Моё «люблю» горчит на языке, и в этом слове - вся тупая нежность. Июльский воздух, птицы на реке, и космоса немая бесконечность. Моё «люблю» срывается во тьму, и в нём беснуются все тайны мира. Полночный шторм, целующий корму, морская соль и горькая текила. Зеркальный омут, призрачное дно, и отражение серебряного тела. Два сумасшествия сливаются в одно, стремясь остаться так, окаменело. Песок и медь, и солнечная пыль, и камень гор, и первозданность леса, размякший воск, искрящийся фитиль, бессмертье цвета, безымянность фресок.
Моё «люблю» разлито в тишине, сидит на стуле, прячется за шторой. Весенним зайцем скачет по стене, горит конфоркой, светит монитором. Обожествляет каждую черту - знакомый шрам и белизну коленки, упрямство смеха, детскую мечту, слепую ярость, резкую оценку…
Моё «люблю» - животная борьба, звериный голод по священной коже, укус в предплечье, красная губа, тепло перины, скомканное ложе. И сытый отдых на исходе сил, когда слова теряют назначенье, и буквы тают, как азарт кутил, обманутых надеждой на везенье.
И я лежу, как розовый тюлень, и хлопаю наивными глазами, пока стекло размазывает день, и двор шумит соседскими ногами. Пока разлука не сожрёт меня, как злая ночь съедает переулки. Моё «люблю» - лишь отсвет от огня, старинный камень в крошечной шкатулке.
Но каждый час оно срывает цепь и псом бежит к хозяйскому колену, минуя город, как сырую степь, и рыская повсюду, как военный. И каждый раз оно находит цель, и обнимает белоснежной лапой. Моё «люблю» - чужая колыбель, чужая кровь и вечная расплата.
мир двоих иллюзорно прочен -
словно тонкий апрельский лёд.
время тает, как призрак ночи,
и без спроса бежит вперёд.
в белой спальне томится утро,
слышен маленькой стрелки ход.
как же был этот старец мудр,
что предсказывал: всё пройдёт.
он бесшумно заварит кофе
и исчезнет на целый день.
о свершившейся катастрофе
говорит лишь её мигрень.
в молчаливой горе посуды
и на пыльной спине ковра
больше нет никакого чуда.
жизнь бессмысленна и сера.
и когда надоевшей плетью
режет кожу проклятый быт,
в мир двоих проникает третий -
огнедышащий метеорит.
взрыв, конечно же, неизбежен,
и она отвечает: да.
смытым следом на побережье
стали прожитые года.
этот план никуда не годен.
нас раскроют, найдут, убьют -
её платье не по погоде
чьи-то руки вот-вот сорвут.
год мучений ломает волю,
сердцу хочется в новый дом -
всё кончается чьей-то болью,
белым кружевом и кольцом
снова в спальне томится утро,
слышен маленькой стрелки ход.
как же был этот старец мудр,
что предсказывал: всё пройдёт.
Однажды ты, будучи маленьким мальчиком,
Гуляя, спросил меня: - Мама, ответь:
Куда улетают с земли одуванчики,
Зачем им всё время куда-то лететь?
Взмывает их пух над полями и рощами,
И ветер несёт его ночью и днём…
Никак не пойму, неужели не проще им
Всегда оставаться на месте одном?!
Я что-то «плела» тебе про одуванчики,
Но жгло мою душу сильнее огня:
Когда-то созреешь и ты, милый мальчик мой,
И также легко улетишь от меня.
А я поседею, как пух над дорогою,
Как эти цветы у холма на краю…
…
И, глянув на них и печально, и строго, я
Вдруг сжала покрепче ладошку твою.
Зелёное море разлито в окошке, на листьях - смешные жуки. Мне стукнуло восемь, и в детской ладошке зажаты цветные мелки. На тёплом асфальте - сиреневый остров, и пальма, и даже киты. Я буду художником - это же просто. А в детстве нельзя без мечты.
Двор наполняется запахом лета, и солнце танцует в траве. Мы строим шалаш из берёзовых веток и носим перо в голове. Мы прячем сокровища с огненным взглядом, и в землю кладём, не спеша - стеклянные бусы, кисть винограда, кусочек карандаша.
Мне стукнуло восемь, и жизнь бесконечна, как тихая звёздная даль. И цвет у заката - малиново-млечный, и небо - как мамина шаль.
И город сопит великаном из сказки, игрушки молчат в темноте. Киты и жирафы, кукла в коляске - всю ночь охраняют детей.
И я засыпаю с мечтами о завтра, о новых волшебных мелках, о парке, где cola и сладкая вата, и бабочки прямо в руках. Об озере, лодке, песке в босоножке, о запахе тины и рыб. О рыжем костре и печёной картошке, о туче, похожей на гриб.
О смелых друзьях, шоколадном загаре, о даче, о вишне с куста. Мне стукнуло восемь. И лето в разгаре. И жизнь бесконечно проста…
Запомни меня таким, как сейчас
Беспечным и молодым,
В рубашке, повисшей на острых плечах,
Пускающим в небо дым.
Неспящим, растрепанным, верящим в Джа,
Гуляющим босиком,
Не в такт напевающим регги и джаз,
Курящим гашиш тайком.
В разорванных джинсах, с разбитой губой,
С ромашками в волосах,
Глотающим жадно плохой алкоголь,
Пускающим пыль в глаза.
Нагим заходящим в ночной океан,
Пугающим криком птиц,
С десятками шрамов, царапин и ран,
С укусами у ключиц.
Бесстрашным, отчаянным, смелым и злым,
Не знающим слова ''нет'',
На толику грешным, на четверть святым,
Держащим в ладонях свет.
Запомни мой образ, когда в полутьме Целую твое лицо,
Запомни мой голос и след на стекле
От выдоха хрупких слов.
Запомни меня сидящим в метро и
Мокнущим под дождем,
Стихи напевающим богу ветров, и Спящим, и пьющим ром.
Смотрящим на то, как в костра дым и Чад
Врезаются мотыльки.
Горячим, горящим, влюблённым в тебя…
Запомни меня таким.
И если когда-то, спустя десять зим,
Ты встретишь меня в толпе,
Найдешь меня серым, безликим, пустым,
Ушедшим в чужую тень,
Схвати меня крепко, сожми воротник, Встряхни меня за плечо,
Скажи, что я трус, неудачник и псих,
Брани меня горячо.
Заставь меня вспомнить ночной океан,
Рассветы, ромашки, джаз.
Прижми свои губы к холодным губам,
Заставь меня вспомнить нас.
В моём окне - чернеющее небо,
Не спится, милая, под стук вагонный.
Сижу в купе, забытый и нелепый,
Уже стареющий, всегда бессонный.
Закат сгорел, проносятся деревья,
И первый снег на раму оседает,
Как мелкий пух, как ледяные перья,
А в кружке чай - дымит и остывает.
И жизнь моя - как этот путь куда-то,
Сквозь ночь и холод, по гремящим рельсам,
Лишь вдалеке - кровавый след заката,
И фонари плывут над кромкой леса.
Не ловит сеть, не написать и строчки,
Как я сижу тут без тебя - ничейный.
Разбит, как лёд, расколот на кусочки,
И брошен я, как будто флаг трофейный.
А ты болишь в груди горячей спицей,
Последним эхом летнего безумья,
И я смотрю в окно, и мне не спится,
И шепчется невольно, что люблю я.
Потому что лето берёт своё, обнимает тебя травой,
Потому что в лето, как в океан, погружаешься с головой.
И лежишь на песке, и вдыхаешь пыльцу, и целуешься под дождём.
Потому что лето в тебе течёт белоснежным густым лучом.
Здесь какая-то тайна, подземный ход, и невидимая рука,
Что берёт и обратно тебя ведёт, где была весела и легка,
Где далёкое детство, тягучий зной, где застыли навек часы.
Ты лежишь. И чиста твоя голова. И ступни горячи и босы.
И затихшие парки зовут гулять - вылезай из окна и беги,
Потому что кто-то стоит и ждёт с окрылённым лицом слуги.
Вот ключичная выемка, вот плечо, выпирающий позвонок,
Вот разжатые губы. И лето спит, словно кот, у сплетённых ног.
Если из вашего ребенка получился хороший человек, не обманывайте себя в том, что вы умеете воспитывать детей - просто вам с ним здорово повезло.
Даже гениальный актер хорошо запоминается не более, чем в пяти фильмах. Дальше он просто себя копирует.
Дружба долго сейчас не живет -
Долго живет остаточность
(Больнее всего по сердцу бьёт
Остаточная привязанность).
Нет стремленья творить добро,
Стремленье одно - достаточность.
И вместо доверия, как тавро,
На лицах видится недосказанность…
* * *
Я родилась не в том столетьи -
Всем плевать на подобный хлам.
Нет того, кто способен плетью
Разогнать осквернивших храм -
Тех торговцев порочной страстью,
Кто взрастил в нас любовь к деньгам,
Заменивших на шоппинг счастье,
Склонных к прочим земным грехам.
* * *
Им не надо читать морали -
Они воспримут её как спам.
…Орангутангов в кино видали? -
Присмотритесь к людским стадам!
Иссекли мне лицо метелью,
Оглушили дождем и громом,
Застрелили меня капелью,
Поразив колокольным звоном.
Перебили мне мысли градом,
Перерезали звёздным небом,
Раздробили мне сердце взглядом,
Накормили засохшим хлебом.
Заманили осенним ветром,
Отравили вечерним бризом,
Затоптали последним метром,
Задушили чужим капризом.
Разрубили мечту на звенья,
Перемазали крылья глиной,
Перепутав судьбу с постелью,
Навсегда ушли… Половиной.
Искушение - цвета малиновых зорь,
Сладкий вкус - неземное блаженство.
Голубая волна - упоительный взор,
а мгновение - пик совершенства.
Озорной ветерок - придыхание слов.
Недосказанность - томная жажда…
Крик рассветной мечты - золотая любовь
Остальное??? Уже и неважно…
Подобна лишь на вид простой росинке,
Но сколько тайн в одной людской слезинке:
Поймет лишь тот, кто пережил страданье,
Какое в этой форме содержанье.
Комок в гортани, горький и колючий,
Становится внезапно влагой жгучей,
И вот сидишь и слез не вытираешь,
В отчаянье бессильном их роняешь.
Обида, боль, разлука, пораженье…
В одной слезе - всей жизни отраженье.
То не роса сочится сквозь ресницы -
От яда хочет грудь освободиться.
Не сможешь ни в одном лечебном средстве
Найти спасенье от душевных бедствий,
Лишь слезы растворяют все мученья,
Лишь слезы нам даруют облегченье.
Внимай не мне, но голосу - он тих…
Как прежде вторит: «Отрекись от них!
Пади в мои объятья лунной прядью;
Воспрянь со дна! Скользи по водной глади!
Я путь в тебя вложу и поведу…»
Ждала тебя! Ждала! Иду на поводу.
Скрывалась от себя - и вот в его плену…
- "Фальшивы звуки! слушай тишину…"
Уста свои и уши отдала,
Чтоб слышать мог, чтоб говорил! Спала…
;Как долго я спала средь Вас!
В его плену, внутри себя - заложник фраз.
Я путь не обрела для собственых ступней;
Когда он вел, я подчинялась. Маски дней
Подобно слугам мне меняли туалеты:
Перчатки, шляпки, сумочки, браслеты -
- Оковы, кандалы, кресты смиренья!
Но как немому выразить свое призренье?
Как мне отвергнуть чудные дары?
Как омрачить посметь прошедшего миры?
О, как покорна я… И как не благодарна…
-«Без мастера чист холст и кисть бездарна!»
Пока он спал, рвалась, ломала стены!
Мне не разрушить храм, не мной построеный из пены.
Пока он спал, блуждала в коридорах,
Искала нить, петляла в разговорах.
И вот теперь в ночи шепчу кому - то:
-«Прислушайся… Оставь отравленное утро!
Я - путь! Покой! Я смысл! Я решенье!
Чужие помыслы - чужие прегрешенья!
Я поведу, доверься мне!»
- "Я верю!",
Звучит в ответ за приоткрытой дверью…
-«Фальшивы звуки, слушай тишину…»
И вот не я! Не я теперь в его плену…
Мы ищем путь и просим начертаний,
Но нет путей вокруг, они внутри! И путь - мы сами!
Есть люди похожие на январь - они пахнут хвоей и любят снег,
когда тот укрывает плащом фонарь, любят лед, заковавший теченье рек.
В их груди - волшебные огоньки, каждый день с ними - будто бы Рождество.
В их кладовках пылятся шарфы, коньки. Они много пишут (все чаще в стол).
Есть люди, нежные как апрель - в их глазах расцветает зеленый луг,
в голосах позвякивает капель. Они не выносят холодных вьюг,
и сияют улыбками по весне, кормят в парке пшеном перелетных птиц.
С каждым палым листом им трудней, трудней, улыбки тихонько сползают с лиц.
Есть люди, горячие, как июль - они взглядом способны топить асфальт,
Заколдованы доброй душой от пуль, и способны цвести среди голых скал,
одевая лесами отвесный склон. Их коленки расшиблены до крови,
каждый из них - босоног, влюблен, и болезненно уязвим.
Есть люди шуршащие сентябрем - они любят страницы старинных книг,
и луч света, чертящий дверной проем, яблочный сидр и яркий блик
на пруду, желтый лист в дождевой воде. Носят смешные шарфы, пальто.
Они вечно лохматы, полны идей (но, как январи, они пишут в стол).
***
А во мне полыхает огонь октября, живущего кашлем в пустой груди,
опавшие листья внутри горят, горькой памятью, брошенной позади,
под тяжелые крики вороньих стай, бьющихся мерно в мое стекло…
а ты - сумасшедший и пьяный май, дарящий живительное тепло.