Никогда не угадаешь, что у человека на уме, пока он не совершит поступок; и часто бывает трудно понять поступок человека, пока с ним не поговоришь по душам…
Не нужно делать какое-то усилие над собой, чтобы обрести веру… Будьте честными и порядочными - и осенит вас в свое время.
непутевая и ненужная. только с небом слащавым дружная.
раньше рифмы плелись натужно так,
что у дома дежурил врач.
а теперь оказалась важною - самой лучшею!
что здесь страшного?
твоё горе теперь бумажное. а всё теплое… глубже прячь.
и ему отдавай при случае.
он тебя никогда не мучает,
для него ты в тоннеле - лучиком.
и так было, и будет впредь.
просто помни, как раньше горестно - ты любила других по совести,
а ему посвящала повести -
от количества
где-то треть.
наслаждайся теперь победами - ты же кормишь его обедами,
так справляйся со всеми бедами,
невозможное по плечу.
…на вопросы о том, что в будущем:
представляю себя танцующей,
а его откровенным, любящим.
и детей,
создающих
шум…
…море не солоно, песнь тиха. коже неведома тень заката. мы оправдали любовь в стихах, но потеряли себя, анатом. знаешь ли, сколько часов без сна здесь проведем мы, у кромки рая? если боишься воды - оставь. ты не всесилен, но я - другая.
смерть - она, в принципе, ни о чем. лезвие скал не поранит кожу. хочется верить, что я - плечо. хочется помнить, что путь проложен. вместе не страшен ни сад, ни суд. змеи лияблоки - все едино. годы лишений и бед снесу, чтобы услышать родное имя.
где-то на Западе, у костра. или на Севере, среди снега…
жизнь, безусловно, не так быстра, как (леденящая душу) нега.
что ни попросишь - отдам навек. сердце готово к любой потере.
самый любимый мой человек,
каждому нужно во что-то
верить.
ты помнишь, мой друг, тополя - великаны
касались руками седых облаков?
счастливое детство случилось и кануло
в глубокое прошлое. там, далеко,
неяркими фото в альбомных страницах,
(как будто бы манят, зовут за собой)
остались знакомые памяти лица
и звон голосов, каждой нотой родной.
лилось по полям земляничное лето,
стремглав, и на склоне впадало в ручей.
я чувствую запах пшеничных рассветов
и луч остроносый на юном плече.
какими мы стали…
какими мы были,
минут не считали, открыто смеясь.
там - мама с отцом, до волос молодые -
тут - взрослая жизнь, до сих пор не моя.
счастливое детство в конверт запечатано,
и прочерк в том месте, куда отправлять.
ты помни, мой друг, в высшей степени свято,
все то, что с тобой не случится
опять.
и он говорит мне:
«я столько не спал ночей!
искал, где найти покрепче, погорячей,
а то все ничей, гляди, говорят, ничей. кому ни вручал ключей - возвращают с воем.
что я уж прослыл глупцом, подлецом, изгоем. и только никто не знает, как мне тут с боем дается забыть об имени, что звучит при каждой попытке кому-то отдать ключи.
и сердце стучит.
предательски так стучит.
и мне говорят: „включи же себя, включи!
когда ж ты устанешь вот это все волочить?“
мол, ни залечить, ни вымолить, не унять.
а я им молчу, как жутко хочу обнять,
и как до оскомин в горле боюсь терять
тетрадь, на которой ты написала номер.
я, правда, его надолго уже запомнил, но, если сотрется с памяти и с листа, я точно не выдержу…
помнишь, как у моста, плечами касались плеч, а на деле - душу, поверь, в этом мире мне больше никто не нужен.
я стал бы готовить ужин и зваться мужем, но нас разведут чужие нам голоса.
и до отправленья автобуса пол часа,
а я все гляжу, гляжу, и в твоих глазах, на этом вот месте мне хочется раствориться.
ну или хотя бы сниться.
хотя бы сниться.»
чайник греется… в теплом халате сижу, лохматая,
и моя тишина обнимает меня до хруста.
научившись любить эти ласковые объятия,
понимаешь: просторно и тихо - не значит пусто.
тишина - это я. я с собой обнимаюсь мысленно,
у меня же есть я - исповедоваться и слушать.
неужели порой мы настолько себе бессмысленны,
что меняем себя на ненужные рты и уши?
полюбить себя. строго, но верно, тепло и искренне.
быть как солнце себе, если туча с дождем нависла.
когда веришь в себя, не коришь себя, не вредишь себе,
то куда-то бежать от себя не имеет смысла.
говори со мной, пожалуйста, говори,
даже если при этом втыкаешь в меня ножи,
даже если не знаешь ни жалости, ни любви,
ты со мной, пожалуйста, говори.
расскажи про закат красивее всех Богов,
про рассветную песнь уличных соловьев.
и финалы бывают добрыми, разве нет?
здесь у каждого будет, по-чесному, свой ответ.
всё зависит от восприятия: красота -
лишь обычная переменная для ума.
кто-то долго дымит на кухне, всё про тебя.
ну, а кто-то встречает солнце, крича «ура»
новому дню и началу - прекрасно ведь,
но другие сердца сейчас покрывает медь.
расскажи мне лучше что-нибудь про моря
про планеты, космос, про поезда,
что уходят чуть раньше срока, и про людей,
что за ними гоняются, не считая дней.
о прекрасном каждый волен здесь сам судить,
говорят, красота в любви - сплети воедино нить.
посмотри на картину в целом, со стороны.
а потом расскажи мне,
пожалуйста,
расскажи.
Я излечилась от тебя, переболела
И кризис миновал, хвала Богам
Душа не плачет, не ломает тело
С ума не сходит сердце по губам
По поцелуям с шеи до плеча
По бабочкам… Дурацкое сравнение
В тебе я разглядела палача
И вуаля, настало пробуждение
От твоих глаз, ну, что я в них нашла?
От твоих рук, которые не грели
Ночей без сна, когда любви ждала
Укутав мысли в снежные метели
Я излечилась, даже голос не дрожит
В моей судьбе ты как простой прохожий
В груди, левее, больше не болит
Спасибо, ты учитель был хороший!!!
Спотыкаются все, но не всех подхватывают ангелы…
Меня всегда удивляло - как эти малые, короткие секунды превращаются в долгие годы жизни… А главное, что мы этого не замечаем.
Бог может создать камень, который не сможет поднять Сам, потому что для Него нет ничего невозможного; и Он же сможет его поднять, ЕСЛИ ЭТО ПОНАДОБИТСЯ… Но двух вещей Бог действительно не в силах сделать - это заставить человека полюбить Его и вместо человека принять судьбоносное решение. Потому что Он умышленно наделил нас самым главным человеческим правом - правом выбора.
хорошо бродить по дворам Москвы, где тебя не ждут,
где сгребают кучи сухой листвы, но еще не жгут.
не держа обид, не прося тепла - обожди, отсрочь…
золотая осень уже прошла, холодает в ночь.
миновать задумчиво пару школ или хоть одну.
хорошо бы кто-то играл в футбол или хоть в войну.
золотистый день, золотистый свет, пополудни
шесть -
ничего бы, кажется, лучше нет. а впрочем, есть.
хорошо в такой золотой Москве, в золотой листве,
потерять работу, а лучше две, или сразу все.
это грустно в дождь, это страшно в снег,
а в такой-то час
хорошо уйти и оставить всех выживать без вас.
и пускай галдят, набирая прыть, обсуждая месть…
ничего свободней не может быть. а впрочем, есть.
уж чего бы лучше в такой Москве, после стольких нег,
потерять тебя, потерять совсем, потерять навек,
чтобы общий рай не тащить с собой, не вести хотя б
на раздрай, на панику, на убой, вообще в октябрь.
растерять тебя, как листву и цвет, отрясти,
отцвесть -
ничего честнее и слаще нет. а впрочем, есть.
до чего бы сладко пройти маршрут - без слез,
без фраз, -
никому не сказав, что проходишь тут в последний раз,
что назавтра вылет, прости-прощай, чемодан-вокзал,
доживай как хочешь, родимый край, я все сказал.
упивайся гнилью, тони в снегу. отдам врагу.
большей радости выдумать не могу. а нет, могу.
хорошо б, раздав и любовь, и город, и стыд, и труд,
умереть за час до того, как холод сползет на пруд,
до того, как в страхе затмится разум, утрется честь,
чтоб на пике счастья лишиться разом всего, что есть,
и оставить прочим дожди и гнилость, распад и гнусь…
но боюсь представить такую милость.
просить боюсь.
Какое это счастье - говорить, что думаешь!
Какая это мука - думать, что говоришь!
беспризорные, бесприютные, мы один на один с судьбой. холода - непременно лютые. между рёбер, привычно, боль. подворотни по будням, в праздники, подзаборные псы в друзьях, нам законники все без разницы. многим - пухом уже земля.
детство трудное, юность долгая, лето жаркое на морях. рассыпаемся в прах осколками, души хрупкие в нас горят.
кофта, гольфы, чердак заброшенный, книжка - чудное из чудес. сердце - маленькая горошина, чуть проросшая через лес/частокол грубых слов, насилия и обид: да за что? зачем?
видишь, тонкая, нитью, линия? а за ней - пустота и чернь, а за ней - десять бездн и папертей, пальцы, сжатые в кулаки. здесь синдром дежавю и памяти, от которых беги, беги, уноси свои ноги бешено [и сгодится любой маршрут] слишком явны на теле трещины. знаешь, милая, не спасут, если будешь лежать в истерике, без надежды, себя жалеть.
сердце бьётся. ты слышишь стерео? видишь солнце? сияет медь - значит, что-то да будет к лучшему, даже если кругом тоска. ты ещё танцевать научишься, боги будут тебя ласкать.