Ей не нужно было спрашивать, зачем он тут. Она знала это так же верно, как если бы он сказал ей, что он тут для того, чтобы быть там, где она.
И что бы между нами не происходило…
Останься, если ты не хочешь уходить…
… Мы люди чужих пород. Я, понимая Вас до глубины - не принимаю, Вы, принимая меня до глубины - не понимаете. Вы верите мне в кредит.
Модные рваные джинсы, не менее рваное
И такое же модное нынче сердце-ветошь…
«Не сумасшедшая, но определенно странная" -
Помнишь, друзья говорили? Теперь веришь?
Не из красавиц, не академик, в меру наива,
Страшно боится летать, если нет надежды…
Помнишь, ты говорил, что в ней скрыта сила?
Веришь теперь, когда видел её без одежды?
Не улыбается по заказу, не исправляет ошибки.
Предпочитает тебе, всё что медленнее убивает…
Порвала свои письма, сожгла от тебя открытки.
И всё понимает. Молчи и не спорь. Понимает…
Пробую новый вкус. Он меня пробует тоже…
Тебе кофе когда-нибудь доставлял наслаждение?
Гладил теплом? А мурашки бежали по коже?
Приводил твои чувства в хаотичное движение?
Сталкивал ли внутри страх и желание обладать?
Меркнет в глазах и не видно ни фас, ни профиль.
Трепетно тянешь руки, не в силах себе отказать…
Вот такой он. Примерно. Только, увы, не кофе…
33
К тридцати трем не иметь вообще ничего,
не пойми где у кого с ночевой,
в вечной тряске, похмельях, на чьих-то съемных
безработным, небритым, простуженным, сонным
замьютить голос, растерять речевой,
друзей, запутаться в вечных долгах,
оторванных пуговицах, постоянно лгать
в телефонную трубку стареющей маме:
«да нет, все нормально»
40
К сорока издерганный, чуть живой
развестись с безмерно уставшей женой
перестать общаться с родным ребенком
пристраститься к сериалам, курению бонга
влюбиться не к месту, смешно, нелепо
в вечного донора с глазами бывшей
полночной строкой вдоль тетрадных клеток
осложнять описанное выше
42
В сорок два так отчаянно сильно пить,
чтоб вообще не быть, не помнить, забыть
весь мир, кроме: а) пути в продуктовый
б) пункта приема тары
в) стиха, что продиктован
голосом с той стороны сансары
51
В пятьдесят один, среди первых седин
до таких дойти звенящих льдин,
что постигнуть дзен, верить - мир един
в каждом здании видеть грядущий храм
потерять имя, фамилию, адресат
выкинуть старый хлам
почти перестать писать
55
В пятьдесят пять начать опять
выстроить всё за пядью пядь
улыбнуться миру, дать господу пять
67
в шестьдесят семь смеяться над всем
быть любимцем многих, жать «Reset»
раньше, чем зависнет экран нетбука
объездить полмира, писать эссе.
Познакомится с внуком.
72
В семьдесят две выйти в дверь
с улыбкой вытирая руки о фартук
обернуться на голос увидеть свет
с той стороны инфаркта
В. П.
В Вечный Полдень дышать так глубоко,
чтобы видеть все очертанья богов,
на краю Океана смотреть как с боков
китов льется струями синее Время.
Посидеть на краю, глядя в звездный покров,
ожидая встречи со всеми.
Б.В.
В Большую Встречу войти таким,
каким за жизнь был представлен другим,
переступая с одной ноги
на другую, петь великий гимн
вместе со всеми, кого любил,
войти в Древо Жизни тем, кем был.
Самая грозная армия не может успешно вести войну против целого народа, решившегося победить или умереть.
Когда очевидцы молчат, рождаются «легенды»
Животному в мире плохо,
Оно не умеет думать,
А человек умеет,
И этим он горд безумно.
Он может себе представить,
Что птица он в синем небе,
Что он - буревестник смелый,
Подобный молнии чёрной.
Или может придумать,
Что рыба он в синем море,
Что он - золотая рыбка:
Загадывай, всё исполнит!
А я вот сейчас придумал,
Что я - обезьянка в клетке,
И строю прохожим рожи,
Они мне дают бананы.
Они в зоопарк приходят,
Чтобы спастись от скуки,
Чтобы забыть о думах,
Которые их тревожат.
Чтобы забыть о боли,
Чтобы забыть о смерти,
И вырваться, хоть на время,
Из клеток собственных мыслей.
А я не хочу на волю,
Свобода ведь тоже клетка,
Хотя и немного больше,
Но в ней намного страшнее.
Мне в клетке моей уютно,
Привычка - второе счастье,
А первого нет на свете,
Его придумали люди.
Необыкновенное ощущение. Обычный лист, на котором могло бы быть пятно от пролитого вина или отпечаток губ на другой стороне. Интернет этого не заменит.
Я сумею дождаться
Я сумею дождаться. Наверное. Может быть. Надо.
От предчувствий заноют слегка оробевшие пальцы…
Примостятся стихи на плече чудака-листопада.
И натянется жизнь полотном на прожитого пяльцы.
Буду ждать. Не впервой охраняю я сумерки в доме,
Коротая тоску с отраженьем в простуженных окнах.
Как в зимовье медведь, завернусь я в уютную кому,
Ожиданье с обидой сплету в несгораемый кокон.
Подожду. Не беда. Всё пройдёт, как бывало и раньше.
Постучат - и открою. Вдохну, задохнусь, растеряюсь.
Осушу глупый спор, разделявший нас долго Ламаншем,
Обойду все запреты по самому острому краю.
Впрочем, надо ли ждать? Тосковать о разрушившем тайну?
Тратить жизнь, согревая щекой запотевшие стёкла…
Я, как кот, стороживший бесцельно чужую сметану,
Разозлюсь и порву волосок, меч державший Дамоклов.
Пусть летит и вонзится, разрезав и кокон и кому,
Старой вышивки нити пускай навсегда разорвутся.
Прогоню за окно на мороз ожиданья фантомы…
Не дождусь. Не хочу. Надоело. Меня пусть дождутся.
Предпрощальное
Ещё не всё, нам не объявлен срок,
И ты не ангел, но ещё не дьявол.
Не целый мир, а крохотный мирок
Ты, уходя, мне не скупясь оставил…
Ещё не жду, но больше не люблю.
Ещё не плачу, но уже не спится.
На те же грабли завтра наступлю
И те же петли наберу на спицы…
Ещё не боль - не-боли пустота.
Ещё не рана, только лишь примерка.
Наивный вздор - о вечности мечта
В твоих глазах от сквозняка померкла…
Ещё не страх, но я удивлена
Несмятым снегом на твоей постели.
Ну, вот и всё… И стайкой времена
Вслед за тобой вдогонку улетели…
По живому
блёклая рана.
шипящая перекись.
и по живому, по ждущему - снег.
выжжено всё - чем жилось, во что верилось…
но я из праха в когда-той весне
выйду живой,
несмотря на диагнозы.
выгрызу.
выползу.
выпрошу свет.
снова поверю
- уже безнаказанно -
в неисполнимость жестоких примет.
поздно - «боржоми»…
и водка невовремя.
на сердце - накипь.
и, может быть, - смерть.
лишь зашипев, изо льда - да и в полымя.
плакать.
не жить.
не желать.
не иметь.
вдоль милосердия -
яростно,
скальпелем.
бритвой по боли
- вот так -
поперёк.
прямо на осень
неспешно
по капельке
падает ржавый ненужный зверёк.
надо прощаться?
прощать?
не ко времени.
боль излечима,
а значит - слаба.
встречу кого-то
в другом измерении.
вычищу раны.
припомню слова.
Сезон закрыт
Cмелеют птицы, боль мою воруя.
Сезон закрыт.
Врачует белый снег
следы от незаживших поцелуев…
А где-то одинокий человек
окурок вдавит в треснувшее блюдце,
остатки дыма смахивая зло.
Предснежное смешное безрассудство
- простуженных дождинок ремесло -
подскажет мне простить,
подставив щёку,
принять любя предательский удар…
Сезон разлук покроет снег глубокий,
полёт синиц мне назначая в дар.
Мальчики здесь не воюют. Всё биржи, индексы.
Чтут от Бриони, да от Матфея и от Луки.
Вопреки ожиданиям, слабые девочки носят гриндерсы.
Сильные - клатчи, топы и каблуки.
Мама, такое палево. Ты б этих дамочек только видела.
Возраст в пятой десятке, разум в первой пятерке, тело - скомканное желе.
Чтут своим долгом миру явить мелкопробное хоум-видео.
И, конечно, прийти меня почитать, послушать и пожалеть.
Девочки держатся вместе, не заразиться дабы:
«Хоть бы чаша тёточья миновала нас, аллилуйя».
Но однажды все девочки в зеркале видят бабу.
Незнакомую бабу. Завистливую и злую.
А пока что, в предбаннике жизни, мы целы вроде.
Питаемся текстами, пиццею с орегано.
На крутом повороте у нас из колонок не Паваротти,
Скорей, Ноггано.
Всё мечтаем, что старость вскочит и скажет: «Браво».
И уйдет, испугавшись диплома по журналистике.
Мы с особым рвением вордовских файлов мараем листики,
Думая, что имеем на это право
Нам не надо вставать и отчаянно долго топать
В поисках чтива для хереса или чая.
Все смыслы давно уместились в нутро лэптопов.
И это действительно здорово облегчает.
Где бы ни были девочки, в клубе ли, на Афоне,
Растворялись в любви, в тоске ли, в карьерном росте,
Девочки слышат, как старость ворчит на фоне,
Нетерпеливо в зеркало тычет тростью.
Тела наши станут грубее и абразивнее,
Подставляя блаженно под свежие сплетни умы.
Не холодные, девочка, мы с тобой. И совсем не зимние.
Совершенно летние мы.