Жила-была одна очень печальная печаль. Ходила она никому не нужная, мучилась, слёз нарыдала море-океан, подошла к морю своему и решила в него броситься. Разбежалась хорошенько, чтобы поглубже упасть, споткнулась и упала. Не в море, а там, где споткнулась.
Собралась толпа народа смотреть, как печаль топится. Хохочут, радуются, подмигивают друг другу. Встала печаль, губки надула: уйдите, говорит, а то топиться перестану.
Все сразу разбежались.
Сняла она туфли, дорожку беговую свою почистила, чтобы больше не спотыкаться. Разбежалась. Бултых в воду. И плывёт. Забыла, что плавать умеет. Народ приуныл. Уйди от нас, кричат, обманщица!
Стыдно стало печали. Решила она со стыда сгореть. Набрала стыда хворостом вязанок двести. Или триста. Никто не считал. Подожгла. Ждёт. Стыд горит. А она нет. Вот позорище-то какое!
Ходит печаль несчастная туда-сюда. Глаза мозолит. Нехорошо как-то. Дали ей зеркало, чтоб в глазах не рябила: туда, мол, смотри, на нас не зыркай.
Уставилась печаль в зеркало. В воде не тонет, в огне не горит, и народ от неё тоже не в восторге. Куда деваться? Молодая ведь ещё, а уже вся такая изрёванная. Пошла в парикмахерскую: причёску менять. Меняла-меняла, всех умучила, то на то и вышло.
Выходит из парикмахерской - никакая. Видит: девочка во дворе на качелях качается. Что такое печаль - не понимает ещё, потому что мала. Улыбается она печали, ну, той деваться некуда: тоже в ответ улыбнулась. Хочешь со мной качаться? Садись рядом.
Стали они вместе на качелях качаться. Вверх, вниз. Девочка ей смешные рожицы корчит, и хохочет сама. Та поначалу подыгрывала девчонке, а потом и сама так разошлась, так ухохоталася вся, просто удержу никакого нет. Народ опять собрался. Диву даются: кто это на качельках детских? Явно никакая не печаль. Смех, да и только.
Девочка подружку свою за руку взяла, и побежали они вместе цветы-одуванчики собирать. Хохочут обе. Потому что нет печали никакой. Только радость.
- А что было, когда ничего ещё не было?
- Как это «ничего», сынок?
- А, так вот. Когда я ещё не родился, ты ещё не родился, и никто ещё не родился?
- Совсем никто?
- Ага!
- Понятно, тогда земля была пустая, горы на ней, моря-океаны, реки большие и малые, трава, леса и луга, звери и птицы, ой прости… Их ещё нет, но они скоро уже будут.
- Нет, нет, нет! Так не считается! Если нет никого, значит, никого нет: ни зверей, ни птиц, ни травы, ни леса!
- Ладно. Остаются горы, вулканы, реки, моря, пустыни…
- А они что: всегда были? А вот когда их не было, то что было, а?
- Ой, какой ты дотошный! Ладно. Когда-то ничего этого не было. И земли тоже. Только бескрайнее темное небо и звёздочки на нём, и солнце в огромном газовом облаке пыли…
- Точно?
- Не знаю, умные ученые люди так говорят.
- Раньше они тоже так говорили?
- Нет, раньше по-другому.
- А вдруг они и потом опять по-другому скажут?
- Всё может быть. Может, в шахматы поиграем, раз уж ты такой рассудительный?
- Ага, ты что думаешь: я маленький, да?
- Почему? В шахматы и взрослые играют.
- Я не про то!
- А про что?
- Как про что? Ну, ты же не ответил на вопрос! Ну, пожалуйста! Скажи: что было, когда ещё ничего не было?
- Чего «ничего»?
- Ну, совсем ничего: ни звёзд, ни неба, ни солнца!
…
- И что ты молчишь? Не знаешь? Ответь же мне!
- Я тебя люблю.
- Ну, вот опять. Я же серьёзно спрашиваю!
- Я тебя люблю, сынок.
- А что было?
- Это и было, сынок. Всегда. Даже когда не было ничего…