Всегда спокойным «лёд» не может.
Попробуй ключ ты подобрать к нему.
И изменить его - несложно:
Лишь только льдину поднести к огню.
Мороз.
В тумане, лайнера гудок,
Он хрипл и от дождя промок…
Однако из последних сил…
-За всё! За всё меня прости!
А я на палубе один…
Смотрю на сколы белых льдин…
Растаять время им пришло…
Их просто в зиму занесло…
А льдины тоже ведь волна!
Тепла и ласкова она!
А я смотрю, смотрю на лёд…
И это только мой просчёт…
Волной ты станешь от тепла,
Игрива, ласкова, светла!
Качая ночью лунный свет,
Ты ему песни будешь петь!
Где-то на Севере, в закутке большого грузового порта, на покрытой нефтью воде медленно качались льдины. Их никогда не беспокоили корабли, которые стояли в стороне, у причалов. Льдины не плавали туда - заденут ещё ненароком. Они скреблись и шуршали друг об дружку и тихо кружились в компании с пустыми бутылками и коробками от папирос, а между ними ленивыми змейками скользили по нефтяным разводам отсветы портовых фонарей. Вода вокруг была чёрной и грязной, и льдины были такими же - поросшими тиной, в нефтяных пятнах и приставших бумажках. Но они никогда не видали сверкающих сколов чистого льда (а если кто и видал, то давно забыл) и были вполне довольны собою. Иногда из соседнего рыбного порта к ним прилетали в гости чайки - из тех, что вместе с воронами подбирали потерянную при разгрузке рыбу да дрались за тресковые головы, выкинутые с сейнеров. Чайки вносили некоторое разнообразие в тихое кружение льдин, и когда их долго не было льдины даже начинали немного скучать. Но вообще-то они не очень любили чаек за их громкие крики и склочный характер, нарушавшие покой закутка.
И однажды, когда гостьи подзадержались, одна из льдин пробормотала особенно шумной чайке, что пора бы и честь знать.
- Что? Это ты мне? - завопила обидевшаяся чайка. - Да прежде чем других учить, на себя посмотри! На кого ты похожа!
- На кого? - спросила льдина.
Чайка набрала воздуху, чтобы погромче крикнуть «на свинью неумытую», но подумала, что столь прямой ответ не достоин её тонкого ума родственницы альбатросов, и решила съязвить:
- На кого, на кого! Уж вестимо - на парусник!
Чайки улетели, а льдина осталась кружиться в своём закутке. Честно говоря, она не поняла иронии вздорной чайки - ведь льдины считали себя вполне красивыми - и приняла её слова всерьёз. Легкие сомнения по поводу того, что подобные комплименты не говорят в минуты ссоры, забылись на третий день, и льдина начала гордиться собой: надо же, похожа на парусник! И не абы кто сказал, а чайка - чай, по свету летала, многое видела, знает, что говорит! О том, что портовые чайки редко видят что-либо, кроме рыбьей требухи, льдина не задумывалась.
Льдина начала свысока поглядывать на своих соседок и недовольно морщилась, когда те толкали её в бок. Ещё бы - они не были похожи на парусники - уж это-то она видела! Другие льдины обижались на её подчеркнутую холодность и потихоньку перестали общаться с ней. Она приписала это зависти. И решила, что хватит с неё этих неблагодарных подружек.
- Прощайте! - сказала она им. - Мне не место рядом с вами! Ведь я - Льдина-как-парусник, и мне надлежит стоять на почётном месте у причала. И уж там меня оценят по достоинству!
Она выплыла из закутка, и вечерний отлив подхватил её и понёс. Причалы с судами оказались вдруг совсем рядом, и льдина начала уже высматривать достойное место, как вдруг поняла, что отлив намерен пронести её мимо.
- Куда? Куда? - всполошилась льдина, но тут заметила портовый буксир, и вспомнила, что не раз видела из своего закутка, как буксир толкал к причалам корабли, если те не могли подойти туда сами.
- Эй, ты! - завопила она. - Поставь меня к причалу!
- Вот ещё! - удивился буксир. - С какой это стати?
- А с той, что я похожа на парусник!
- Ты? - расхохотался буксир. - На парусник? Ну так и плыви себе тогда! Парусники, они, знаешь ли, плавают в океане! А я посмотрю, как ты там растаешь, нахалка - пробормотал он уже про себя. - Тоже мне, раскомандовалась, дура грязная!
Впрочем, посмотреть, как она растает, буксир вряд ли мог, потому что никогда не выходил за ограждающие порт волноломы. А льдина разозлилась вначале, а потом подумала, что сплавать в моря и в самом деле неплохо - никто тогда не посмеет усомниться в том, что она похожа на парусник. А выгнавшие её подружки, пожалуй, раздробятся от зависти - льдина уже считала, что её выгнали. И, приняв величественный и одинокий вид, она поплыла. Волны подгоняли её, играли прядями бурой спутанной тины и пытались лизнуть окурок, примёрзший к льдининой спине.
В море было неплохо. Ветер пах солью, а не привычной вонью, волны были куда сильней и грубее, чем в покинутом закутке, но на них оказалось приятно качаться. «Льдина-как-парусник преодолевает шторма!» - представляла она словно нарисованную кем-то картину и жмурилась от удовольствия. Конечно, никакого шторма вокруг не было, но видеть картину это не мешало. А над ней плыли облака и летали белые морские чайки - совсем не те, что остались в рыбном порту.
- Посторонитесь! Дорогу паруснику! - кричала она поднявшимся к поверхности рыбам и чайкам, присевшим на волну. Те шарахались от грязной страшной льдины, и льдина плыла, довольная наконец-то выражаемым ей почтением.
Всё дальше и дальше плыла она, любуясь собою, пока однажды в тумане не ткнулась в чей-то бок.
- Это кто там ещё? - спросили её из тумана.
- Льдина-как-парусник! - ответила она.
И тут в глаза ей сверкнуло. Это набежавший ветер сдёрнул туман, и из него вынырнула морская льдина. Была она из чистого сверкающего льда, но формы была унылой, и среди других морских льдин считалась почти дурнушкой. Мысль об этом всегда мучила её. И сколько злой радости поднялось в её ледяной груди, когда она увидела незнакомку, которая была страшилищем по сравнению с ней самой! Но радости этого сорта стыдятся даже льды, и поэтому морская льдина предпочла думать, что испытывает праведное негодование: как эта уродка смеет называть себя парусником?! Сейчас она поставит её на место!
- Это ты-то как парусник? - закричала она. - Да ты просто грязный кусок смёрзшейся воды, который и льдом-то называться недостоин! Да с тебя течёт! Убирайся, не мажь своей нефтью моё чистое море!
И недоступным, сверкающим видением морская льдина скрылась в туман. А льдина из порта осталась лежать посреди моря, как жук, раздавленный злым мальчишкой.
- Скажи… Я очень грязная? -- спросила она выплывшую из тумана чайку.
- Да пожалуй что да - ответила та и поправила белоснежное пёрышко на крыле.
- А может… я похожа хотя бы на грязный парусник? - спросила льдина. Чайка склонила голову набок:
- Да в общем-то нет. А в чём дело?
- Да нет… Наверное, ни в чём… - пробормотала льдина. Чайка ничего не поняла.
- Ну коль ни в чём, так ни в чём. Да не расстраивайся ты! - добавила она на всякий случай и исчезла в тумане.
(А туман здесь был потому, что в этом месте холодные воды Севера встречались с тёплым течением Гольфстрим).
Страшная горечь жестоких слов упала на льдину, раздавив и застарелое её зазнайство, и вновь возникавшую тягу к пути. Грязный комок замёрзшей воды! А она-то считала себя парусником! Как жестоко её обманули… Проклята будь та давняя чайка, что выставила её всем на посмешище! А она-то! Как кричала она «расступись» морским тварям! И что только те думали о ней! Ох, позор-то какой… И что же теперь делать? Впрочем, делать что-либо льдине совсем не хотелось. Ей хотелось как чайке засунуть голову под крыло, зажмуриться и исчезнуть. Ей хотелось забыть свои недавние слова и мысли про почётные места, и она шипела, вспоминая их. И потом её грызла тоска, что, оказывается, никогда ей не суждено белокрылым парусником пробиваться сквозь шторм. И не будет прекрасной картины, и не будет солёных брызг под бушпритом…
(А тёплое течение Гольфстрим подхватило льдину и несло её).
Льдина подумала было вернуться в свой порт, но поняла, что это несерьёзно. Во-первых, она чувствовала, что, пусть хоть самозванкой (как ей теперь казалось) повидав моря, она уже не сможет жить в сонном закутке за грузовым причалом. Да если б и смогла - что, возвращаться поджав хвост, вымаливать себе место у тех, с кем рассталась столь презрительно? Льдина спросила у себя, а не будет ли это заслуженным наказанием за былое её зазнайство, и как раз обсасывала эту мысль, когда поняла, что всё равно не найдёт дорогу. И она плыла и плыла, стараясь незаметно проскользнуть мимо всплывших к поверхности рыб и прячась в клочки тумана от белых морских чаек - ей всё казалось, что это как раз те, которым она кричала «расступитесь!».
(А тёплые воды течения Гольфстрим тихонько слизывали с неё кусок за куском. Куски отпадали и таяли, и росшие на них водоросли уходили ко дну, открывая чистый живот льдины. И в тёплом тумане над Гольфстримом таяла льдинина спина, и талая вода стекала вниз, унося с собой грязь и окурки, а на месте растаявших кусков возникали мерцающие пещерки и гроты, между которыми оставались выступы прозрачного льда. И форма льдины менялась самым странным образом).
Льдина чувствовала, что вода потеплела, что спину её щекочут ручейки. Но и это не могло отвлечь её от грустных мыслей.
- Наверное, я скоро растаю - думала она. - Ну и ладно, ну и хорошо, кому я такая нужна…
И она даже не посмотрела на пассажирский пароход, который прошёл совсем рядом. А на палубе парохода гулял мальчик, и мальчик увидал её.
- Мама, мама! - позвал он. - Иди скорей, посмотри, какая льдинка плывёт! Совсем как парусник!
1985−1994 гг.
Калининград-Москва.
На лысой льдине сытый полярник
Дрейфует один, а вчера был напарник.
Видный учёный совсем озверел,
Вместе с планшетом товарища съел.