Тишина
Могила спит
Крепко спит в сорочке белой
И недвижный снег лежит
Аж душа заледенела
Подходи который смелый
Может это только вид
А внутри другое дело
А мне не пишется, не пишется,
Как ни стараться, как ни пыжиться,
Как пот со лба ни утирать…
Орехов нет в моём орешнике,
Весь день молчат мои скворешники,
Белым-бела моя тетрадь.
И я боюсь, и мне не верится,
Что больше слово не засветится,
Не разгорится на губах.
…Вот я очищу стол от мусора,
И наконец-то грянет музыкой
Мой долгий страх — молчанья страх,
И станет скользко, как в распутицу,
И немота моя расступится,
И — всё напропалую трать!..
Зачем орехов нет в орешнике,
Зачем молчат мои скворешники,
Зачем белым-бела тетрадь?
1974
1
…Хоронили ангела, — влюбился,
тем и сжёг бессмертие своё.
Девочка по имени Алиса
там, внизу, на клиросе поёт.
Что в ней, сиротинке из детдома?
Имя-то… и в святцах не ищи.
Но горит в глазах её бездонно
зорька самой трепетной души.
Заглянул в них — и пропал навеки.
Тень легла на светлое чело…
И шептал он: «Люди! человеки!
Как же вам с любовью повезло».
2
…Хоронили ангела. Снимали
крылышки с него — и под замок.
Обували в жёсткие сандалии
для земных натруженных дорог.
Отыскали красную рубаху,
брюки, расклешённые слегка.
И Харона — жилистого птаха —
вызвали к себе на облака.
В накладной он вывел тонкий росчерк,
не спеша примеривал суму.
«Будь поаккуратней, перевозчик…», —
говорили сумрачно ему.
3
…Хоронили ангела. Томимы
горечью невыплаканных слёз,
пели безутешно херувимы,
глядя вниз, на ангельский погост.
Позабыв о высоченном ранге
и о счастье, запасённом впрок,
бормотал насупленный архангел:
«Все там будем… Каждому — свой срок…»
И открыл Господь тихонько раму
в небесах, — и видел среди вех,
как шагает к Троицкому храму
светлый мальчик, новый человек.
Счастливые люди
Не думают матом,
Закутавшись в пледе,
Бессильно измятом;
Не лечатся виски;
Не спят с телефоном;
Не тянутся к риску;
Не курят с балкона;
Не дышат устало
Чужим никотином;
Не спят с кем попало;
Не пьют аспирина;
Не льют мимо чашки,
Чтоб выпить таблеток;
Не ходят в рубашке
В измятую клетку;
Не рвут фотографий;
Не ищут патрона;
Не плачут ночами
До хрипа и стона;
Не пишут «ответь мне»;
Не верят, как дети;
Счастливые люди -
Их нет в интернете.
-- Э-э! Нежный, как блоха! Три дня поголодала, морозцем ударило -- и лапки вверх! Ты будь, как клоп!
…ни а, ни бэ не говоря…
а год-то новый
уже живёт среди старья
на всём готовом.
Вот старый стол - «на нём едят»,
вот телевизор,
вот старых стопочек отряд
вокруг сервиза.
Рука, дрожа, несёт ко рту
салат подсохший.
Смотрю в окно, ищу черту,
чтоб хоть немножко
увидеть жизни новизну,
расправив вежды:
вверху - дымы, сугроб - внизу
и серо - между.
Костлявый тополь в позе гну,
под мусор баки, -
ни человека на страну
и ни собаки.
От дед Мороза где кулёк?
Где от профкома?
А рядом кот врастяжку лёг,
упал, как в кому.
Здесь знает всё кот-чародей,
всю жить и нежить,
непьющий, он готов людей
бесплатно нежить.
Всё ла-ла-ла да бу-бу-бу
глумит эстрада.
Сказать хотелось бы: «Не бу…»
Но, Федя, нна-до!
Какой придумал идиот
законы наши,
а год пускай себе идёт
в эпоху маршем!
У меня радикулит,
у меня спина болит,
Два привета в двух висках,
Два мозоля в двух носках,
В сердце - гвоздь,
В ушах - бананы,
Папиросочка во рту…
Я, наверно, сдохну рано
Через эту красоту.
Полночь ослепила очи!
Загулял мой милый друг…
Жутко, жутко среди ночи
Монотонный слышать стук!
Кто там бродит в огороде?
Разлюбезный мой, не ты ль?
…То любовь моя уходит,
Опираясь на костыль…
Сижу в потёмках на подоконнике,
Бессовестно орут коты…
Март! Всё настойчивей поклонники,
Чьи помыслы почти чисты…
Мой тонкий стан шелками схваченный
Так увлекателен весной!
Но в час, другому предназначенный,
Толпишься ты передо мной…
Я умею танцевать танго,
И танцую я его ловко.
Только зря ты все глядишь, Таня,
Ты уж лучше пригласи Левку.
Вы, по-моему, вполне пара,
Он ведь парень боевой с Охты,
Ты, Танюша, пожалей парня,
Он давно уж по тебе сохнет.
Ты красивее других, тоньше,
И глаза твои синей моря,
Ты танцуешь, будто ты тонешь,
Будто ты себя спасти молишь.
Танцевали мы с тобой часто,
Я хочу тебе сказать честно,
Я же чувствую, что ты чья-то,
Но, послушай, ведь и я чей-то.
Есть у каждого из нас тайна.
Патефон давно охрип, шепчет.
Лучше вальса подождем, Таня,
Мне его не танцевать легче.
Промежуточное место между гениями и графоманами уверенно занимают поэтессы!
***
Человек, обслуживающий кота,
не пришел домой ночевать.
Кот, ощутив, как длинна пустота,
думает: «Твою мать!»
Кот, на чужие шаги за дверьми
не поднимая века,
думает: «Господи, вразуми
этого человека!»
Носит по городу ночь напролёт
шхуной без рулевого.
Если совсем человек не придёт,
где кот найдет другого?
Экая важность - твоя маята,
наши фонарь-аптека?
Человек, обслуживающий кота,
помни в коте человека.
Ну что, друзья, как будем умирать?
Обычно-незаметно или как-то
особенно, со вкусом? Например
как слово «Бог» на кончике пера,
как виртуозная, азартная игра
на взлёте заключительного такта,
как полурезультаты полумер…
Мы, зная чем закончится наш путь,
боимся неизбежности ухода,
а надо бы готовиться к нему
как… скажем… к выдоху готовим грудь,
как после выдоха готовимся вдохнуть,
как старая, дубовая колода
готовится к топорному клейму -
у каждого свой срок, своя черта
(в истории один бессрочный грешник -
раб вечной жизни, скорбный Вечный Жид)…
Пока потеет зеркальце у рта,
пока нас радует земная суета,
пока функционируем прилежно
решим, друзья, вопрос: как будем жить?
Обычно-незаметно или как-то
особенно, со вкусом? Например
как в мареве пустынном миражи,
как у художника в руках карандаши,
как дождевое, звонкое стаккато,
как лошади безудержный карьер.
Мы знаем чем закончится наш бег
(закат определяется восходом).
Не нам решать «зачем?» и «почему?» -
дадим покой уставшей голове
(как весело звучит:"разумный человек"!).
Пора понять, что мы всего лишь ноты
на стане, так похожем на тюрьму:
у каждого свой срок, своя черта
Придёт старуха и шепнёт небрежно:
«ну что ж, мой друг, идём, тебе пора»…
Пока потеет зеркальце у рта,
пока нас радует земная суета,
пока функционируем прилежно
решим вопрос: как будем умирать?
О, парящая истома
одуванчикова семени!
Я часы забыла дома
и теперь не знаю времени…
Наша жизнь - грешить да каяться,
бинтовать чужие раны…
Летом долго не смеркается,
вот и кажется, что рано.
Как всегда - грешить и каяться,
возвращаться да с повинной…
Жизнь так долго не кончается,
вот и кажется, что длинная,
что колесики все крутятся -
не отсчитывают времени…
О, июльская распутица
одуванчикова семени!..
Со своими мужикам
можно делать, что хотишь.
Со своими мужиками
не захочешь, а взлетишь.
Со своими мужиками
можно плакать, можно петь.
Со своими мужиками
можно многое успеть.
А с чужими мужиками
я желаю одного:
задушить двумя руками
возле сердца своего.