Горю желаньем!
Я бы смог!
Сложить не мало ярких строк,
Сей женский возраст воспевая! …
Но, … «Рано!», — в ухо шепчет Бог, —
«Для дел сейчас удачный срок,
Иди!
Вперёд!, —
Стязя твоя — иная!».
Старею… Боже мой, старею! Уже не тянет на мужчин: то в каждом вижу я злодея, то каждый мнится мне - кретин. Старею… С каждым днём труднее свой реставрировать портрет. И тот час зеркальце немеет, лишь я к нему: «Скажи, мой свет.?» Не поднимают настроенье ни побрякушки, ни тряпьё. Плыву бесславно по теченью - авось куда-нибудь прибьёт… Болит спина и ноют ноги, ломает, дёргает, хрустит… Пора бы подвести итоги, да что-то совесть крепко спит. Маячит пенсия смешная последний мой ориентир. И жизни линия сплошная походит больше на пунктир. Ну что ж, старею, так старею - всему на свете свой черёд. Пойду, пройдусь-ка по аллее, а то ведь жуткий гололёд.
Бальзак воспел тридцатилетнюю,
А я бы женщину под сорок:
Она блестит красою летнею,
Но взгляд уже осенне-зорок
Не опереточная женщина,
Пленяющая всех саврасых,
Здесь очаровывает женщина,
Перед которой мир без масок;
В ней; правда, много разной разности,
А ум бесстыдно гол, как сабля,
И тайный запашок опасности
В ней тонко чует волчья капля;
У ней в кулечках вся оконница,
Давно она уже не плачет…
Но если
за тобою
гонятся,
Она тебя в постели спрячет.