Старый Питер. Бродят тени.
Свет Невы застыл в окне.
В лепестках хмельной сирени
Император на коне.
Удила зажал тугие,
вздыблен конь, дрожит рука.
Щемит сердце ностальгия -
о несбывшемся тоска.
Все слова о светлой доле
столько лет звучали зря.
Мы - слепые в чистом поле,
бродим без поводыря.
В этой страшной круговерти
озарение гнетёт -
Император перед смертью
проклял пьяный свой народ.
Истрепала ностальгия,
к краю бездны подвела.
Мы - мутанты, в нас другие
бродят гены с похмела.
Государь, прости Россию,
дай покрепче сесть в седло.
Ветер. Снег. Дожди косые.
Скулы холодом свело.
Родился я утречком, роды шли по правилам.
Свет увидел - промолчал, что за зря блажить.
Пьяненькая нянечка мне чепец поправила
и вздохнула, раз молчит, трудно будет жить.
Сколько зим и сколько лет, что от Бога дадено,
тройкой шалой унеслись от моих ворот.
На приступочке сижу - синяки и ссадины,
да от сплетен и молвы окровавлен рот.
У гитары струны в ряд, звонкие, не пьяные,
вдоль по ним, да поперёк - пальцы босиком.
Ночь приходит, без стыда пляшут, окаянные,
видно, с Богом говорят от меня тайком.
Маетно и суетно. Горько да невесело.
Что ж тебе, нетрезвенькой, ночью не спалось?
Ведь не просто номерок на ногу повесила -
совесть окаянную, чтоб трудней жилось.
Смерть - это спячка после драки.
Сомнений жизненных итог.
Душа моей больной собаки
приходит охранять порог.
Как будто в сборах на охоту
от возбуждения дрожит, -
ей вечно кажется, что кто-то
меня обидеть норовит.
Неверный свет луны размажет
в напряге замершую тень.
Она у ног моих приляжет,
когда наступит Судный день.
Тебе, мой друг, теперь навечно
дано собачий крест нести
на широте просторов Млечных.
Прости за преданность. Прости.
Мы все надеемся немного
восстать с Архангела трубой.
Так не забудьте взять в дорогу
из супа косточку с собой.
Боже правый в небеси! Что хочу - меня спроси,
чем живу, куда спешу, в чем я каюсь и грешу,
где у радости исток, где земных страстей итог,
чем жива добра лоза, где у подлости глаза?
Почему у врат твоих гнева колокол затих,
почему же злой народ дольше доброго живет?
У дороги нет конца, у завистника лица,
а к порогу твоему всяк приходит - почему?
И убийца, и поэт, всяк к вратам находит след.
Боже правый, в небеси! Чашу счастья поднеси,
дай тревог, возьми покой, дай бессонницы с тоской,
дай мне, Боже, столько сил, чтоб друзей не пережил,
чтобы тягостью своей жизнь не резала плечей.
Буду в тягость - призови.
БОЖЕ, МЯ БЛАГОСЛОВИ!
Мы у Бога доли не просили,
были в горьком выборе вольны,
брошены кукушкою Россией
в гнезда чужедальней стороны.
А теперь, конечно, всё в порядке -
голова с похмелья не болит,
можно жить красиво и в достатке,
и ходить гулять на Брайтон-стрит,
Наши неизбывные утраты
памяти позёмка замела.
Мы с тобой, мой свет, не виноваты
в том, что голова белым - бела.
Мы давно совсем-совсем другие.
Жёстче и не маемся виной.
Праведные муки ностальгии
нас теперь обходят стороной.
Я давно, мой свет, перебесился,
ты меня со временем поймёшь, -
Родина не там, где ты родился,
Родина не там, где ты умрёшь.
Родина с тобою едет следом
бездорожьем страхов и измен.
Родина, когда навстречу бедам
гордо принимаешься с колен.