Когда, как женщина, тиха
И величава, как царица,
Ты предстоишь рабам греха,
Искусства девственного жрица,
Как изваянье холодна,
Как изваянье, ты прекрасна,
Твое чело — спокойно-ясно;
Богов служенью ты верна.
Тогда тебе ненужны дани
Вперед заказанных цветов,
И выше ты рукоплесканий
Толпы упившихся рабов.
Когда ж и их восторг казенный
Расшевелит на грубый взрыв
Твой шепот, страстью вдохновленный,
Твой лихорадочный порыв,
Мне тяжело, мне слишком гадко,
Что эта страсти простота,
Что эта сердца лихорадка
И псами храма понята.
Мила, как пери молодая
С ее улыбкою святой,
Она блистает красотой,
Как цвет надоблачного края.
Кому печаль поверит ей
И у кого просить защиты,
И кто поплачет вместе с ней,
Как слезы канут на ланиты
Из голубых ее очей?
Какие ласки расточает
Язык обманчивый ея!
И кто поверит, кто узнает,
Что в ласках кроется змея?
Кто вид смиренный, вид покорной
Пустым обманом назовет,
И кто в очах ее прочтет
Весь ад души ее притворной?
И в ком не распалялась кровь,
Кого краса не обольщала,
Кого из нас не искушала
Ее продажная любовь?
И ты беги от поцелуя,
От неги пламенной ея;
Не то, лаская и целуя,
Ужалит хитрая змея.
Умри, заглохни, страсть мятежная,
Души печальной не волнуй!
Не для тебя надежда нежная,
Любви горячий поцелуй!
Зачем ты требуешь участия,
Душа, страдалица моя?
Тебе ль искать земного счастия
В холодном море бытия?
Не ты ль сподобилась страдания
От юных лет, от первых дней?
Неси свой крест без содрогания,
Красуйся язвами скорбей!
Но долго слово отвержения
Волнует пламенную кровь,
Но страшно слушать смех презрения
В ответ на знойную любовь.
Для всех цветет надежда нежная,
Любовь для всех дана судьбой;
Лишь для тебя, душа мятежная,
Души не создано другой!
Гроза над тобою, слепец дерзновенный!
Громада миров под грозою дрожит;
Под нею трепещут основы вселенной
И ропот лукавый, бледнея, молчит.
Дрожи и молися, дитя преступлений!
И свят и ужасен владыка громов!
И небо и ад перед ним на колени,
И в прах мириады роскошных миров!
Их было много, — жребий мира
Их по лицу земли разнес,
Для грозных битв, для неги мира,
Для светских дней, для горьких слез.
Иным указывала слава
На скользкий путь земных страстей;
Других безумная забава
Ласкала негою своей.
Иные, жизненные силы
Сердечной изнурив тоской,
Сошли в холодные могилы
И спят под гробовой доской.
Их было много… Где-же ныне
Друзей богатая семья?
Ужель один в глухой пустыне,
Как сирота, остался я?
Люблю-ли я? о сколько в слове этом
Сердечных мук скрывает грудь моя!
Я брошен на позор; я в грязь затоптан светомъ, —
И ты-же спрашивал: люблю, люблю-ли я?
Зачем, непрошенный, ты возмутил речами
Спокойствие души растерзанной моей!
Зачем ты разбудил ничтожными мечтами
Порывы бурные пылающих страстей!
Кого любить, когда передо мною
Заплеванная чернь себя боготворит,
Бесчестием славна, гордится клеветою
И в себялюбии коснеет и грешит!
Любил-ли я? о не буди, жестокий,
Ты спящих, ты старых ран моих!
Пора любви — пора тоски глубокой!
Ее уж нет — и голос нег затих!
Сорву-ли я покров с любви невозвратимой,
С блаженства прошлого святой любви моей…
С блаженства прошлого? Нет! рок неумолимой
Мне не дал счастия, дав сердце для страстей…
Любил-ли я? но ты поведай прежде,
Кто в этом мире не любил?
И кто не веровал надежде?
И кто не плакал, не грустил?
Кто, на колена упадая,
Пред алтарем любви не млел, не трепетал,
И в неге страстной утопая,
Ее цепей не лобызал?
В объятиях моих она истаявала
И на устах ее мой поцелуй горел,
И негой пламенной красавица дышала,
И я, у ног ее дрожа, благоговел!
Летучий, стройный стан руками обвивая,
Ее дыханием, как нектаром, дышал,
И к персям девственным устами припадая,
Под ласки страстные я тихо засыпал…
Зачем я падал на колена?
Зачем я плакал и грустил?
О, тяжела тому измена,
Кто так, как я, страдал, томился и любил!
В эту ночь, чуть горя,
Тощий свет фонаря
Пробивался лениво.
В эту ночь, у окна,
Видел я, как она
Пробежала пугливо.
Я смотрел… Молода —
И румянец стыда
На ланитах светился…
И махнул я рукой;
Но с невольной тоской
За нее помолился.
Знаю я — чуток слух,
Зорок глаз у старух:
Все выдумщицы злые!
Позабыли они
Про минувшие дни,
Про грехи молодые.
И пойдут за тобой
Безобразной толпой,
И соседа расспросят,
А узнают — беда!
Не уйдешь от стыда,
Все каменьями бросят.
Ночи бессонные, ночи мучения,
Скоро ли минете вы?
Скоро ли снимете ношу сомнения
С бедной моей головы?
Скроете мысли мои беззаконные,
Смоете язву страстей,
Ночи печальные, ночи бессонные,
Ночи забот и скорбей?
Тише!.. Я вижу в тоске лихорадочной —
Бледные лица встают,
Шепчут и пляшут толпою загадочной,
Длинные песни поют.
В ночи бессонные ходят видения
Мимо раскрытых очей,
Громом срывается хохот презрения
С уст бестелесных теней.
Молча раскроешь немые объятия, —
Где-то родная душа?
Ищешь молитвы, а шепчешь проклятия,
Страхом и злобой дыша.
Где же мечты мои, где упования,
Жажда возвышенных дел?
Воля железная, жар дарования,
Вера в высокий удел?
Труд неоконченный предан забвению,
Сила души прожита,
И, покоряясь немому сомнению,
Сохнет живая мечта.
Так пробуждаются страсти бездонные
В мраке ночной тишины,
Так облекаются ночи бессонные
В страшные, долгие сны.
Тяжки иные тропы…
Жизнь ударяет хлестко…
Чьи-то глаза из толпы
взглянули так жестко.
Кто ты, усталый, злой,
путник печальный?
друг ли грядущий мой?
враг ли мой дальный?
В общий мы замкнуты круг
боли, тоски и заботы…
Верю я, всё ж ты мне друг,
хоть и не знаю, — кто ты…
Открой мне, Боже, открой людей!
Они Твои ли, Твое ль созданье,
Иль вражьих плевел произрастанье?
Открой мне, Боже, открой людей!
Верни мне силу, отдай любовь.
Отдай ночные мои прозренья,
И трепет крыльев, и озаренья…
Отдай мне, Боже, мою любовь.
И в час победы — возьми меня.
Возьми, о, жизни моей Властитель,
В Твое сиянье, в Твою обитель,
В Твое забвенье возьми меня!
Я вижу край небес в дали безбрежной
И ясную зарю.
С моей душой, безумной и мятежной,
С душою говорю.
И если боль ее земная мучит —
Она должна молчать.
Ее заря небесная научит
Безмолвно умирать.
Не забывай Господнего завета,
Душа, — молчи, смирись…
Полна бесстрастья, холода и света
Бледнеющая высь.
Повеяло нездешнею прохладой
От медленной зари.
Ни счастия, ни радости — не надо.
Гори, заря, гори!
За Дьявола Тебя молю,
Господь! И он — Твое созданье.
Я Дьявола за то люблю,
Что вижу в нем — мое страданье.
Борясь и мучаясь, он сеть
Свою заботливо сплетает…
И не могу я не жалеть
Того, кто, как и я, — страдает.
Когда восстанет наша плоть
В Твоем суде, для воздаянья,
О, отпусти ему, Господь,
Его безумство — за страданье.
О эти сны! О эти пробуждения!
Опять не то ль,
Что было в дни позорного пленения,
Не та ли боль?
Не та, не та! Стремит еще стремительней
Лавина дней,
И боль еще тупее и мучительней,
Еще стыдней.
Мелькают дни под серыми покровами,
А ночь длинна.
И вся струится длительными зовами
Из тьмы, — со дна…
Глаза из тьмы, глаза навеки милые,
Неслышный стон…
Как мышь ночная, злая, острокрылая,
Мой каждый сон.
Кому страдание нести бесслезное
Моих ночей?
Таит ответ молчание угрозное,
Но чей? Но чей?
Коль ты незрелым мигом овладел,
Раскаянье да будет твой удел.
А если ты упустишь миг крылатый,
Ты не уймешь вовеки слез утраты.
Вся ее жизнь эпиграммой была,
Тонкой, тугой, блестящей,
Сплетенной для ловли сердец без числа
Посредством петли скользящей.