…Люди обнимаются так, как обнимаются на прощание, чтобы остановить небытие, тянут друг к другу руки «поверх явной и сплошной разлуки», выражаясь словами Цветаевой. Так обнимал Роберт Джордан девушку Марию - отчетливо зная, что отмерено на объятие немного. Так обнимает смешной нищий Чарли (Чаплин) своих подруг - ему нечем их согреть, кроме объятий, но обнимает он сильно. Вот и Пикассо о том же: мужчина и женщина прижались друг к другу, словно прячутся друг в друге; впоследствии Пикассо достигнет того, что тела станут буквально перетекать одно в другое, любовь соединит любящих в единое существо - как на знаменитом офорте с нищими в кафе. Так нельзя нарисовать нарочно - не существует приема, как передавать экстатическое состояние преданности, нет такого трюка в рисовании; надо почувствовать скоротечность жизни, беспощадность бытия, бренность любви - и тогда отчаянное объятие получается само собой. Вот Хемингуэй так чувствовал - и простыми словами передавал безоглядную страсть на краю беды, во время войны. И Пикассо умел сделать так, что от простых красок и простых линий перехватывает дух.
* * *
Искусство живописи имеет такое свойство - превращать предмет в символ, иногда помимо воли автора. Чем убедительнее и плотнее образ - тем более универсально его значение, когда находятся точные линии - это неизбежно ведет к обобщению высказывания.
* * *
Так произошло по законам искусства: гений не может быть грязным. Впрочем, гений был одновременно живым человеком - а живому человеку припомнили, что в жизни он не сумел защитить всех. А уж общественными правилами он точно пренебрегал. Стали говорить о последних картинах Пикассо - на них объятия уже выглядят предельно эротично: написанные восьмидесятилетним стариком сцены любви стали трактовать как выражение старческой похоти, как проделки сатира. Но и эти скабрезные картины были «любовью вопреки» - вопреки возрасту, наступающей дряхлости, бессилию, смерти. Это тоже было сопротивление небытию - и, когда старик, коему положено быть немощным, сжимает в объятиях женщину - из последних сил, вопреки здоровью и законам природы - это тоже битва за свободу.
Но Пикассо именно этой всепоглощающей, вечно горящей свободы и не прощали; ни в чем, никогда и никому из тех, кто говорил о любви - прощения не было. …
Максим Кантор. «Чертополох» - Пикассо