Пускай нас укачало
на волнах бытия, -
давай начнём сначала, -
сказал сердечку я.
Сердечко улыбнулось,
чечёточку сдробя.
Тоску с сердечка сдуло,
как листья с октября!
Страсть обернулась ложью,
урчаньем в животе.
Начать с начала можно,
да мускулы не те…
Начать с нуля, отчалить
с отвагой на лице…
Но гром хорош вначале,
а тишина… в конце.
Я отвык от людей, от нежданных общений,
от негаданных встреч и мудрёных бесед,
от взаимных терзаний и нравоучений,
источающих чаще не радость, а бред.
Я сижу, поджидая последний автобус.
На моей остановке - покой, тишина.
Я успел обогнуть этот призрачный глобус,
на котором испил вдохновенье до дна.
А теперь наступило последнее в жизни:
отвыкать от себя, превращаться в туман
и рассеяться утром над милой отчизной,
израсходовав правду в душе и обман.
Превратиться в мелкий дождик,
зарядить на много дней…
И на город толстокожий
тихо падать меж огней.
Или трогать гриву леса,
еле листья шевеля.
Или нежностью небесной
гладить сонные поля.
Слиться с речкой безымянной,
целовать людей…
Устать.
А затем в рассвет туманный
поредеть
и перестать.
Мысли утра, как цветы, -
веселы, молодцеваты,
холодны и нагловаты,
как абстрактные холсты.
Мысли дня, как стук колес, -
монотонны, башковиты,
деловиты, как москиты,
далеки от зыбких грез.
Мысли вечера - нежней.
Шелест их полузадумчив.
Так луна таится в тучах,
так озвучен мир теней.
И тесней незрячих глаз,
душ погибших одиноче
дань бессонниц - мысли ночи.
Упаси, Господь, от вас.
Я заминирован.
Табличку
повесить надо на груди.
…На шапку села мне синичка, -
скорее, дура, прочь дети!
На рукаве сидит комар.
Не знает маленький разбойник,
какой грозит ему
удар:
взорвётся мина,
и - покойник.
Маячит девушка вдали,
Она ко мне вприпрыжку
чешет.
Не подходи!
Не шевели!
Осколком надвое
разрежет.
…И благодать, и тишина,.
пока живу
окаменело.
Но вот придёт опять весна, -
и разорвётся в клочья
тело!
День растаял, словно сахар,
в серой сетке дождевой.
В сердце нет ни капли страха, -
только кровь…
Я вновь живой!
Подползает осторожно
к дому вкрадчивый туман.
…Помечтать, подумать можно,
взвесить радость и дурман.
Куры маются в сарае.
В дреме кот упал с крыльца.
Кто-то жалобно играет
на гармони без конца.
Хорошо, что есть мгновенья:
к тишине прикосновенья…
Что доступно тем, кто хочет, -
созерцанье новой ночи.
Что - как лампы в небе -
просто
можно видеть людям
звезды!
А если я,
разбитый наголову,
в своих несбывшихся мечтах,
вдруг стану
деятельно наглым?
…От ног отряхивая прах,
былых, восторженных деяний,
я буду камнем каменеть,
я буду жалким изваяньем
среди друзей своих темнеть.
Любви я горло перережу,
восторгу - ноги оборву.
Я перед смертью, точно леший -
свалюсь подкошенно в траву.
И землю буду я царапать,
И буду лунно… одинок.
А с неба будет осень будет капать,
чтоб я опомниться
не смог…
Прощается женщина с мужем.
Идет, как по небу, по лужам.
Трепещет пальто ее -- тряпка,
и скверно ей, верно, и зябко.
Мужчина ж в пучине вагона
нарезал колбас и бекона,
налил половину стакана
и выпил с лицом истукана.
А женщина тащится к дому --
к немому, глухому, пустому…
А муж ее, скомкав салфетку,
спокойно глядит на соседку.
Только не надо
ветра и града.
Только не нужно
снежно и вьюжно.
Нынче рвалися,
падали листья.
Вот они клены - сплошь оголены.
Вот они ивы -
сонно-тоскливы.
Вот они липы -
бывшие глыбы,
бывшие тучи
зелени, сучьев.
…Если возможно,
дождь - осторожно!
Ветер, ты вечен,
будь человечен.
Солнце и время,
мудрое племя,
вы ли не сила?
Я ль не просил вас?
Кого спасает шкура,
кого - огонь азарта;
одних - хранит культура,
других - обед и завтрак;
тебя - спасёт помада,
его - спасёт работа…
Меня ж спасать - не надо:
мне что-то неохота.
1962.
Подарили мне будильник,
чтобы я не спал излишки,
чтобы я прослыл мобильным,
чтобы я печатал книжки.
Чтобы я строку тупую
начинял начинкой здравой.
Чтобы я, когда тоскую,
был осанистым и бравым.
Чтобы я служил тревоге,
чтобы я шумел мозгами,
чтобы утром на дороге
я размахивал руками!
Как это просто - жить напропалую,
в любую вламываться дверь,
петь асмодею аллилуйю
и скалить зубы, аки зверь!
А ты попробуй продвигаться тихо
по жизни - добромыслием шурша,
в себе смиряя всяческое лихо,
но чтоб… не зачервивела душа!
Открыть бутылку проще, чем улыбку
извлечь из помрачневших глаз,
или, поймавши золотую рыбку,
её на волю отпустить… тотчас!
Куда бежать
от холода сквозного?
Где эти нивы
или - города?
Кто мне подскажет
маленькое слово,
снимающее с сердца
холода?
И всё же есть
Страна отдохновенья,
зовущий мир,
хранилище тепла!
И я опять
срываюсь на колени
и умоляю,
чтобы ты жила…
Где баобабы вышли на склон,
Жил на поляне розовый слон.
Много веселых было в нём сил,
Скучную обувь он не носил.
Львы, да и тигры, глупый шакал
Двигались тише, если он спал.
Был он снаружи чуть мешковат,
Добрые уши, ласковый взгляд.
Но подступили дни перемен:
Хитрый охотник взял его в плен.
И в зоопарке пасмурным днём
Стал он обычным серым слоном.
Звери смеются, шутят о нём:
«Ай да красавчик! Серый, как дом!»
Слон улыбнулся, слон их простил,
Но почему-то слон загрустил.
Зря унываешь, нету беды.
Я-то ведь знаю - розовый ты.
Может, случайно где-то во сне
Ты прислонился к серой стене.
Добрый мой слоник, ты извини,
В жизни бывают серые дни.
Скоро подарит солнце рассвет,
Выкрасит кожу в розовый цвет!
Где баобабы вышли на склон,
Жил на поляне розовый слон.
Много веселых было в нём сил,
Скучную обувь он не носил.
Пей сейчас
густую мудрость книг.
Слушай птиц,
их пение и крик.
Запах звезд небесных
улови.
Тронь рукой сияние любви.
Ухвати безумие
за хвост!
Но - сегодня!
Завтра - не до звезд.
Лишь сегодня радуйся и верь!
Барабань в любую
душу-дверь.
Выключай сегодня в сердце зло.
Бей сегодня
хищника в мурло!
Выноси сейчас
себя на суд.
Никакие «завтра»
не спасут.