Как можно разбираться в политике, если так трудно вычислить наиболее достоверную информацию и понять кто из политиков меньше всех врет.
Мы сочувствуем печальным и грустным людям даже не подозревая, что многим из них такое состояние так же близко их душе, как нам - наша веселость.
Если Хиллари Клинтон станет президентом страны, Америку впервые, за всю ее историю, ждут критические дни…
Снова осень и снег на лужи
Робко падает нежно белый…
И обрывками звёздных кружев
Маскирует дома умело…
Но прозрачен покров непрочный…
И растает к утру возможно,
И в проёмы решёток сточных
Утечёт. эфемерно ложный…
И похмельный, небритый дворник
Белоснежность смахнет зевая…
Равнодушно сметёт в отстойник
Красоту, что была - живая…
И в свинцовость закрытых стёкол
Будет биться унылый ветер
День короткий и грязно блёклый
Сменит молча дождливый вечер…
И изломанность голых веток
Свет фонарный окрасит алым…
В переплётах оконных клеток
Отразится октябрь усталый…
Нужно быть достаточно сильным, что бы позволить себе иногда быть слабым.
Когда ребенком я бродила среди сосен, я думала, что успех - это счастье. Я ошибалась. Счастье - это мотылек, который чарует на миг и улетает.
Знаю…
я помню - летали когда-то…
до самой луны… до небес… до мечты…
Но неба казалось тебе маловато
…и срезали крылья… мои… срезал ты…
Знаю…
я помню - летала когда-то…
И даже писала когда-то стихи…
Теперь в закоулках /но всё же Эдема/
не в рифму молюсь за твои я грехи…
А крылья…
не те… не мои… и не надо…
Верни их на землю! - кому-то нужней…
И раз уже здесь ты - садись со мной рядом -
Мне, видно, судьба даже здесь быть твоей…
Полным неудачником я не был, сдобрен только горечью мой мед;
даже, если деньги кинут с неба, мне монета шишку нашибёт.
В каждом теле есть Бог любви, жаждущий общения с коллегами
У тихой заводи жил Бобр,
Жил тихо так, размеренно, без спешки…
С соседями, друзьями был он добр,
Не обижался на подколы и насмешки.
Но иногда мог врезать правду-матку,
Чтоб рот закрыл завистник всяк:
Мол, посмотри, построил себе хатку,
Как будто он отгрохал особняк!
На каждый рот платков не наберёшься!
Да и зачем? Пускай поговорит…
Куда плюёшь-оттуда и напьёшься!
Да и не раз, уж если подфортит!
А рядом жила Жаба под корягой,
Хитрущая - ну прямо до нельзя!
Завистливой была и большой скрягой,
Душила «жаба» Жабу, как петля!
На Бобра глаз та Жаба положила:
Хозяин он конечно хоть куда!
Чего тут думать - золотая жила!
Всё рядом: хатка, баня и вода!
Соседи намекнули так прозрачно:
Как можно жить такому без подружки?
Ну ничего, что с виду так невзрачна,
Да и царевич помнится женился на лягушке!
Подумал Бобр ночь, другую…
Да и женился. Гори же всё огнём!
Прижал к себе покрепче молодую,
Которая мечтала о своём.
Медовый месяц быстро пролетел,
Тут ловко разыграла Жаба пчёлку,
Да и хозяин, чтобы не сидел,
Отправлен был на лесозаготовку!
Оставшись дома, Жаба не сробела,
Её не взять… И лапа коротка!
Намытое всё золото пригрела,
Ушла и хатка вскоре с молотка!
Мораль здесь будет в «жабьей шкуре»:
Старайся с женщиной достойной закадрить!
А денег нет, то с жабою… в натуре,
Она не сможет тебя по миру пустить!
Вся человеческая мудрость, все знания мира изнывают перед одной единственной великой тайной - тайной послесмертия…
Нелегко с детства прививать ребенку культурные навыки, но еще труднее приходится потом жить этому человеку среди бескультурья и хамства.
Удар бича делает рубцы, а удар языка сокрушит кости;
многие пали от острия меча, но не столько, сколько павших от языка;
Главная потребность для жизни - вода и хлеб, и одежда и дом, прикрывающий наготу. Лучше жизнь бедного под досчатым кровом, нежели роскошные пиршества в чужих домах.
Будь доволен малым, как и многим.
Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им.
Кто наставляет своего сына, тот будет иметь помощь от него и среди знакомых будет хвалиться им.
Поблажающий сыну будет перевязывать раны его, и при всяком крике его будет тревожиться сердце его.
Необъезженный конь бывает упрям, а сын, оставленный на свою волю, делается дерзким.
Лелей дитя, и оно устрашит тебя;
Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его.
Нагибай выю его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе.
Учи сына твоего и трудись над ним, чтобы не иметь тебе огорчения от непристойных поступков его.
Загоняя время под иголки стрелок,
зашиваешь раны,
запиваешь чаем.
И не важно, сколько от тебя осталось,
сколько не вернулось
по ночам с причала.
Маяки сгорели,
нити пепла - в косы,
мыльной пеной волны -
о кривые камни.
Лишь надежда греет,
расплавляя стужу,
как лихое солнце
пробивает ставни.
В паруса фрегатов замотался ветер,
пропитался солью,
предрассветной пылью.
Не ходи сегодня на угрюмый берег:
каждый шаг на пристань
опаляет крылья.
Нужно вырвать чудо из больного сердца,
заменить надежду на осколок стали.
Не встречай рассветы до закатных маков,
не купайся в горе,
беспощадно алом.
И когда за полночь,
и в пустой постели,
алый цвет уходит,
погибая в черном.
Счастье так похоже в трафаретных судьбах,
лишь когда несчастье -
непохоже больно.
Опускаешь веки и спешишь забыться,
чтобы этой ночью
завернуться в алый.
Ты никак не слышишь,
что корабль продан,
а хозяин тонет
в глубине
бокала.
Из-за нечистого сердца даже к высокоразвитому уму никогда не пробьется свет истины.