Боксерский ринг — как Колизей, но только по правилам.
Ликует Рим в языческом веселье.
Заполнены трибуны неспроста.
Выводят на арену «Колизея»
Служителей распятого Христа.
Патриции, изяществом блистая,
Не драли горло в непотребном «бис»,
Не тыкали в страдающих перстами,
Достойно опускали пальцы вниз.
Наверное, большое наслажденье
Испытывал народ от этих встреч,
И тех, кто обречён на усеченье,
Согласно знаку поедает меч.
О воины, почто забыта слава?
Вчера герои - ныне палачи!
Всех потешая зрелищем кровавым,
О беззащитных тупите мечи.
И вновь ведут на новые мученья
Того, кто стар и кто кричаще юн.
И всех, приговорённых на съеденье,
По одному бросают ко зверью.
Но тихий отрок, сам идя на муки,
Перекрестился, слыша грозный рык,
Прижал к груди крестообразно руки,
На небо поднял просветлённый лик.
И царь зверей, подняв завесу пыли,
Раскинулся, рыча, у детских ног.
И точно гром, трибуны возгласили:
- Велик и славен христианский Бог!
Блаженны вы, невинные страдальцы.
Молитесь Богу день и ночь за нас.
Наверняка, опущенные пальцы
Готовит нам уже грядущий час.
Святая Русь, Рассеюшка, Рассея,.
Сидишь над Вавилонскою рекой,
А впереди застенки колизеев -
До них осталось нам подать рукой.
Когда душе придёт пора мучений,
И призовёт меня Господь на крест,
Любители кровавых развлечений,
Благословляю ваш безмолвный жест.
Да укрепит тебя в душе Всевышний
Когда настанет наш с тобою срок.
Одно бы только нам тогда услышать:
- Велик и славен христианский Бог!
Ликует Рим в языческом веселье.
Заполнены трибуны неспроста.
Выводят на арену колизея
Служителей воскресшего Христа.
Утро. На свежевымытый песок ложится тень,
Может, и для меня настал последний в жизни день,
Долго, я на арену выходил, под крик толпы,
Знаю, что, скоро, сгину в окровавленной пыли.
Вот взошёл на трон всесильный бог,
В окруженье стражи и рабов,
Шлёт тебе поклон безродный гладиатор,
О, великий римский император.
Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя.
Цезарь! Как переменчива жестокая судьба.
Скоро, мне предстоит кровавый, смертный бой,
О, Цезарь! Тебе решать, останусь ли живой.
Битва, и стал песок арены скользкий от крови,
Рядом, рвут чью - то плоть прирученные львы,
Громом орёт толпа, перекрывая смертный вой,
Душно, и бесконечен, словно мир, последний бой.
Но, до мелких жизней, дела нет,
Тем, кто покорил почти весь свет,
В окруженье прихвостней сидишь,
О, Цезарь, я прошу, меня услышь.
Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя.
Цезарь! Как переменчива жестокая судьба.
Скоро, мне предстоит кровавый, смертный бой,
О, Цезарь! Тебе решать, останусь ли живой.
Силы меня покинули, и я лежу в крови,
Слышу, лишь только, громкий вой толпы,
Знаю, что занесён над головой моей клинок,
Цезарь, надеюсь, будешь ты, со мною, не жесток.
И, поднялся с трона римский царь,
И кричит толпа: «Судьбу решай! "
Поднята рука, и, вот, судьбы каприз,
Замерший, на мгновенье, палец, опустился вниз.
Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя.
Цезарь! Как переменчива жестокая судьба.
Что же, мой путь окончен был твоей рукой,
О, Цезарь! Я больше не вернусь домой!