в 1944 - 1960 гг., через много лет после смерти, и содержат в поэтической форме воспоминание и оценку. Первое и третье написаны и 1944−1960 гг., второе присоединено к ним в 1960 г. и в дальнейшем вошло в состав одного с ними цикла «Три стихотворения» (1944−1960). Первое: «Пора забыть верблюжий этот гам…», озаглавленное первоначально «Отрывок из дружеского послания», представляет прощание с Ташкентом и с ориентальными темами периода эвакуации. Поэтесса возвращается на родину, и родной среднерусский пейзаж Слепнева и Шахматова связывается в ее воображении с именем Блока (Его стихотворение «Осенняя воля» - «Выхожу я в путь, открытый взорам…», написанное в июле 1905 г., помечено Блоком: Рогачевское шоссе #207 094).

Три стихотворения
1
Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице Жуковской.
Пора, пора к березам и грибам,
К широкой осени московской.
Там все теперь сияет, все в росе,
И небо забирается высоко,
И помнит Рогачевское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока…

2
И в памяти черной пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
И ветер с залива. А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Тебе улыбнется презрительно Блок -
Трагический тенор эпохи.

3
Он прав - опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит…
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит -
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.

1944−1960

«Красота страшна» - Вам скажут, -
Вы накинете лениво
Шаль испанскую на плечи,
Красный розан - в волосах.

«Красота проста» - Вам скажут, -
Пестрой шалью неумело
Вы укроете ребенка,
Красный розан на полу.

Но, рассеянно внимая
Всем словам, кругом звучащим,
Вы задумаетесь грустно
И твердите про себя:

«Не страшна и не проста я;
Я не так страшна, чтоб просто
Убивать; не так проста я,
Чтоб не знать, как жизнь страшна!»

16 декабря 1918
_________________________
Лотман Ю. М. Анализ стихотворения А. Блока «Красота страшна» (Анне Ахматовой)(отрывок)

…И то, что авторский текст дан в форме монолога героини (иначе это было бы еще одно истолкование со стороны, которое «Вам» предлагают посторонние), не умаляет его связи именно с блоковским миром. Заключительное «жизнь страшна» - явная отсылка к фразеологизмам типа «страшный мир». И это созданное Блоком объяснение, что есть Ахматова, содержит отчетливые признаки перевода мира молодой поэтессы, представительницы и поэтически, и человечески нового, уже следующего за Блоком поколения, на язык блоковской поэзии. И подобно тому, как в альтмановском портрете виден Альтман, а у Петрова-Водкина - сам художник, переведший Ахматову на свой язык, в поэтическом портрете, созданном Блоком, виден Блок. Но портреты - это все же в первую очередь изображенная на них поэтесса. И блоковский портрет связан многими нитями с поэтикой молодой Ахматовой, которая становится здесь объектом истолкования, изображения и перевода на язык поэзии Блока.

___________________
Варлам Шаламов (отрывок).
Возникает визит к Блоку, где Ахматова приносит Блоку три тома его произведений. На первых двух он ставит надпись «Ахматовой Блок», а на третьем вписывает мадригал, заготовленный заранее, вошедший во все собрания сочинений Блока под названием «Красота страшна - Вам скажут…».
Черновик этого мадригала показываeт, как трудно он достался Блоку. Блок насильно впихнул в романцеро никак не дававшийся eму тeкст стихотворения в декабре 1913 года. Ахматовой мадригал не понравился, даже обидел ее, ибо «испанизировал». Ахматова, кусая губы, объяснила, что «испанизация» возникла y Блока невольно, потому что он в то время увлекался Дельмас [177], исполнительницей роли Кармен. Но дело в том, что знакомство c Дельмас относится к марту будущего 1914 года.
Ахматoва тем же размером отвечает Блоку: «Я пришла к поэту в гости…», стихотворение самое обыкновенное, пейзажное, описательное, фиксирующее визит.

Многоуважаемая Анна Андреевна.

Вчера я получил Вашу книгу, только разрезал ее и отнес моей матери. А в доме у нее -- болезнь, и вообще тяжело; сегодня утром моя мать взяла книгу и читала не отрываясь: говорит, что не только хорошие стихи, а по-человечески, по-женски -- подлинно.
Спасибо Вам.
Преданный Вам Александр Блок.

P. S. Оба раза, когда Вы звонили, меня действительно не было дома.

14 марта 1916. (Петроград)

Многоуважаемая Анна Андреевна.

Хоть мне и очень плохо, ибо я окружен болезнями и заботами, все-таки мне приятно Вам ответить на посылку Вашей поэмы. Во-первых, поэму ужасно хвалили разные люди и по разным причинам, хвалили так, что я вовсе перестал в нее верить. Во-вторых, много я видел сборников стихов, авторов «известных» и «неизвестных»; всегда почти -- посмотришь, видишь, что, должно быть, очень хорошо пишут, а мне все не нужно, скучно, так что начинаешь думать, что стихов вообще больше писать не надо; следующая стадия -- что я стихов не люблю; следующая -- что стихи вообще -- занятие праздное; дальше -- начинаешь уже всем об этом говорить громко. Не знаю, испытали ли Вы такие чувства; если да, -- то знаете, сколько во всем этом больного, лишнего груза.
Прочтя Вашу поэму, я опять почувствовал, что стихи я все равно люблю, что они -- не пустяк, и много такого -- отрадного, свежего, как сама поэма. Все это -- несмотря на то, что я никогда не перейду через Ваши «вовсе не знала», «у самого моря», «самый нежный, самый кроткий» (в «Четках»), постоянные «совсем» (это вообще не Ваше, общеженское, всем женщинам этого не прощу). Тоже и «сюжет»: не надо мертвого жениха, не надо кукол, не надо «экзотики», не надо уравнений с десятью неизвестными; надо еще жестче, неприглядней, больнее. -- Но все это -- пустяки, поэма настоящая, и Вы -- настоящая. Будьте здоровы, надо лечиться.
Преданный Вам Ал. Блок.

КОММЕНТАРИИ
Блок Александр Александрович (1880--1921). Знакомство с Ахматовой произошло в октябре 1911 г. на первом заседании Цеха поэтов, созданного Н. С. Гумилевым и С. М. Городецким, как своего рода протест против «наставничества» мэтра символизма и хозяина Башни Вяч. И. Иванова. Цех ставил задачу организационно отмежеваться от символизма, несколько позже разработав принципы новой литературной школы, получившей название акмеизм. В середине октября 1911 г. были разосланы приглашения на первое заседание Цеха поэтов, состоявшееся в квартире С. М. Городецкого (Фонтанка, 143). В письме Блоку Городецкий писал: «Милый мой Саша! Пожалуйста приходи -- и с Любовью Дмитриевной -- 20-го в четверг. Будут молодые поэты, а ты -- в классиках… (Вечером, к 8-ми)». Кроме Блока из «старших» присутствовали М. Кузмин, Ал. Н. Толстой, Вл. Пяст и некоторые другие. Дневниковая запись Блока под 20 октября: «Безалаберный и милый вечер… Молодежь. Анна Ахматова. Разговор с Н. С. Гумилевым и его хорошие стихи о том, как сердце стало китайской куклой… Было весело и просто. С молодыми добреешь» (Блок. Т. 7, 75--76). И другая запись от 7 ноября: «В первом часу мы пришли с Любой к Вячеславу… А. Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня, стихи чем дальше, тем лучше)» (7, 83). В дневниковых записях Блока и Записных книжках Ахматовой перечислены и все другие их немногочисленные встречи. Из переписки Ахматовой с Блоком сохранились три письма Блока, и одно письмо Ахматовой. -- См. публикацию В. А. Черных «Переписка Блока с Ахматовой» (ЛН. Кн. 4. С. 571--577).
Мифологизация отношений Блока и Ахматовой началась при их жизни и продолжается до сих пор. Ахматова, стремясь в свои поздние годы прояснить факты своей биографии, не дать ее «перекосить», предполагала написать книгу «Как у меня не было романа с Блоком».

А. А. Блок -- Ахматовой. 18.I.1914
Впервые -- ЛН. Кн. 4. С. 577.
С. 75. Соловьев Владимир Николаевич (1887--1941) -- театральный критик.
Вогак Константин Андреевич (1887--?), Гнесин Михаил Фабианович (1883--1957) -- преподаватели студии Мейерхольда. Блок вел в журнале «Любовь к трем апельсинам» литературный отдел.
Написано в ответ на письмо А. Ахматовой (от 6 или 7 января 1914 г.) «…Знаете, Александр Александрович, я только вчера получила Ваши книги. Вы спутали номер квартиры, и они пролежали все это время у кого-то, кто-то с ними расстался с большим трудом. А я скучала без Ваших стихов.
Вы очень добрый, что надписали мне так много книг, а за стихи я Вам глубоко и навсегда благодарна. Я им ужасно радуюсь, а это удается мне реже всего в жизни.
Посылаю Вам стихотворение, Вам написанное, и хочу для Вас радости (Только не от него, конечно. Видите, я не умею писать, как хочу). Анна Ахматова. Тучков переулок, 17, кв. 29».
Письмо Ахматовой связано с ее посещением Блока 15 декабря 1913 г. Ахматова вспоминала: «В одно из последних воскресений тринадцатого года я принесла Блоку его книги, чтобы он их надписал. На каждой он написал просто: „Ахматовой -- Блок“… А на третьем томе поэт написал посвященный мне мадригал: „Красота страшна Вам скажут…“. У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена, но в это время Блок бредил „Кармен“ и испанизировал меня».
Ваше стихотворение, посвященное мне, и мое, посвященное Вам. -- Стихотворение Блока «Анне Ахматовой» датировано 16 декабря 1913 г., было написано после визита Ахматовой и помещено на обороте авантитула третьей книги собрания сочинений А. Блока (Собрание М. С. Лесмана. Петербург). Стихотворение Ахматовой, по-видимому, написанное 7 января 1914 г. в ответ на мадригал Блока:

Я пришла к поэту в гости…
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен;
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.

Блок -- Ахматовой 26 марта 1914. Петербург

Впервые: Блок. Т. 8. С. 436--437. М.; Л., 1963.
Написано в ответ на посылку книги «Четки. Стихи» («Гиперборей». СПб., 1914) с дарственной надписью: «Александру Блоку -- Анна Ахматова. От тебя приходила ко мне тревога и уменье писать стихи. Весна 1914».
Отметив подчеркнуто-деловой тон письма, В. А. Черных не без оснований связывает его с письмом матери Блока -- А. А. Кублицкой-Пиоттух к М. П. Ивановой от 29 марта 1914 г.: Блок был предельно откровенен с матерью, и не исключено, что в письме получили отражение какие-то их разговоры: «Я все жду, -- писала она, -- когда Саша встретит и полюбит женщину тревожную и глубокую, а стало быть и нежную… И есть такая молодая поэтесса, Анна Ахматова, которая к нему протягивает руки и была бы готова его любить. Он от нее отвертывается, хотя она красивая и талантливая, но печальная. А он этого не любит. Одно из ее стихотворений я Вам хотела бы написать, да помню только две строки первых:

Слава тебе, безысходная боль, --
Умер он -- сероглазый король.

Вот можете судить, какой склон души у этой юной и несчастной девушки. У нее уже есть, впрочем, ребенок. А Саша опять полюбил Кармен…» (цит. по: ЛН. Кн. 4. С. 572).
Ср. в письме А. Блока Ахматовой от 14 марта 1916 г.: «…не надо мертвого жениха, не надо кукол, не надо „экзотики“».

А. Блок -- А. А. Ахматовой 14 марта 1916. Петроград

Впервые: Блок. Т. 8. С. 458--459.
Написано в ответ на письмо Ахматовой с аполлоновским оттиском поэмы «У самого моря», помеченным 27 апреля 1915 г. Такой же оттиск был подарен Ахматовой через пятьдесят лет и приблизительно с той же датой (23 апреля 1965 г.) А. Г. Найману. А. Марченко в своем «опыте расследования» взаимоотношений Ахматовой и Блока в контексте поэмы «У самого моря» напоминает, что свой отзыв о поэме Блок прислал лишь через год после того, как ему был вручен подарок: «На этот-то подарок Блок… ответил достаточно лестным для Ахматовой письмом: „Поэма -- настоящая и Вы -- настоящая“. Письмо и впрямь содержит несколько приятных для начинающего и неуверенного в себе юного автора ободряющих эпитетов, но написано-то оно не в 1911-м, когда Горенко-Ахматова распечатывала „Вечер“, а весной 1916-го, когда имя Днна Ахматова гремело по всей России! Ненамеренную бестактность Анна Андреевна могла бы, наверное, и простить Блоку. Труднее было извинить то, что дорогой, со значением, подарок пролежал непрочитанным на письменном столе педантичного и крайне аккуратного в отношениях со своими корреспондентами Александра Александровича без двух недель год! Это граничило с оскорблением, а значит зачеркивало и обесценивало комплименты. Во всяком случае, убегая из гумилевского дома (в 1916 году), Ахматова писем Блока с собой не взяла и опоздавшую на много лет и еще на год поощрительную рецензию… как бы и не вспомнила. А главное, больше никогда не дарила Блоку своих книг. А кто бы на ее месте поступил иначе? „Четки“, не читая, переправил на женскую половину -- матушке и тетушке; „У самого моря“ прочитал лишь год спустя» (Марченко Алла. «С ней уходил я в море…». Анна Ахматова и Александр Блок: опыт расследования // Новый мир. 1998. No 8. С. 204--205).
С. 76. Будьте здоровы, надо лечиться. -- В 1915--1916 гг. у Ахматовой обострился туберкулез.